Ирина Потанина - Русская красавица. Антология смерти

— Уже поверили, — смеётся Артур, — Люди действительно не тупы, поэтому разбираться не полезут. Кто запомнит один, мульком показанный план? Кому вообще есть до него дело? В сознании широкой публики останется то, что я туда положил. Уже второй день кладу.

Рыбка не тратит времени на разговоры. Он снова щёлкает пультом.

— Итак, вы победитель? — девочка-репортёр большими наивными глазами смотрит на моего балетмейстера. Он сияет. Так, будто только что я чётко отработала синхрон, ни на секунду не сбившись… Палы-ыч!!!

— Да. Поражён, что меня признали таковым. Я ведь вплотную работал с Черубиной целый месяц. Нет-нет, нам не показывали её лицо. Просто пришёл на презентацию диска, которая проходила без Черубины. Я твёрдо знал, что она не пропустит это мероприятие. Будет присутствовать. Я разгадал её по пластике. И сразу же подал заявку. Сообщил, что знаю, что Черубина и Марина Эмская — одно лицо.

В кадре появляется лучезарный пупс-Рыбка.

— Понимаете, ведь каждый мог присутствовать на презентации. Каждый мог разглядеть в толпе Марину и узнать неоднократно виденные в клипах повадки. Этот человек проявил солидную наблюдателельность, я не мог не одарить его…

Молчу. Прощай, моя вера в людей. Прощайте мечты о Черубине интеллектуальной и правдивой. Прощай попытка донести до широкой публики наш сборник… Впрочем, кажется, публике он совсем не нужен. Следующий сюжет окончательно убеждает меня в этом.

— Это репортаж из ночного клуба. Вчера вечером Черубина дала там концерт. Без маски.

Слишком большая для клуба, круглая сцена тонет в дыму. Балет привычно отрабатывает постановку. Марина-массажистка в одном из костюмов Черубины (том самом, что) восседает на барном стуле. Она хорошая актриса. Она попадает губами почти в каждое слово фонограммы. На щеке её красуется свежий шрам.

— Она так утомилась за день, что имеет право не танцевать, — восхищенно шепчет Рыбка, — А сейчас она споёт свою новую песню.

Этот дебильный текст про гадания на ромашках я не писала. «Любит-не любит. Погубит — забудет?»… Моя Черубина, конечно, пишет попсу, но она не могла такое написать. Тут нет ничего от загадочности моей героини, тут всё в лоб… О чём говорить?! В нём вообще ничего нет. Голос не отличим от моих ранних записей. Да как же такое может быть?! Под последним аккордом зал взрывается аплодисментами. Люди! Неужели вы не чувствуете разницы?

— Модная певица имеет право на любые высказывания, — усмехается Артур, в очередной раз прочитав мои мысли, — Завтра пресса назовёт «Любит-не любит» новым этапом творчества «Русской красавицы». Этапом полной откровенности. Я уже оплатил, — последняя фраза обращена к удовлетворённо кивнувшему Рыбке.

— Погодите, — я теряюсь и не удерживаюсь от вопроса палачам, — Я всё понимаю. Артур изымает эфирную кассету, подкупает старика и Марину, меняет видео… Но ведь новую песню нельзя записать за несколько часов!!!

— Вот такой у нас работоспособный Артурик, — хмыкает Лиличка и заливается хохотом.

— Текст написала Лиля. Давно. Свели ещё до тура. Мы собирались выпустить её после смерти Черубины, как образцы предсмертных работ… — Артур смотрит на меня презрительно, — Ты и сама не понимаешь, куда попыталась влезть. Если б не твоё «Меня зовут Марина!» в питерском зале, можно было бы вообще не вмешивать посторонних. Впрочем, я обещал Марине кое-какой бонус за молчание и увольнение… Она его и получила.

— А что с ней будет потом? С Черубиной, с Мариной?

— Всё по плану, — Артур невозмутимо закуривает и щелкает зажигалкой у моей сигареты, — Вы проиграли, мадам…

Собираюсь с мыслями. Ищу лазейку из этого маразма. Мир не может быть столь легковерен. Люди не идиоты…

— Люди не идиоты, — зловеще щурится Артур, — Просто они равнодушны. Чем их кормят — то они и едят. Если, конечно, в блюде есть достаточно приправ в виде сплетен и скандалов. А у «Русской Красавицы» этого добра навалом. Я уже оплатил.

— А сейчас, новости культуры, — Рыбка думает, что ещё не достаточно добил меня, ненавистный телевизор снова в работе, — Сегодня, неудачно сорвав маску, известная певица Черубина нанесла себе травму. Смотрите запись прямого эфира.

Несколько раз в замедленном темпе на экране прокручивается момент из Артуровской подделки.

— И так по всем каналам и во всех новостях. Эфирную кассету с руками отрывали, — не меняя позы, улыбается Лиличка.

— Лжеэфирную! — веско вставляю я, — И я это ещё докажу!

