Екатерина Вильмонт - Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры

– Тебе хорошо говорить, ты никогда не курила.

– А мне этого не запрещали, вот я и не курила. Неинтересно, незапретный плод. Я Дашке тоже ничего не запрещала, и, как видишь, хорошая девочка выросла.

– Да, она у тебя прелесть! А мой сын остался в Германии, не пожелал сюда ехать, и, наверное, правильно.

– Жалеешь, что сюда приехала?

– Нет, ни минуты, мне в Германии что-то не жилось. И еще я здесь Стаса встретила, последнюю любовь!

– Почему последнюю?

– Ну, не все же такие прыткие, как ты, Мурашка! Кстати, опять твою маму вспомнила. Помнишь, как мы все ужасались, что Варька замуж за кого-то не того вышла? А твоя мама сказала: «Подумаешь, не навек же!» Меня это просто потрясло тогда. Вот и ты такая же! Сама не знаю, за кого замуж выхожу, это ж надо! Ой, Мурашка, хорошо, что мы все-таки встретились в этой жизни!

– Дай бог, не последний раз, Вавочка!

И мы обнялись.

…Наконец все ушли, Даня лег спать, и мы остались вдвоем с Дашкой. Вавочка, разумеется, перемыла часть посуды, но и нам кое-что осталось. Мы возились вдвоем на кухне, а потом, когда все было убрано, сели за стол выпить по чашке чаю.

– Ох, мама, как жалко, что ты уезжаешь, я опять так к тебе привыкла!

– Данечка, солнышко мое!

– А может, правда приедете с папой осенью?

– Если с папой, то вполне возможно, а если без папы, то вряд ли – денег не наскребу. Но через год – в любом случае. Думаешь, мне легко оставлять свою единственную дочку?

– Мамуля, неужто ты еще сомневаешься в папе? Ведь он сегодня звонил.

– Сказать по правде, почти уже не сомневаюсь, только боюсь поверить в такое счастье.

– Мама, скажи, ты все эти годы его любила?

– Ох, Дашка, и любила, и ненавидела, и забывала, и опять любила, короче говоря, эта рана не заживала, а вот была ли это любовь или уязвленное самолюбие, не могу точно ответить.

– Но ведь когда вы здесь встретились…

– Да, здесь у нас появилась возможность прожить непрожитое, и нас как магнитом потянуло друг к другу. Он ведь очень привлекательный, твой папа.

– Да, я тоже это вижу и не могу понять, как он прожил такую жизнь.

– А он человек инертный, женился по указке мамы, жил по указке жены…

– Вот и отлично, теперь он будет жить по твоей указке!

– Думаешь, будет?

– Обязательно, мамуля. И знаешь что, я ужасно хочу приехать на вашу свадьбу!

– Дашка, вот было бы здорово! На дорогу я тебе денег наберу.

– Только ты папе ничего не говори, с деньгами как-нибудь устроимся, пусть для него это будет сюрпризом! Я приеду тайком от него, переночую у Иришки и явлюсь прямо в загс, с цветами, представляешь? – захлебывалась от восторга Дашка. Она обожала всяческие сюрпризы. – Правда это будет здорово? Вот папа обрадуется!

– Надо думать!

А почему бы и нет, может, все еще так и будет? Чем черт не шутит!

Утром я побежала в последний раз искупаться в море, бросить монетку, купить последние сувениры. А когда я пришла домой, явилась Лиза упаковывать мои вещи.

– Не знаю, Лизаня, по-моему, все это никуда не влезет! – ужаснулась я, увидев, сколько всего предстоит упаковать.

– Влезть-то влезет, главное, чтобы перевеса не было, – сказала благоразумная Лиза. – По-моему, у Дашки где-то был безмен. Давай на нем все взвесим!

Я пошла искать безмен, а Лиза взялась за упаковку. Делала она это гениально и в результате все прекрасно уместила в две сумки. Третья была уже заполнена еврейской почтой.

– Ну вот, а ты боялась. Одна сумка совсем свободная! И никакого перевеса. Полетишь как белая женщина, без багажа!

– Здорово! А то я всегда как вьючная лошадь. Но ты забыла про мои альбомы, их я в багаж не сдам.

– А они очень тяжелые?

– Ничего, своя ноша не тянет!

Тут примчалась Дашка, а вслед за нею и Люба. Мы простились с Лизаней, даже чуток всплакнули, и она убежала к своему сынку. А Любка заявила, что непременно поедет меня провожать.

Мы пообедали и стали собираться. Тут примчался запыхавшийся Даня, схватил бутерброд и потащил вещи в машину.

– Ну что, присядем на дорожку?

Мы присели.

– С Богом!

Едва мы вышли из квартиры, я сказала:

– Девочки, спускайтесь, я сейчас!

Я вернулась и зашла в комнату, где жил Марат. Присела на злосчастный диван и прижалась щекой к подушке – мне казалось, она еще хранит его запах. Если все будет хорошо, через несколько часов я буду с ним. Пора ехать.

– Мамочка, если бы не папа, я бы сейчас слезами умывалась, но теперь я знаю, мы скоро увидимся, да?

– Да, моя деточка.

