Юлия Кокошко - Крикун кондуктор, не тише разносчик и гриф…

На острове, замешанном на пыли зеленых стеблей и опаловой липовой, двое юных, воссев в ту и эту пыль, в глухонемоту поцелуя, подкреплялись – его викториями, сладчайшей и приторной.

Милицейский человечий, прищемив кого-то из братии лета – за ворот, безошибочно изведя из шатии, спрашивал удостоверения, подтверждения, разрешения и билеты – на пленэр или казначейские. И пока прищемленный, чей затылок обкорнали в черный бархат, а весь комплект прогнали – через белый и скосили в красные туфли кроссов, спешно вылущивал утлые летние складки и все больше сливался со взмокшим гусаком и что-то шептал и шипел, или только мечтал ущипнуть законника, туголобый герр Доберман не тревожился о подернувших третью от хвоста его четверть сукне или канифасе, но, выплюнув слизанные было свои четвертные и шестнадцатые улики, раскладывал их на брусчатке, и опылялся и пятнал стильный прикид багрянцем и скачущими друг сквозь друга солнечными зайцами и солнечной зеленью.

Однако Сообщающийся с теми, кто выше на несколько мер, взятых то в маршах и бросках, то в матчах-реваншах, то – в фонтанах Иппокрены, почти уверен, что на эспланаде царит разброд, и, несмотря на незначительный отзвук в тех незначительных, что корреспондировали с Вашим Корреспондентом, Друг Взыскательности все более убежден, что все менее понят в сей котловине, и сморгнул бы кустящихся плешивых овечек, не заподозри, что пригодятся – каким-нибудь крепким работам.

***

Сошедший к полдневной прессе, поправляющей организм: возможно, расстричь на статьи и на изречения и приклеить к больному месту, Спустивший к лекарственному гербарию, загорающему на сучьях заголовков, аппетит своего второго лица, тогда как в первой державе он – Караулящий лучшие значения слов, а третье его лицо взрастило профиль Посредника между царствующими – и царствами, четвертое же не заостряет природу, но целиком – письмо, стиль, безошибочный чекан, буквицы, и которое победительнее, как говорится, определит фотофиниш… Ваш Меняющийся В Лицах, обращенных на все стороны и на их перехватчиков, сообщает, что взяты жители в заступивших черту лета и отведены – на реки событий, или на ощущение событий, на зыбь впечатлений и состояний, на отправление гимнов – и на мычание не зазубривших куплет, хотя наблюдаемый случай – более рой и жвачка, и если Документирующий позволил себе изъясняться высокопарно, так – по приподнятости тех, к кому обращен.

Попросту говоря, пасутся – на эспланаде между кострами солнц, на тарахтящей моторикой и большими числами, на раскатившейся гоном подошв, подков, колесных двоек и троек – далее по списку, на вселившей хлопотливых Зефира и Нота – в парасоли, шезлонги и Эвра – в жаккарды, шанжаны, в муары добродетелей и в кошельки, выпущены – на трубящей новости, трендящей – восторгами, признаниями, разоблачениями, на раскрошившей – мячи, рассекретившей треск кадыков и вырванных банковских чеков, на пиликающей стручками и чавкающей кульками и бурдюками, на шипящей крюшонами, пустыми карманами и гримасой очков, прикрывшихся от хозяина – дужками, на разболтавшейся телефонами и рупорами, раззудевшейся – зигзагами, отдающими честь или оплеухи, на переложенной наблюдениями фотографов или самодостаточных камер, зашпиливших вихры капителей, на лязгающей стыками перечисленного и царапающейся – непрорисовкой давно прошедших, а также грифелем, перечерчивающим планы… кстати, Ваш Внешкор тоже предпочитает – карандашные заметы, при полундре – снимающиеся с листа. Так плац, протянутый от костра до костра, сдувает с пламени – фиолетовые и желтые кроны, пены, панамы… И поскольку вряд ли пастве постижимы – все колеи мужей к девицам и змеи меж трав, и полет стрел, и набранных агатом и нонпарелью вампиров, и сосудов из-под молока и вина – или из-под пепла, ясность тем более проседает.

