Екатерина Щербакова - Мама! Не читай...

И всё же теперь я счастливый человек! Любимый, любящий и счастливый! У меня есть семья, у меня есть любовь и самая лучшая в мире дочь. У нас с Женей замечательные друзья... Их не так много и, увы, они далеко, но они есть, мы их любим, часто подолгу разговариваем с ними, ездим друг к другу в гости и очень ценим эти отношения. Как говорится, после кровопролитных и продолжительных боёв жизнь таки удалась. Я добилась того, о чём многие могут лишь мечтать, о чём раньше мечтала и я.

А мама... Что ж, я понимаю, для мамы моё счастье, увы, хуже ножа острого. Но тут я поделать ничего не могу.

Несчастный ты человек, мама! На самом деле — несчастный... Мне тебя жаль.

P.S.

Когда книга была написана, а я думала, каким образом её публиковать, вдруг случилась ещё одна крохотная, но противная история. Оказалось, что Большая Ложь Галины Щербаковой обо мне продолжала жить своей ядовитой жизнью. В Интернете я случайно наткнулась на ЖЖ-дневник одной давней знакомой моей семьи. Знакомая и мы не общались много лет. Недавно она по каким-то своим делам объявилась в доме моих родителей и услышала там от моей мамы, что, оказывается, я 'бросила' старых, больных родителей, очень хорошего мужа, крохотную дочку, 'вышла замуж в Израиль', т.е., видимо, 'усвистела' за границу в поисках лёгкой жизни, спокойно оставив на погибель всех родных-близких. Вот об этом и написала в своем дневнике упомянутая знакомая, возмущенная моим 'жутким' поступком. И что мне было делать? Плакать? Смеяться? Эта лживая брань висела (и, кстати, продолжает висеть) не на вороту, а на всеобщем обозрении в сети, и я ничего не могла с этим поделать. Оставалось только ответить тем же: размещением в Интернете своей правды. Пусть умеющий читать и думать прочтёт и задумается...

Я написала эту книгу и разместила её в Интернете ещё при жизни главного персонажа, моей матери, писательницы Галины Щербаковой. Как выяснилось, она так и не прочитала её, хотя и знала о публикации.

А вот что произошло с персонажами книги после того, как она стала достоянием читателей.

Мы с мужем. Живём в Израиле, наслаждаясь обществом друг друга, климатом, морем и любовью к жизни. Мне приходится продолжать лечение, я очень хочу стать совсем здоровой, чтобы в полной мере жить и приносить радость моим любимым людям — дочери и мужу.

От прошлой жизни у меня не осталось ничего материального: квартиру я отдала дочери, а всё имущество из квартиры и машину после развода забрал себе Шуричек, бывший муж. Жене я досталась нищая и 'голая'. Впрочем, нищей и 'голой' Шуричек оставил и свою собственную дочь. Хорошо, что у неё есть мы с Женей.

Алиса. Дочка замужем, старательно делает карьеру артистки. Идёт к своей цели непростым путём, но упорно. Совершенствует вокал, поёт всё лучше и лучше, записывает трэки, играет в мюзикле, в камерных театрах. Мы всегда на связи, всегда во всём друг другу помогаем. Только скучаю я по ней ужасно...

Отец. После смерти матери я написала ему письмо со словами любви, на что-то надеясь. Отец меня оттолкнул. Вспомнила, как около пяти лет назад мы с Женей предприняли попытку, несмотря ни на что, наладить взаимоотношения с Шуричком. Написали ему письмо, где предложили начать 'с чистого листа', разом простить друг другу всё и установить цивилизованное общение ради Алисы. Предложение было отвергнуто, более того: 'военные' действия возобновились с удвоенной силой. Вот и теперь мой отец, как мне показалось, с равнодушием и непониманием отверг протянутую ему руку. Что ж, это его выбор.

Братец. Проявился ещё даже до смерти матери хамскими письмами по электронной почте (сложилось впечатление, что писались они в сильном подпитии). А уж когда матери не стало, он 'сорвался' по полной программе: в ход пошли отвратительные публичные выпады в Интернете, откровенное базарное хамство и ложь. При этом он даже не попытался объяснить или опровергнуть те страшные поступки, о которых я написала в книге, напротив, он их подтвердил, да еще и с эдаким пьяным ухарством: 'Ну да! Ну и чё?'.

Бывший муж. Живёт бедно в стеснённых условиях с женой и двумя детьми. От Алисы бегает, как заяц. На похоронах матери всё время старался улизнуть даже от взгляда дочери. Боится? Стыдится? Что-то замышляет? Может, и то, и другое, и третье. Очень я опасаюсь его притязаний на Алисину квартиру! Очень... Сейчас он и его жена вьются вокруг отца. Демонстрируют заботу. Но почему-то не верится в чистоту и благородство помыслов человека, бросившего и предавшего свою дочь, с которой он жил до её 16 лет, которая очень любила его и ничего ему плохого не сделала. Нельзя быть немножко беременной. Либо он человек морали, либо — аморальный. Среднего не дано.

