Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

— Ну и что?

— Ты, должно быть, перед этим напился воды, Кэртис. Ты ведь пил воду, правда?

— Боже милосердный! — воскликнул Кэртис. — Ну что плохого в воде?

— Доктор говорит, Кэртис, что нам придется все проделать заново.

— Нам? Ты-то тут при чем?

— Видишь ли, я, конечно, понимаю, что это глупо, — виновато продолжал Боб, — но… при этом обязательно должен присутствовать представитель нашей фирмы. Таковы правила.

— Давай, давай, ребята! — снова закричал Боджо. — Пошевеливайтесь!

В отдельном кабинете стоял овальный стол. На одной стене висела картина, изображающая Большой Каньон, на другой — пожелтевшая фотография Бостона после пожара 1872 года.

— Ну, ребята, — обратился к нам Боджо. — Рассаживайтесь, где кому нравится, и ешьте суп. Живот от голода подвело.

На первое подали крепкий бульон, на второе телячьи котлеты в сухарях, на третье пирог из черники или мороженое — по выбору. Завтрак оказался более плотным, чем обычно съедал я да и остальные, и более обильным, чем любой из нас мог съесть, если не считать Криса Иванса — тот явно выглядел голодным. Беседа носила бессвязный характер, словно мы понимали, что собрались сюда не для разговоров. Кэртис рассказывал мне о своей яхте, а Боджо в конце стола болтал с Чарли Робертсом.

— Скажи-ка, Чарли, — спросил он, — ты занимаешься сейчас какими-нибудь физическими упражнениями?

— Главным образом думаю о них.

— Вот то-то и оно. Доктора никогда не следят за собой.

— Просто не хватает времени, — отозвался Чарли.

— Не морочь мне голову. Каждый раз, когда знакомого мне доктора вызывают к роженице, выясняется, что он либо путешествует, либо где-нибудь развлекается. Все вы, врачи, разыгрываете из себя людей особого склада.

— Вовсе нет! — запротестовал Чарли.

— Вечно делаете вид, что знаете все на свете. А вообще-то среди докторов тупиц не меньше, чем среди бизнесменов. Черт возьми, да я сам чуть не поступил на медицинский факультет!

— Вот тогда бы я не стал опровергать твое мнение о врачах, — заметил Чарли.

— Вот я и говорю, — продолжал Боджо, — что врачи отнюдь не семи пядей во лбу.

— Пожалуй, — согласился Чарли.

— Они или делают вид, что им все известно, или, наоборот, прикидываются, что ничего не знают.

— А что же, по-твоему, мы должны делать? — спросил Чарли.

— Ты уклоняешься от прямого ответа на мой вопрос, — заявил Боджо. — Я говорю, что человек при желании всегда может найти время для физических упражнений. Вот возьми меня. Иногда я возвращаюсь домой часов в десять вечера, а все-таки нахожу время, чтобы поупражняться. Если нет возможности заняться чем-нибудь другим, то начинаю упражняться на станке для гребли.

— На чьем? — спросил Чарли.

— На своем. Один стоит у меня в туалетной комнате в городе, а другой в загородном доме. Обзаведитесь, ребята, такими станками, и вы сразу почувствуете себя лучше. Я занимаюсь с полчасика каждое утро, перед завтраком. А вечером, когда возвращаюсь домой, гоняю себя до пота и, говоря откровенно, сейчас чувствую себя так же прекрасно, как в молодости. Вы знаете, что я сделал вчера вечером?

Лица всех присутствующих повернулись к нему. Никто не знал, что он сделал вчера.

— Я обедал у Джо Ройса. Не знаю, как получилось, но кто-то поспорил со мной, что я не смогу спуститься по лестнице на руках. А я взял и спустился. Два пролета.

— И натер мозоли? — поинтересовался Чарли. Боджо рассмеялся и подозвал официанта.

— Можете подавать виски с содовой, — сказал он. — К кофе дадите коньяк.

Кэртис Коул, снова заговоривший было о яхтах, замолчал, а Боб Ридж наклонился к нему над столом.

— Пока мы не забыли, Кэртис, давай договоримся о встрече.

— Это зачем же? — спросил Кэртис.

— Но мы ведь уже говорили. Пустая формальность, не больше. Ты в какое время встаешь по утрам?

Глаза Кэртиса Коула раскрылись еще шире.

— Знаешь ли, Боб, — начал он, — я, конечно, понимаю, что тебе нужно зарабатывать на жизнь…

— Ты только скажи, в какое время встаешь по утрам, — перебил Боб, — и я загляну к тебе.

— О какой чертовщине вы там разговариваете, ребята? — поинтересовался Боджо.

— Ничего особенного, — ответил Боб. — Обсуждаем один деловой вопрос, и все.

— А что ты собираешься выпрашивать у Кэртиса утром?

