Андрей Марченко - Наследство одной ведьмы

Я сделал полушаг назад и вправо. Она зеркально повторила мое движенье.

— Привет! — сказал я.

— Уже здоровались, — ответила она.

— Видишь, я существую и без проводов. Кто я?

Мы кружили, рассматривая друг друга, будто танцевали — каждый с собственной тенью.

— Ты легкое расстройство рассудка. Ты плод воображения.

— Чьего? Твоего? Или своего?

Я был сильней, я был готов к нашей встречи — ведь все же это был второй человек, который мог меня видеть. Она же видела первого в своей жизни призрака.

И конечно же она не выдержала:

— Уйди, — сказала она. — Ты силен ночью, ибо ты сон. Но попробуй явиться днем! Уйди! Изыди!

Затем она осенила меня крестным знаменем.

И я сделал то, что она просила. На пятках повернулся через левое плечо и ушел в ближайшую стену.

Я сделал, что она просила. Но не из-за крестного знамения — я могу зайти в церковь, потушить свечку, пройти сквозь алтарь — и мне ничего не будет.

Не буду утверждать, что Бога нет. Напротив, я верю в него всем сердцем, хотя становиться на колени, бить поклоны, возносить молитвы — определенно не мой стиль. Бог есть — по крайней мере у меня в душе. И пока он есть там — он будет вездесущим, в том числе и на небесах. И мне кажется, что там, вверху кто-то ко мне очень хорошо относится.

Свечка же — это такой пустяк, я потом отдам с процентами.

Я ушел по ее просьбе, но не против своей воли.

Дать ей спокойствие до утра, даже до понедельника, чтоб она выспалась в теплой постельке до такой степени, чтоб поняла — вокруг нее реальность, и если мир ущипнет за попку, будет синяк и будет довольно больно.

Больше чем на двое суток я оставил ее в покое.

В выходные институт замирал, запертый за периметром забора. Из трех проходных работала только одна, да и та в полсилы.

В воскресенье пошел дождь — погода стояла славная и выбрался погулять. Всю жизнь мечтал выходить сухим из воды…

Потом отправился в библиотеку — в каморке лаборант оставил открытой том Иосифа Флавия «Об иудейской войне». Уже давно я пытался восполнить пробел в знаниях и все же узнать, как был разрушен Иерусалим.

Спать лег рано, почти с закатом, но долго не мог заснуть.

Я долго успокаивал, что даже если просплю, в запасе есть все остальные дни недели, что я легко наверстаю. И вообще — проспать я не смогу, потому что я призрак и сплю мало…

… И конечно же проспал…

Место в катакомбах института, которое я избрал своей резиденцией, находилось в тридцати метрах под землей.

Там было тихо и темно — идеально для призрака, страдающего бессонницей. Когда-то здесь оборудовали бомбоубежище на случай атомной войны для ректората, обставили шикарной мебелью. Но власть поменялась, чертежи, и планы, как водиться, потерялись, хотя электрики так и не обесточили это убежище.

Я проснулся нехотя и с мыслю, типа: «кстати а который сейчас час». В убежище хронометры имелись в избытке, но все они остановились лет тридцать назад, а завести их я не имел сил.

Я поднялся вверх — там во всю светило солнце. Я прикрылся от него рукой. Не то чтоб я боялся солнце, как прочая нежить — просто за ночь в полной темноте я отвык от света.

Наверху был день. Именно день, ибо почти все утро я проспал. По институту бродили студенты.

Забежал в бухгалтерию, посмотрел на часы — половина двенадцатого, выругался, рванул в деканат знать ее расписание. Со звонком на пару вбежал нужный корпус, взлетел по ступенькам и лишь после преподавателя вбежал в аудиторию. Она сидела на предпоследнем ряду, одна за партой. Я упал рядом:

— Ну что, я не сильно опоздал?

Она посмотрела на меня краем глаза, вздохнула и вернулась к своим тетрадям.

Тут преподаватель начал читать лекцию — что-то скучнейшее о преобразовании матриц. Подобное я слышал многократно, и мог бы прочесть лекцию сам. При условии, конечно, если бы мог писать на доске и меня кто-то слышал. За последние пятьдесят лет в этой методике ничего не поменялось. Я откровенно заскучал сперва бродил по аудитории. Заглядывал всем в тетради, затем долго стоял у окна.

Потом все же не выдержал:

— Да ну его, — сказал я Василисе. — Пойду погуляю. Я вернусь!

Возвращаться пришлось два раза — первый раз в маленький перерыв. Но увидев меня Василиса тут же скрылась в дамском туалете и появилась только после звонка.