Шуричек с семьёй ждут обещанную моей матерью жилплощадь. Отсюда 'забота и опека'. И никто меня не сможет убедить в обратном.

'Юродные' родственники. Тоже проявились, некоторые ещё до ухода матери. Одна и та же занудливая песня: надо простить, забыть, отпустить... Иные начинали эти 'вокализы' сразу с трамвайного хамства. Ну, что ж поделать, воспитание такое... Попутно отмечу важную деталь: ни одни из родственников, ни один, ни разу не задал мне такого обычного у нормальных воспитанных людей вопроса: 'Как у тебя сейчас дела, как ты себя чувствуешь?' Чем, кстати, в очередной раз вогнали в ступор Женю, который, по его словам, 'более эмоционально глухих и равнодушных людей в своей жизни прежде не встречал'. А уж он повидал на своём веку всякого... Нет, мои 'юродные' родственники преследовали другие цели: высказать мне свое 'фе', покрасоваться (интересно, перед кем?) в 'праведном благородстве' и 'быть в струе общественного мнения'. Я для них — лишь функция, вторичный продукт, не стоящее внимания 'нечто'. Ну, именно то, о чём я и написала в своей книге. Верные ученики моей матери хорошо вызубрили преподанный им урок — дочь 'великой' писательницы никто и ничто и звать ее никак.

И ещё важное, о чём хотелось бы сказать: некоторые 'проницательные' субъекты решили, что всё написанное мною порождено завистью к талантливой и успешной матери. Подобного поворота извращённого сознания я не ожидала... Ладно, отвечу и этим 'все понимающим' людям: в страшном сне я не хотела бы прожить такую жизнь, какую прожила моя мать. И не потому, что она была тяжёлой и полной лишений (не больше, чем у других советских людей, а в чём-то даже меньше), нет. А потому, что моя мать сама не умела быть счастливой и близким не давала такой возможности. Потому что сумела окружить себя 'обществом', в котором было душно, смрадно и грустно. Ни успех её книг, ни гонорары — ничего не меняло эту ситуацию.

И не дай бог уходить из этого мира так, как уходила она! Без любящих детей и внуков рядом, окружённой подчас странными и не очень бескорыстными людьми. Кое-кто срочно выклянчивал у умирающей писательницы рецензию или предисловие к своей 'нетленке' (успеть! успеть!). Ведь это могло помочь с изданием. Кто-то, роняя крокодиловы слёзы, опубликовал некролог, не забывая подчеркнуть свое единственное отличие от графоманов — ведь сама Галина Щербакова благословила: 'Ты пиши'. Хитруны, шакалята, ожидающие наследства ничтожества... Вот они-то все и были недалече, когда уходила мать. Этому завидовать? Надо быть безумным. Хотя, возможно, люди, которые так думают, судят по себе: они бы и этому завидовали, лишь бы быть известным и получать гонорары.

Кстати, о гонорарах. Узнала о себе две любопытные вещи: сначала, что я — сволочь, сейчас быстренько рвану в Москву на похороны, дабы наследство и гонорары делить, а потом, что я — сволочь, так как не приехала на похороны матери. Нет, господа, я — сволочь только по второму пункту: не поехала. Мне ещё надо пожить ради любимых людей, а встречаться нос к носу с персонажами моей книги — и здоровый человек не выдержит такого испытания, куда уж мне, с моей весьма подвижной психикой!

А вот насчёт наследства и гонораров — это как раз к ним, к персонажам. Там хватает заинтересованных лиц.

Мои читатели. Не герои моей книги, но, как оказалось, очень важные новые 'персонажи' моей жизни. Скажу честно: я не ожидала того, что произошло. То есть, к оплёвыванию и к вёдрам помоев на мою голову я была готова (хорошо подготовлена всей своей прошлой жизнью), реакция определённой части читателей меня совершенно не удивила. Набор штампов ('мать — это святое', 'нельзя выносить сор из избы', 'обязана простить родителям всё, любить и уважать их, что бы там ни случилось') вперемешку с бранью (странным образом штампы в голове и брань на языке 'гармонично' сочетаются в одном организме) обрушились на меня довольно-таки бурным потоком. Ожидаемо, а потому мне не интересно и не важно.

Но у книги есть и другие читатели... Совершенно неожиданно для себя я стала ежедневно получать благодарности от тех, кого книга задела за живое, кто так же, как и я, был несчастен от нелюбви своих родителей, от тех, чья жизнь была изуродована самыми близкими, от тех, кто мучился без вины виноватый, от веривших в собственные врожденные грехи, в которых их уверили родные люди.