Кэртис Коул отодвинул свой стул и встал.

— Ни черта он у меня не выпросит!

— Это чисто деловой вопрос, Боджо, — повторил Боб.

— А мы собрались сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать деловые вопросы, — отрезал Боджо.

— Рад слышать, — произнес Кэртис.

— Но чем ты так недоволен? — осведомился Боджо. — Что с тобой, Кэртис?

— Не стоит говорить об этом. Мне просто осточертело отбиваться от школьных товарищей, которые так и норовят всучить тебе что-нибудь.

— Послушайте, ребята. — Боджо обвел нас взглядом. — Мы же условились не говорить о делах.

После десерта, за которым последовали кофе, коньяк и сигары, я взглянул на часы. Было уже два часа.

— Знаешь, Боджо, — сказал я, — все оказалось очень мило, но мне, к сожалению, пора возвращаться на работу.

— Ну нет. Никто не должен уходить, во всяком случае, сейчас. Рассаживайтесь поудобнее, отдыхайте и слушайте, что я скажу. Мы должны на время забыть о всяких личных делах, нам нужно сделать кое-что для нашего выпуска.

Боджо поставил локоть на стол, провел другой рукой по своим коротко остриженным волосам и нахмурил брови.

— Не знаю, как это получается, — продолжал Боджо с коротким смешком, — но вечно на меня все взваливают и вечно мне приходится работать за всех. Вот и сейчас, когда мы готовимся отпраздновать двадцать пятую годовщину со дня окончания университета, все приходят ко мне и говорят: «Ну что ж, давай начинай, мы же выбрали тебя!» И я, конечно, начну. Безусловно, будут созданы всякие там комиссии по организации развлечений и все такое прочее, но в конце концов работать придется выпускникам, которые проживают здесь, у нас, или по соседству. Только от нас самих зависит, проведем ли мы наш юбилей так, чтобы потом было о чем вспоминать. После долгих размышлений я пришел к выводу, что было бы неплохо создать для начала неофициальный небольшой комитет из людей, которые не любят болтать, хорошо относятся к своим школьным товарищам и не боятся работы. Вот почему я и остановился на вас. Мы как раз и составляем такой комитет и, клянусь богом, начнем работать засучив рукава!

Все молчали.

— Вы, я вижу, озадачены. Но уверяю вас, стоит нам только начать, а там работа пойдет как по маслу. Все мы дружно возьмемся за дело, доведем его до конца и, не сомневаюсь, чертовски хорошо проведем время. Конечно, порядок таких встреч давным-давно разработан. Съедутся наши товарищи по выпуску с женами и детишками, и мы разместим их по дортуарам. Правда, жен нужно чем-то развлекать, и кому-то придется заняться этим, как и детишками, чтобы они не перепутались. Разумеется, ребятишек мы поручим нашим женам. Меня особенно беспокоит заключительный вечер, в котором должен принять участие весь наш выпуск, наши жены, дети и все остальные. В прошлом году на вечере оркестр исполнял популярные мелодии, а дети пели наши старые песни. Все провели время на славу, хотя некоторых детишек пришлось потом разыскивать… Ну так у кого есть какие-нибудь предложения о программе развлечений?

Все снова промолчали.

— Давайте, давайте, — поторопил Боджо и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Разумеется, будут устроены игры в мяч, обед только для мужчин и пикник где-нибудь в загородном клубе или у кого-нибудь в Бруклине, если найдется владелец подходящего имения. Но больше всего, повторяю, меня беспокоят развлечения. Так что вы можете предложить, ребята?

— Не напишет ли кто-нибудь ревю? — заметил Кэртис. — Я слышал, во время одной из таких встреч поставили ревю.

— Было бы неплохо, — согласился Боджо. — Но кто напишет либретто? Кто-нибудь из вас возьмется написать?

Никто, видимо, не чувствовал себя способным на это. Спокойный и уверенный взгляд Боджо остановился на Крисе Ивансе, сидевшем наискось от него, у противоположного конца стола.

— Как думаешь, Крис? — спросил он. — Ты сумел бы написать либретто?

Крис поставил локти на стол.

— Я не умею писать либретто, да и времени у меня нет.

— Ну так попытайся! — воскликнул Боджо. — Попытаться всякий может.

— У меня нет желания заниматься этим, — раздраженно ответил Крис. — А времени у меня нет потому, что я должен зарабатывать на жизнь.

— Ну знаешь, всем нам придется немножко потрудиться и выкроить какое-то время, — возразил Боджо, — тем более что это будет нечто вроде каникул. Ведь мы же хотим почувствовать себя снова студентами и тряхнуть стариной. В самом деле, ребята, разве может кто-нибудь отрицать, что четыре года, проведенные в Гарварде, были счастливейшими в его жизни?