Выражаясь в реалистическом ключе, пастбище не то решено в форме солнца, не то регулярно починяет решение, и даже в поздневечерних версиях, не утомясь ни на луч, клонит крыши – в ромбы степных пожаров, и выносит из-под шиферных-черепичных – основы и причины, беззаветно веруя – конструкция устоит и так, выбивает из-под памятников – их постаменты, сманивает из-под шляп – несунов и топит в ползущем с низов сургуче. Итого – страница усекновения, мании и смущения…

Читая полдневную газету как между строк, так и между полос, Ваш Доброволец установил: на стратегическом объекте “Широкий прилив, ведущий ступени к помосту”, собираются подбитые – не только ступенями, линиями и палитрами, но – позициями и мнениями на тот и на этот счет, пересчитавшие пути и прибежища, деяния и намерения – в бескомпромиссных мерах, в фазах и стадиях, возможно – вавилонских, перечувствовавшие эспланаду – в ускользающих вершинах и в ускользающих свободах, в тропах к водопою – или в тенях орлов и башен и в прочих ношах, черпающие плац – коробками парадов, переложившие – на пентаграммы и краснокирпичный стиль, преломившие – в кладущих шаг милицейских, в локтях, свечах, в гаках – и в пядях с кувырком и в переворотах… Наконец, разбередившие его – на секунды и на караты росы, срезав – до ничтожного! Кое-кто перефразировал эспланаду – в разливах и плоскодонках, или в атоллах и дельфинах, то есть не укоротил, но простер свою алчность – и в отрицательные ракурсы, похвально приблизившись к реальному – еще на две-три несуществующих мили!

Но ко всему прилагающие столь длинные счета должны по определению недосчитаться какой-нибудь номинации, а в названной – некоторой затянувшейся части, отъеденной или рассосавшейся, возможно, критической.

Одни недосчитались носа и котелка – на каменном госте, руки с веслом, и руки с гражданином маузером – и руки с указанием, или недобрали влетевших в пьедестал склянок краски, а другие недосчитались рук в поддержку новой, непривычной трактовки закона – или в поддержку Силоамской башни, а пятые – кого-то под ней… Ваш Внешкор, впрочем, надеется: потеряно – меньшинство рук. Очевидно, брошены на переборку и сортировку, а может, пущены на болванки для перчаточной мастерской… Десятые преуменьшили отвращение власти к серебру и злату – и площадь тюремных камер, но преувеличили наносы подати и сбились в поиске сбора. Злонамеренные удлиняли – час пик и крутой спуск в общественный нужник или в чистилище. Лишь бы не перепутали, кому отдавать – прекрасных дев, кому – земли с их славами, кому – целование обшлага или ногтя, и не оставили б по привычке самое ценное – в уме, но пришлепнули – и к виднеющемуся пред лицем их, и к изнывающему – без лица, чтобы не остались должны – ничем, кроме страха и трепета… Эти баловни строгих мер, кто забыли, что учтены и учитывающие, и отслежены следящие, и забыли – искушенность пространства в перспективе, своей и проглоченных, и что пространство само – оракул… или содержит такового – на запятках пейзажа, и не просчитали своего восхождения на помост.

Сам же помост, вероятно, считает, что свел щекотливые сердца, сосредоточил – чувствительнейших к томлениям земным, к заботам и сокрушениям, накопил – помешанных не на своем деле, ибо неутолимы – в расположенности к боли собрата, соответственно сочетал ступенями – болезных, за глубиной проникновения в образ другого не помнящих своего красного нала, впрочем, помост настаивает – не их запущенность, а восхищение скоростью, с коей один инфицирует – коллектив, и поднимутся за недужного – заразительные щепетильники и вся заразившаяся конюшня. И весь каретный сарай. Чуть кто помостник не смирится – с отдельными накладками: не то внутреннего мира градоначальника – на отдельный указ, не то лишних этажей – на обитель его шестого зама и на обращение к плебсу, чуть расстроившийся сосед осудит иные чьи-то пристройки – автопарка, реактора… опротестует подачу кому-то – голубого топлива в голубой стоимости, или зеленого – вековых урожаев, усомнится в неопровержимом: между возведением молов и банков и отсутствием средств на помощь библиотекам – никакого связующего звена, как помостные – тут же в поиске такового, и любой клич невежд оркеструют не меньше десятка человеческих инструментов.

Сегодня – в спайке с тем, кто хватился снесенного дома, прожитого насельниками – до шпингалетного хрящика, до последнего булыжника, напоившего одним клювом – полное окно, и плачут – о втоптанных в грязь алмазах истории, хотя не дальше трехдневного помоста – осмеивали государственную опеку дворца, что сберег себя куда лучше, и если завалил залы и назначение, распустил веерные и слуховые окна, так в полной исправности – их содержимое: высящийся за мостовой колонный вход – в середину прошлого века, нахлобучивший в капители – тучи голубей, обеспечив стереобатам своим и ступеням – непереводящееся удобрение серебро, а если и колоннада отчасти вразвалку, так ведь недаром в седине – мир стареет… Плюс выполненный как веха весны и осени – перезаряжающийся косяк, впрочем, и этот – не дверной, но птичий. И не сказано ли живущим из числа в число, от утра до тьмы и ни шагом дальше – плюньте на завтрашний день, пусть сам радеет о своем: довольно для каждого дня своей заботы?