— Вряд ли, — Артур на меня не смотрит, — Завтра тебе сделают один укольчик, и очнёшься ты совсем другим человеком. Расходы на пластическую операцию и новые документы мы берём на себя.

— Но… — мгновенно накативший ужас кидает меня в пот и слабость, — Кто запомнит какой-то нелепый, на секунду мелькнувший в эфире план… — я почти прошу, — Ты же сам говорил, Артур… Какая к чёрту операция!

— А вдруг кто-то записал на видео? А станешь много говорить — попадёшь в дурку. Знаешь, в Италии объявился после падения Нирваны Курт Кобейн. Кричал, что он вовсе не умирал. Что его усыпили, сделали пластическую операцию и выкинули с документами мелкого служащего в Италию. Врачи признали его больным. А наши психушки, кстати, ломились совсем недавно от Викторов Цоев с похожей историей. Кто знает, может кто-то из них настоящий?

— Не мели чепухи! — взорвалась я, — Это никому не выгодно…

— Ага, — вмешался Рыбка, — Вот такие мы альтруисты.

— Знаешь, если бы Цоя не убрали в своё время, он бы дорос до периода творческого застоя, обветшал бы, или ударился бы в религию… Наступает время, когда новое творчество автора начинает работать против его имени, и когда продюсерам было бы выгоднее этого автора убрать!

— Какие продюсеры у рок-музыкантов?! Ты сумасшедший, Артур!

— Бог придумал землю и страшно удивился, заметив, что люди уверены, что существуют на самом деле… А уж когда они стали сомневаться в его, бога, наличии, тогда вся наша история стала совсем смешной… — глаза Артура были совершенно безумны. Неужели он так быстро напился? Смотрю на остальных. Диагнозы на лицо. Я попала в лапы к маньякам. Они абсолютные психи, как же я раньше до этого не додумалась…

Хватаю под столом конец резиновой скатёрки, рву в бок. Резко, неожиданно. Рыбка мгновенно покрывается пятнами. Остатки трапезы стекают по его лицу. Парализованные неверием в происходящее, они смотрят расширенными глазами и хлопают ртами. Вскакиваю из-за стола, несусь к окну. Здесь всего-то второй этаж! Артур прыгает сзади и валит мгновенно. Щеки царапает жёсткий ворс ковра, задыхаюсь. На зубах скрипит земля — это я на секунду раньше опрокинула горшок с цветком, стоявший на столе. Сдаюсь. Расслабленно замираю. Артур ослабляет хватку. Тут же подскакиваю. Бьюсь неистово. Руки скручены. Луплю лбом по его губам. И тут в лицо летит подошва ботинка. Это Лиличка… Схватила из-под стола Рыбкины ботинок и лупасит меня им со всей должной остервенелостью. В голове рождается глупый ремикс: ожесточённый Лиличкин оскал и приближающаяся вновь подошва через мигалку микшируются в нём с другим Лиличкиным лицом — изумлённо-восторженным, почти благодарным… Рывком прихожу в себя. Вцепляюсь освободившимися вдруг руками в чьё-то горло. Катимся с Лиличкой по ковру. Она что-то орёт. На миг делается нестерпимо мокро и холодно. Нас поливают тухлой водой из графина.

Уворачиваюсь, закрываюсь, окукливаюсь. Сворачиваюсь в клубок. Не реву, потому что потом не прощу себе этого. А будет ли это потом?

— ????!!!! — поток непечатной брани заливает комнату. Рыбка изволили высказаться.

— Успокойтесь, обе! — Артур оттаскивает Лиличку, поднимаю голову, кто-то тут же лепит мне две гневные пощёчины. Звенит в ушах, желудок клокочет где-то на уровне горла. Подскакиваю, метусь в туалетную. — Приди в себя, ненормальная!!! — орут из кабинета, — Не давайте ей закрывать дверь, она вены вскроет!

Опускаюсь на корточках возле унитаза, пытаюсь восстановить дыхание. Рука дотягивается до умывальника. Пускаю воду, разворачиваю кран. В лицо бьёт струя холодной воды. Она падает на плитки пола и спешит к рвано выколоченному в углу стоку. Кажется, я не в своём уме.

— Очухалась? — Артур кутает в полотенце, крепко хватает меня за плечи, заглядывает в глаза. — Что на тебя нашло?

— Я хотела уйти, — лепечу в рыданиях, — Ты первый набросился. Я оборонялась.

Меня оттаскивают в кабинет, швыряют в мягкое кресло. Оглядываюсь. Несмотря на весь накал страстей, всерьёз пострадавших не обнаруживается. Били в полсилы. Подошва Рыбкиного ботинка ничего мне не повредила. Я разбила Артуру губу. Он уже обжигает рану льдом.

— Спишем на пьяный дебош, — решает Рыбка, наконец, и опасливо косится в мою сторону. Я согласно киваю.

— Делайте, что хотите, — лепечу, не слыша собственный голос.

Робко скрипнув дверью уборной, так, как входят к тяжело больным в палату, покладистой улыбчивой тенью, к нам вплывает уже приведшая себя в порядок Лиличка. Она сияет.