Юлия Кокошко - Крикун кондуктор, не тише разносчик и гриф…

Посему в каждый новый выводят в священные – клены, заколотые на стрежне города – и принесенные новым этажам, не предложат ли ищущим кров человечьим – прививаться к ветвям? Или к гидропонике? И опять найдут союзников. Клеймят безалаберные залежи, резервы, авуары и арсеналы, взрывающиеся – куда реже, чем пьяные воззваниями помостные – или более piano, тем паче в розлив на дни, и последовательно смещаются от предмета к предмету, чтоб никакой не случился проглочен. Неважно, что напрягают вилку горизонта, как и – регламенты вещей, посыпая эспланаду – не то золой, не то осколками не то промерзшей до дна, не то – сгоревшей дотла некой озерной чаши, на крышку которой постояльцы периметра осаживали – охоты богов, выгнутые от заката к восходу, или дырявили настил волн – слезной собственной охоткой и прочим горючим отходом, и хотят искупнуться в пламени и отфыркаться – свежей версией вечных вопросов, этим долженствованием, арестованным за долги… Но особенно акцентируют – живой звук и создание для него питательной среды. Или хорошей проводимости – по-видимому, в ближайшие кварталы, чей светлый покой обмотыжили, а скорее всего, целят подмочить и ткань сна, навязывая традиционным персонажам, завсегдатаям сновидений – не вполне органичные реплики: значит, прикрываетесь плакатом то от солнца, то от дождя? Бережете прическу, но губите наглядную агитацию и все наше дело?! – каковые удивляющие, даже лишившись луженых источников, остаются торчать из эфира, как средний размер взятки.

Кстати, Ваш Вольный Корреспондент предлагает уступки – теснителям нормативов и квот: например, сбросить тормоз с роста цен – или с грехопадения, снять мелочность – с упущений судьбы.

Меж тем Пристрастный Ваш же обнаружил – пробоину в линейке высокой нравственности, конфуз и сообщает об асимметричном лице, не спешившем гомозить – надиктованное ему неспящей совестью и всемирной отзывчивостью, или что-то, чтоб приглянуться – не одним музам, но гонорару. Нипочем не желавший пресечься увеселял компаньонок, сплетенных из растянувшихся жил гражданской солидарности и выфрантившихся в бутафорский фитиль и в ощипанный рукав – или все же косил на Несравненную Приму? – и когда товарки угнетенных народов провозглашали и вопияли, уроженец асимметрии, полагая, что крепит мощь протеста и не суть, какова его лепта, предавался выходке, названной им – кричать кондуктором. Вероятно, как хватившийся в работе эспланады – высказываний именно этого профи, так что с чувством вбрасывал в хор – следующие малограмотные заимствования:

– Пассажиры, готовимся обилетиться! Особо понравившимся – отрываю билеты с мясом. Выкладываем, выкладываем за прокатывание… – и, расчистив горло кашлем, давал – внакладку на коллективное: – Не мешайте, пассажиры! Я ведь не в фантики играю, я подробно считаю ваши любимые денежки – и кручусь поспевать. Ведь пройдет ветер – и нет вас, и будет все – пустыня и ужас… то есть без шума и пыли.

Стоило творческому коллективу помостных вознести гвалт – за сытость старых пионеров Помгола, комбедов и продотрядов – или торгсинов, закоренелых голодающих, и настойчивый асимметричный, не смущаясь – возмещать кондуктора в вырванной из движения концертной версии, вновь продергивал штопор:

– Что вы меня в пятый раз спрашиваете, как вам доехать до зоопарка? Спросите сразу – в седьмой и в десятый! А если б вы протерли взоры и случись они правдивы, как стекло, вы бы приметили, что я не справочное бюро. Вы уж определитесь, чем мне заняться – продавать людям колесование или щебетать с вами? Учитывая мое ансамблевое мышление… – и увеселявшийся поверял соратницам по крику свои открытия: – Если вглядеться в кондуктора пристально, у каждого обнаружится – какая-нибудь навязчивая реприза… – и внезапно выкрикивал: – Ну-ка не толкайтесь! Потому что вы не имеете права меня толкать, а я вас – да. Вы меня – нет, а я вас имею! Потому что я на рабочем месте, а вы – неизвестно где.

