Далия Трускиновская - Коломбине дозволено все

Но что это был за разговор! Поскольку Лариса фактически не являлась уязвленной стороной, то и не возникало у нее позыва к истерике или обмороку. Более того – Лариса встряхнулась! Она должна была спровадить незнакомку до прихода Аси. И стоило послушать, как она рванулась в атаку! Тряхнув боевым своим журналистским прошлым, принялась Лариса расспрашивать, где незнакомка живет, да какие у нее условия, да на каком она месяце, да помогут ли родители, и все это с безупречной профессиональной цепкостью, подкрашенной благодушием. Тактика оказалась удачной. Незнакомка, сбитая с первоначального своего наскока, растерялась и отвечала, как на экзамене. Похоже, она рассчитывала на скандал, после которого этой же ночью жена выставит Диму за дверь, а скандала-то как раз и не получалось.

Возмутительнице спокойствия было лет двадцать, на Ларисин взгляд, и скроена она была без единого уголочка, вся кругленькая, ладненькая, причем мотив окружности невольно повторялся во всем – в покрое сумки, узоре шейного платочка, рыжеватых кудряшках на лбу, наконец. Это так контрастировало с суховатой, подтянутой, похожей на классическую английскую леди Асей, что Лариса готова была понять Диму. Вот только замечалось в незнакомке, при всей ее ладности и уютности, что-то страшно неустроенное, чуть ли не бездомное, как у забредшей в тепло бродячей кошки.

И смутно делалось Ларисе от этого ощущения, ох как смутно…

Завершив допрос, – причем Незнакомка выпила за это время четыре чашки крепкого чая с вареньем и так распарилась, что даже ее суетливые ответы обрели плавность, – Лариса поблагодарила ее за визит. А затем, сбив с толку комплиментом ее модным туфлям, предложила сопернице одеваться и отбывать, потому что вот-вот явится Дима, а обсуждать такие дела втроем – нелепо, дико и наводит на мысль о скандале в гареме. И раз они, женщины, пришли к какому-то соглашению, то мужчину в это впутывать уже не стоит.

Соглашения, разумеется, никакого не было, но разговор длился так долго, что сам по себе мог сойти за это соглашение. И потому ход, каким Лариса выпроводила незнакомку, вполне можно назвать ловким. А проснувшиеся сегодня при слежке за Кологривом шпионские таланты подсказали Ларисе потушить на кухне свет и поглядеть из-за шторы, действительно ли незнакомка уехала и не столкнулась ли с Челноковыми на троллейбусной остановке.

Такого кошмара не произошло. И, вздохнув с облегчением, Лариса вспомнила, что так и не спросила, как зовут соперницу. Но это уже не имело значения.

Вскоре явились и Дима с Асей. Выслушав положенные благодарности, Лариса заторопилась домой и только попросила Диму зайти к ней на пять минут – у нее вроде дверца от шкафа собралась отлететь.

И был дан горнолыжнику и альпинисту жесточайший разгон. Припертый к стенке, Дима отбивался тем аргументом, что хоть и напозволял себе лишнего, но о последствиях слышит впервые.

За неимением времени на перебранку, Лариса ему поверила. Пора уж было искать выход из положения. Ведь Асе, в ее теперешнем состоянии, знать про мужнины подвиги не следовало. Она ждала второго малыша, хотя и Дениску-то родила, невзирая на запреты эскулапов.

Но мирились они свирепо.

ДИМА. Да люблю же я Аську, сама видишь! Но у нее одна хворь за другой, а я? Мне эти женские хворости уже поперек горла стоят. Постоянно ей врач все запрещает, я теперь – особенно! А я что, каменный? У меня тоже какие-то потребности имеются, и…

ЛАРИСА. Дать бы тебе по твоим потребностям!

ДИМА. Ты, что ли, в монастыре живешь? Я с тобой откровенно говорю, ты же свой парень, а ты?…

ЛАРИСА. Свой парень? Опять – старые боевые кони?

ДИМА. Какие кони? А-а! Ну, вроде того… Уж ты-то должна понять!

ЛАРИСА. Попытаюсь. Ладно… Будут вам боевые кони…

Разобравшись кое-как с этической стороной дела, они перешли к практической: как не допустить Димину случайную подругу до законной и реальной жены.

Вот и закрутилось все, и не повернуть назад. Вот и Дима удрал домой, и в окнах напротив свет погас, а Лариса все сидит и размышляет.

Два раза в течение дня боевым конем обозвали! И оба раза за то, что блудливым мужикам выкрутиться помогла! Ну, есть ли после этого справедливость на свете?