Я опять ушел — но недалеко. Остановился у выхода из корпуса, чуть в стороне, за живой изгородью. и моя осторожность оказалась не лишней — за пять минут до конца пары она выпорхнула из корпуса. Осмотрелась по сторонам, но меня не заметила. Кивнула и побежала.

Догнать ее мне не составило особого труда, но я не стал ее останавливать, а просто шел рядом с ней. Удивительно, но она так и ни разу не обернулась. Боялась, что ли увидеть там меня.

За проходной института была маленькая булочная. За сдобой вытянулась очередь. Василиса встала в конец. Когда подошла ее очередь, я стоял рядом с булочником.

Она расплатилась, взяла требуемое и мы не спеша вышли на воздух:

— И снова здравствуй, — сказал я щурясь от яркого дневного света. — пары прогуливаем, значит… Не хорошо…

— Слушай, ну чего ты ко мне прицепился! Что тебе надо.

Этот вопрос поверг меня в ступор. А и правда, чего? Любви? Нет, любви я не добьюсь, да и необязательна она мне была. Дружбы? Разрешения быть рядом с ней? Ну, положим, мне оно было не нужно — она не могла меня прогнать. Что она могла сделать? Пожаловаться в милицию, что к ней пристает призрак?

Я молчал, и говорила она:

— Ну за что мне горе такое — все в роду были нормальные! И вот мне радость такая!

Говорила она громко и люди, проходя мимом оборачивались на нее.

— Не кричи, — сказал я. На нас смотрят.

— На нас?

— Ну хорошо — на тебя… Хорошо… Я похоже, знаю что мне от тебя нужно.

— И если я это сделаю, ты исчезнешь?

Я покачала головой:

— Это вряд ли…

— Тогда что мне за интерес слушать тебя? Ну да ладно. Выкладывай, что у тебя за условия.

— Я хочу, чтоб ты поверила в мою реальность.

— Как можно верить в реальность призрака? Я просто рехнулась — тебя нет, и разговариваю сама с собой. Что мне делать?

Вывод напрашивался сам собой:

— Поехали к доктору?… — предложил я.

В городе было так много институтов, что В городе было так много институтов, что для студентов построили отдельную больницу.

Не знаю какой расчет здесь был, но я так подозреваю, было решено, что больной и больной студент — суть два разных больных. Следовательно, последних надо возвращать к жизни в отдельном месте, желательно людьми подготовленными.

Не скажу, что все студенты симулянты — напротив, порой, некоторые запускали болезни до такой степени, что… Но не будем о грустном.

Чтоб исключить подобное, каждую осень и весну больница чуть не трещала по швам — кураторы и деканы загоняли студентов на медосмотр.

Еще один наплыв, но уже добровольный начинался во время сессии. К терапевтам выстраивались длиннющие очереди, тех кто желал получить больничные листы. В очередях делились методами подъема температуры и описаниями симптомов.

Был совершенно уникальный случай, когда один, наслушавшись, что температуру подымает обыкновенный графит, наелся его до такой степени, что попал в больницу с отравлением.

В день нашего визита в коридорах больницы было благостное затишье, иногда у двери приема или результатов ожидали несколько человек, но попадались этажи, где в холлах не было ни одного человека.

Дежурный психиатр скучал в своем кабинете. Впрочем, думаю, скучал он и во все иные времена. Ибо, при осмотре свою работу он делал быстро:

— Проходите, садитесь… Жалобы есть? Посмотрите сюда… Сюда… Можете быть свободны. Следующий.

Даже во время сессии к нему попадали лишь самые изобретательные.

Похоже, жизнь у него была не пыльная до того самого дня, как в его дверь не вошли мы.

Василиса постучала в дверь.

За ней что-то хлопнуло и послышалось:

— Войдите.

Докторишка был классический — не то чтоб толстый, но полный, в очках. Из стакана он тянул давно остывший чай и что-то пописывал в чьей-то истории болезни.

— На что жалуетесь?

— На меня она жалуется! — ответил я.

Конечно же врач никак не прореагировал на мои слова.

— Ну что я говорил? — сказал я Василисе. — Полный лопух.

— Доктор, — начала Василиса, усевшись напротив врача. Меня… Мне кажется, что меня преследует один человек.

— А вы уверены, что это к нам? Может, вам в милицию надо обратиться?

— Дело в том, что он призрак, проходит через стены… И даже… — она понизила голос до шепота, даже сейчаc он здесь, с нами… В этой комнате…

— Не секретничай, — заметил я. — Все равно я все слышал.