Арнон Грюнберг - Фантомная боль

Я шел к Ребекке с твердым намерением задать ей кучу вопросов, но, когда я ее увидел, мне все вдруг показалось бессмысленным. И не потому, что я все уже и так знал, а потому, что понял: никакие ответы уже ничего не исправят.

В ее книжном шкафу я заметил корешок «69 рецептов польско-еврейской кухни».

Прилетев в Рим, я прямиком поспешил в больницу. Медсестры здоровались со мной как со старым знакомым.

— Где ты пропадал? — спросил меня отец.

— Пришлось ненадолго съездить в Амстердам, — ответил я, — мне нужно было увидеться с мамой.

Одна из медсестер остановила меня в коридоре:

— Твой отец просто невозможный. Он все время повторяет, что мы должны придумать что-то в целях рекламы.

Двадцать лет ушло у него на то, чтобы исчезнуть из жизни моей матери, и почти столько же времени он пытался исчезнуть из своей собственной жизни. Чтобы завершить эту операцию, ему в конце концов пришлось прибегнуть к помощи карабинеров.

Похоже, что картина, которую я сам никогда не видел — мой отец в плавках на пляже в Сабаудиа размахивает украденным кухонным ножом, — постепенно вытесняет в моем воображении все прочие образы и воспоминания. Словно какая-то его часть все время бежит по пляжу Сабаудиа, размахивая кухонным ножом.

Я не сказал ему, где я был. Ограничился приветами:

— Все желают тебе выздоровления: Сказочная Принцесса, Пустая Бочка, госпожа Фишер, Эвелин, Йозеф Капано — все они желают тебе выздоровления.

— На что мне их добрые пожелания? — воскликнул Роберт Мельман. — Пусть приедут сюда, если я действительно что-то для них значу. И я все-таки получу льняной костюм от Капано, я дал ему деньги на костюм, после чего он удрал с этими деньгами, а льняного костюма я так и не увидел.

В этот момент вошла медсестра, чтобы сделать моему отцу укол.

— А Дэвид звонил или он опять по горло занят своей собакой?

Инъекция уже оказывала свое действие.

Я отправился к себе в пансион, чтобы позвонить Сказочной Принцессе.

— Эта женщина опять принялась меня изводить, — пожаловалась моя мать. — Пустая Бочка хочет знать, в какой больнице лежит твой отец, похоже, она меня преследует. Почему она никак не оставит меня в покое? Откуда у нее мой телефон?

— Я не знаю, мама, — сказал я.

Сказочная Принцесса выругалась.

— Неужели она собирается докучать мне даже теперь, когда он лежит на смертном одре? Неужели у этой женщины нет ни стыда ни совести?

Я не могу и не желаю жить в реальности моего отца, ибо эта реальность непригодна для жилья.

Больничная палата в Риме — крошечный островок, где временно пересеклись наши реальности. И даже в этом я не уверен. Так ли уж они пересеклись? Кого видит перед собой мой отец, глядя на меня, и кого вижу я, глядя на него?

Мне придется примириться с мыслью, что отец для меня чужой и навсегда чужим и останется. Даже теперь, после того как я переворошил все его вещи, да-да, именно теперь, когда я переворошил все его вещи, он стал мне еще более чужд, чем прежде.

Нам уже негде встречаться: все, что осталось от нас, от его адресованных мне писем, от наших прогулок, от наших обедов и ужинов со Сказочной Принцессой, от того, как мы покупали вещи для Пустой Бочки, — это безмерная грусть, для которой уже не найти точных формулировок. А то, что ускользает от власти слов, по убеждению моего отца, не имеет права на существование.

Передо мной лежит маленький кусочек картона.

«Господину Р. Мельману. Позвоните, пожалуйста, по телефону 212–5739653. У меня для вас из Голландии пакет, который вам просили передать».

Почерк довольно кудрявый. Такого номера больше не существует. Сейчас в Риме вечер, и хозяйка пансиона считает, что я поселился у нее навеки и что я каждый вечер так и буду сидеть в своей комнате с этим маленьким кусочком картона в руках.

Сейчас мне следовало бы рассказать о Пустой Бочке — все, что я о ней знаю, все, что я видел, все, что помню, как на повторном допросе в полиции, но я не хочу быть сноской в повести жизни моего отца, я хочу стать фотографом и, быть может, открыть собственное агентство. ХАРПО МЕЛЬМАН, ПОРТФОЛИО ДЛЯ ФОТОМОДЕЛЕЙ. Что-нибудь в этом духе.

Врачи говорят, что мой отец так и не смирился со своим состоянием и это правильно, что я постепенно начинаю открывать ему глаза на неизбежное.

— Папа, — говорю ему я, — на пляже в Сабаудиа ты угрожал людям кухонным ножом, в результате в тебя стреляли. Сейчас ты в больнице в Риме, и большая часть твоего тела парализована.

Он резко поворачивает голову влево, чтобы увидеть меня.

— Ты, пожалуйста, в это не верь, — говорит он, — это всего-навсего сплетни, которые распускает обо мне твоя мать.

Зеленый чай. Рассказ (опубликован на собственные средства; нет в продаже).

Голоса из ада. Рассказы (сборник, опубликован на собственные средства; уничтожен автором).

Дорогое мясо. Пьеса (опубликована на собственные средства; нет в продаже).

268-й номер в списке лучших теннисистов мира. Роман (нет в продаже).

Огород на востоке. Роман (первая часть цикла о Сидни Брохштейне) (нет в продаже).

Свежие обольщения. Рассказы (вторая часть цикла о Сидни Брохштейне) (нет в продаже).

О, присмотрись, и ты заметишь… Памфлет (нет в продаже).

Мертвый негр. Стихотворения (третья часть цикла о Сидни Брохштейне) (нет в продаже).

Мне нравится в мужчине голос тонкий… Рассказы и критические заметки (запрещено к продаже).

Я не хожу пешком. Публицистические заметки (нет в продаже).

Мои читатели вошли б в одно такси. Стихотворения (нет в продаже).

69 рецептов польско-еврейской кухни. Литературная поваренная книга (34-е издание).

Письма Харпо. Письма (нет в продаже).

Пустая Бочка и другие перлы. Роман (неопубликованная рукопись).

Харпо — «арфист» — прозвище одного из братьев Маркс, артистической группы, в 30–40-х гг. сыгравших комические роли в множестве голливудских кинокомедий. — Здесь и далее примеч. перев.

Итало Звево (1861–1928, настоящее имя Арон Гектор) — итальянский писатель и драматург, наиболее известен его роман «Откровения Дзено» (1923), опубликованный посмертно в 1969 г.

«Печатные материалы» (англ.).

Штетл — еврейское поселение, местечко, городок.

Чолнт-фиш — фаршированная рыба, чаще всего судак, одно из коронных блюд еврейской кухни.