И принялась Лариса со всей жестокостью по отношению к себе, дуре бестолковой, вспоминать, как впервые встретила подлеца Кологрива, как он ничтоже сумняшеся со своей Валентиной ее знакомил, как недавно пирожным в буфете угощал, а она и растаяла, дуреха несуразная… И как она, еще в бытность его скромным выпускающим в многотиражке, грешки его мелкие покрывала, а сама ведь занимала там куда более важный пост – корреспондентский. И как помчалась вслед за ним в городскую газету – хоть уборщицей, хоть машинисткой! Вот и оказалась в итоге корректором… Ведь не переиграть, ведь не вернуть бездарно растраченного времени, вот что обидно. И вечера сегодняшнего обидного не переиграть.

И как же это так все получилось? Лариса посмотрела в оконное стекло прямо перед собой. По ночному времени оно не хуже зеркала отразило ее лицо. И стало даже странно, что не конскую морду…

И было тут Ларисе потустороннее видение.

Она явственно услышала голос, вещавший:

– Женщина! Как ты дошла до жизни такой?

Конечно, если во взбудораженном состоянии досидеть до четырех утра в гулком одиночестве, еще и не то услышишь. Но ведь сегодня с Ларисой уже произошло одно чудо, почему бы не быть другому? Или не было мистического шиповника?

Лариса принесла из прихожей сумку, пошарила в ней – и действительно вытащила ожерелье. Растянула на пальцах – не слишком длинное. Примерить? А почему бы и нет? И, глядя в оконное стекло, надела Лариса подарок судьбы, и легли прохладные плоды ей на грудь. И овеяла сердце приятная такая прохлада.

А внутри происходит что-то непонятное. Как будто возник клочок пустого пространства и начал расти, и обозначилось нечто пестрое, с золотыми и серебримыми проблесками… и с алым тоже… Все пристальнее вглядывается в себя Лариса, все отчетливее оно становится, и уже можно разглядеть наряд с черными, зелеными, белыми и красными ромбами.

Но оно, хоть и внутри, еще настолько далеко, что ни лица, ни фигуры разобрать нельзя, и только доносится куплет совершенно незнакомой песни:

Из чего можно заключить, что оно – женского рода, но с выводами лучше не спешить – а вдруг это и не оно вовсе поет?

Тем более, что странный головной убор обнаружился на нем – черная бархатная треуголка.

ОНО. Здорово ты себе все испортила, голубушка. Твой красавец Кологрив в тебе женщину в упор не видит.

ЛАРИСА. Сама виновата. Опустилась. Намажусь, оденусь, причешусь…

ОНО. И получишь дежурный комплимент. Или ты собираешься каждый день менять туалеты? Это на твою-то зарплату?

ЛАРИСА. А как же тогда быть?

ОНО. Давай думать. Раз он не оценил твою верность и стойкость, твое бескорыстие и готовность в любую минуту кинуться на выручку… Впрочем, и правильно сделал, что не оценил.

ЛАРИСА. То есть как?!?

ОНО. А это, милая, все – собачьи достоинства. Когда человек в них нуждается, он заводит собаку, с ней, кстати, и проще – знает свое место.

ЛАРИСА. Ну, спасибо… То конь, то собака…

ОНО. Сама виновата. Ты же первая забыла, а в результате и прочим позволила забыть, что ты – женщина. На юбку свою посмотри! А теперь повторяй за мной: я – женщина!

ЛАРИСА. Ну, я – женщина…

ОНО. Вяло. Еще раз.

ЛАРИСА. Женщина я.

ОНО. Вдохновения мало. Еще!

ЛАРИСА. Ну, баба я, баба я, баба!

ОНО. Так. И если меня не любили за мои достоинства, то полюбят за недостатки. Повторяй!

ЛАРИСА. То есть как?

ОНО. И если не замечают моих взглядов, я пущу в ход хитрость, увертливость и упрямство!

ЛАРИСА. Но каким же образом?

И тут буквально в двух словах наметило загадочное существо некий план и даже разбило его для доходчивости на ряд боевых операций. План был прост и забавен, хотя требовал некоторого риска, актерских данных и материальных затрат. Так что Лариса минут пять молчала в недоумении – и соблазнительна казалась ей эта затея, и нахальна, и вообще… А главное, в голове не укладывалось, как это она, человек уравновешенный, деловой и не склонный к авантюрам (если не считать совращения Соймонова), отважится на такие кошмарные деяния.

ОНО. Я понимаю. Ты еще не готова. Сегодняшних событий тебе мало. Ничего, не тороплю. Недолго осталось…

ЛАРИСА. Откуда ты знаешь?

ОНО. Твое самолюбие крепко задели. Еще два-три щелчка по больному месту – и порядок.

ЛАРИСА. И откуда же мне их ожидать?

ОНО. Отовсюду. Ты просто однажды очень отчетливо увидишь то, чего раньше замечать не желала… Ну, мне пора.