– Это каким же образом? – заинтересовался Даня.

– Мы с мамой решили, что я полечу к ней на свадьбу! Здорово, правда?

– Охо-хо, – тяжело вздохнула Люба. В отличие от меня она всегда была пессимисткой.

И вот наконец последние объятия и поцелуи. У всех нас, кроме Дани, глаза на мокром месте.

– Как я тебе завидую, Кирка, летишь в Москву! Ладно, передавай там привет всем нашим, Альку с Васькой особо поцелуй. – Потом она шепнула мне на ухо: – Ты клятву сдержала?

– Да! – твердо ответила я.

– Слава Богу!

Мне давно уже пора идти, но Дашка в последний раз кидается в мои объятия.

– Мамулечка, позвони мне утром, ладно?

– Обязательно, деточка, обязательно позвоню!

В самолете рядом со мной оказалась старая еврейка, ни слова не знавшая по-русски, мы с нею только вежливо друг другу улыбались. И хорошо. Мне сейчас совсем не хотелось разговаривать с чужим человеком. Ведь через несколько часов для меня начнется новая, незнакомая жизнь. Какой она будет? И сколько ее будет, этой жизни? Ему ведь уже седьмой десяток. Но я сделаю все, чтобы ему было хорошо со мной, я буду следить за его здоровьем, я прекрасно умею ухаживать за больными… И пожалуй, нам действительно лучше куда-нибудь уехать, чтобы привыкнуть друг к другу вдали от всех и вся. Наверное, лучше всего пока поехать в Германию. У меня там есть близкие друзья-немцы, я позвоню им, попрошу прислать приглашение и подыскать нам квартирку где-нибудь в Бонне или поблизости. Я неплохо говорю по-немецки, там мы сможем спокойно оглядеться, поездить, присмотреть какой-нибудь домик у моря… Сердце вдруг обрывается – неужели все это будет? Я достаю из сумки пачку фотографий, которые только вчера получила в фотоателье на тахане мерказит. Вот Марат с Дашей возле машины, а вот он один на пляже – синее море, синяя рубашка, синие глаза… А вот мы с ним дома, сидим за столом, и он смотрит на меня с восторгом и любовью…

И вдруг меня охватывает такое жгучее нетерпение, что, кажется, я сейчас сойду с ума. Сколько еще лететь? Полтора часа? Невыносимо. А самое ужасное будет в Шереметьеве – пока пройдешь паспортный контроль, получишь багаж, пройдешь таможню… Какой ужас быть уже на московской земле и еще не знать, что тебя ждет… Или не ждет… Нет, это невозможно… Я снова смотрю на фотографию за столом. Конечно же, он ждет меня. Ждет. Не может быть никаких сомнений. От ужасного волнения я заснула и проснулась, уже когда самолет пошел на посадку.

Разумеется, я простояла почти час в очереди на паспортный контроль, и это глубокой ночью. Зато багаж получила на удивление быстро. Тележка мне не досталась, и я поволокла свои сумки к очереди на таможню. Я чуть не лопнула от нетерпения, стоя в этой очереди и подталкивая ногами сумки. Какие-то люди, встречающие, толпились за воротцами. Я пристально вглядывалась, но от волнения ничего не видела.

И вот наконец таможенник отпускает меня. Я хватаю сумки и выволакиваю за воротца. Народу немного. Марата я пока не вижу. Сердце падает. Не паникуй, говорю я себе. Он мог задержаться на парковке, мог подойти к другим воротцам, мог, наконец, просто отлучиться по нужде. Проходит пять, десять, пятнадцать минут. И вдруг я понимаю – он не приехал. Просто взял и не приехал. Не решился сказать мне в лицо, что отказывается от меня. На это у него не хватило сил, и он предпочел кинуть меня тут одну, с вещами, глубокой ночью. Меня охватывает такое отчаяние, что я с трудом держусь на ногах.

– Что с вами? Вам плохо? – спрашивает какая-то женщина.

– Нет, ничего, спасибо.

Ну что, оптимистка, получила по кумполу? А Дашка, что будет с нею, когда она узнает? Все, больше никаких мужиков, ни новых, ни старых, хватит! Только бы домой добраться без потерь. Я вспоминаю все ужасы, которые рассказывают о таксистах в Шереметьеве, но что же мне делать, как быть? Таксиста тоже еще надо найти. И вдруг я вижу, как по полупустому в этот час залу задумчиво бредет итальянская кинодива. Она явно кого-то ждет.

– Васька! – ору я. – Васька!

Кинодива поднимает глаза и бросается ко мне.

– Васька, ты меня встречаешь?

– Нет, мне мама ничего не сказала. Мы с Игорем тут друзей провожали. Но почему же ты не сообщила, что прилетаешь? Ой, что с тобой такое? Ты заболела? Кира, Кира, почему ты плачешь? Что-то случилось? С Дашкой? Кира, ну пожалуйста, скажи, в чем дело?

– Васька, Васенька, какое счастье, что ты тут! А где Игорь?

– Сейчас придет, он каких-то знакомых встретил. Кирочка, почему ты не позвонила, ты же знаешь, я всегда… Игорь, Игорь, иди скорей сюда!