Попустив, может быть, огненному шару над эспланадой приложить к сомбреро – ленту пролетающей стаи и сдуть вервие, а может, столкнуть расплывшиеся над буйволами надстрочные секиры – на кумполы гуляк, и дождавшись атаки на эпидемии, насланные агентами фармацевтики, гикал и гаркал параллельное:

– Мятый серый плащ! Что вы завис в задних дверях? Ну и не поедем, раз у нас на заду выскочил висельник. Раз мятому и серому – ни отлипнуть, ни отсохнуть. Ты что, не схватываешь, что не успеешь покаяться,

бл-л… – здесь цитировавший кондуктора и запнувшийся на блеянии честно объяснял: – Будучи слит с реальной риторикой моего героя, уведомляю о приключившемся в этот миг срыве каприччо…

Отвлекался ли осквернитель на возможный куст, подкативший – полмяча зелени пополам с взорвавшим обшивку раскуроченным механизмом куста, засылал ли око – к более отнесенным трем собакам, помещенным – на каменную ограду осени, в ее чернь, уже очернившую в тушь дождя – схлынувшие деревья, и под раструску желтизны, к псам войны, мимикрировавшим, как бабочки, в оба цвета, но успевал возвратиться – к новому залпу борьбы:

– А от этого подозрительного, о котором вы мне не сообщили и которое напоминает одномоментно – и виолу да гамбо, и бомбу, и неоплаченный багаж, попрошу не уводить глаза слишком далеко. Я привык в моей деятельности опираться на поддержку наличкой.

Ваш Бескомпромиссный любопытствовал напрямую: что подвигло перечисленного гражданина – пускать пузыри, производить альтернативный продукт, а не тот, что оплачен ожиданием? Столь жалок уровень его квалификации – или бросает вызов богам?

На что, путая взлетающие и сходящие пешки лица своего, по определенном падении определенного света – почти кондукторского, осквернитель вновь заворачивал цитацию:

– А пока вы лезете мне на голову, я вынужден отложить расчет и только аккумулировать средства!.. – возглашал он. – Право, не знаю, поймете ли вы меня на примере условного писателя К., который, невзирая на то, что я его не читаю, в каждой фразе пытается уязвить меня – расстановкой слов. Понадобись вам нежданно-негаданно подлежащее – и извольте рыскать, рыться, донюхиваться, а после – вылущивать шалости гражданина Подлежащее, вышаривать его маневры, зато во всей радуге – перещеголявшие их дополнения и внесения, колебания, уклонения, предварительные условия, недержание, брошенные воротнички и зубочистки – и разметаны так, чтоб ни за что не ухватить их носителя, чтоб фактически начинать их держателя – с нуля, ex nihilo… что за девальвация Творения? Вернее, обнаруживать условное – и тут, и там, и во всем… Короче, интонация совершенно не моя! Вероятно, я ориентирую армии слов – на письменную речь, дабы не сгорели, а К. примеряет свои хлеб и вино – на рты, с упоением окружившие трибуну, отворившиеся – то в прожженных борцах, то в матерых питейщиках более горьких и крепких истин, или пришлись – на вовсе нестойких: мимоидущих… Как ранее посланец небес вложил что-нибудь – в гортань прошмыгнувшего мимо условного писателя К., а попутно во встречную мою – каленый дискурс кондуктора. В общем, произнося слова – в чуждой мне разметке, я чувствую, что меня ловят – на выморочные манатки, завышая их значения. Но я предпочел бы, – говорил гражданин Максимилиан, – слыть неподкупным!

Жантильная гражданка, приструненная в гриф или завершившая себя – чалмой и рожком фитиля, бескорыстно защищала – подхватившего не те тезисы, глушившего не те формулы, во все подмешивающего – асимметрию, и не слишком убедительно объявляла Вашему Волонтеру:

– Просто еще вчера из этого квадрата вздымался чистокровный кондуктор! Мы должны услышать и того, кто уже не с нами… Его гик и вой или изможденный сип, или чем он дает о себе знать? – и твердо восклицала, но в манере скорее не грифа, а чайки погорелого озера, запутавшейся в осколках и в пеплах – до испуга, до сердитого скрежета: – Да здравствует солидарность с голодающими кондукторами!

– Его голосом говорит локус! Выражается околоток! – охотно подхватывал гражданин Максимилиан. – Вероятно, по оплошности показавшийся доверителю – фразой писателя К.: совершенно неупорядочен… адский загашник! Наш сад, что слоняется во главе расхристанных красотуль-яблонь по большим обочинам и постным пятачкам и загонам – и заставляет их продавать что есть, посему недосуг рожать фрукт широкого радиуса! И субъект – драпанул, побросав обстоятельства, сроки, связи и все свои отличительные черты: привычку вояжировать – не трудя стопы, или контролировать и координировать – и хобби всех расталкивать. Скинул провокацию – одну из неотъемлемых составных в кондукторстве, крупнейший транш. Расшвырял желания – неотступно звучать и во всех прозревать – временных: пассажиров, то и дело предлагать какие-нибудь волчьи или банковские квитки, пропуска, талон на место у колонн, и непременно что-то требовать взамен. Пугая – внесением кой-кого в список зайцев и в иные проскрипции. Потому мне и захотелось быть этим искусником – тяга к сильным мира сего!.. Все ж трамвайно-троллейбусная аристократия! Я бы охотно прислюнил к себе золотник де… Сам Максимилиан, де Кондуктор.