Александр Щёголев - Жесть

Мотивы, заставлявшие меня копить компромат, были просты: найти способ шантажировать шантажистов.

Как Вы можете все это изъять? Очень просто. В банке мною оставлено распоряжение — в случае моей смерти выдать содержимое ячейки именно Вам. Ваши паспортные данные я взял на проходной больницы. Кроме того, все права на пользование моей ячейкой в банке «РУССКАЯ ИДЕЯ» закреплены за Вами в моем завещании. Внимательно ознакомьтесь.

И напоследок советую: по возможности держите оригиналы в этой ячейке, пользуйтесь копиями. Не выносите их без крайней нужды. Возможность копирования видео- и аудиоматериалов предоставляет сам банк. Все-таки я отдаю в Ваши нежные руки динамит, а со взрывчатыми веществами следует обращаться очень осмотрительно».

На этом письмо от Федора Сергеевича заканчивалось.

Вторым документом оказался экземпляр завещания, оформленного сегодня утром. В нем и вправду была указана банковская ячейка, всё содержимое которой, а также дальнейшее пользование которой отныне переходило к Марине. А еще были указаны банковские реквизиты с указанием суммы денег на счету. У Марины зарябило в глазах от цифр. Половину всех денег наследовала Марина. Вторая половина отходила семье Алексея Львовского (так же, как и квартира, и машина Конова).

…Некоторое время она приходила в себя. Слишком уж неожиданным оказался этот поворот. Потом вскочила и побежала в магазин. При крупных бензоколонках и магазины сродни мини-универмагам: чего только здесь нет, от продуктов питания и автотоваров до самого разного ширпотреба. Марина купила, не скупясь, диктофон (у нее в редакции валялась пара таких же) и наушники к нему. Вернулась, сунула кассетку, надела наушники — и…

Голос Федора Сергеевича завораживал. Она слушала, не вслушиваясь. Смысл сказанного проходил мимо. Кажется, вначале он повторил вслух то письмо, которое Марина уже прочитала… затем пошла профессиональная часть, предварявшаяся словами: «Найдите мне невиновного и здорового, и я сообщу вам его вину и поставлю ему диагноз…». Федор Сергеевич поэтапно описывал, как он организовал деструктивные мероприятия против учителя, как использовал галоперидоловую психоделию, как применял наркогипноз, чтобы создать серийного маньяка из психически здорового человека…

«Никаких специальных средств не нужно. Чтобы расщепить сознание человека и создать новую личность, достаточно простого тривиального галоперидола, которого полно в наших клиниках. Этот нейролептик, призванный избавлять от бреда, попутно вызывает в сознании картины, искажающие действительность. Пациент фактически погружается в транс, которым можно управлять. И вот тут-то на сцену выходит гипнолог. То есть я…»

…Марина сорвала с себя наушники и выскочила на улицу — подышать воздухом (хотя, какой там воздух на бензоколонке?!). Ее почему-то мутило. Может, пирожное в кафе было несвежим. А может, истощенный до опасного края организм, за неимением внешних источников энергии, начал пожирать сам себя… Взгляд ее волей-неволей уткнулся в рекламный щит. Конструкция щита была трехгранной: не хочешь, а посмотришь. С гигантского плаката ослепительно улыбался импозантный мужчина, приветственно вскинувший руку. Реющий на ветру российский флаг был ему фоном.

И слоган:

ВЛАДИМИР ЛЕНСКИЙ! ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ БЛОК «ПРЯМОЙ ПУТЬ»! НАШ УСПЕХ — ВАША УДАЧА!

Мужчина с плаката сально подмигнул Марине — и вдруг… изобразил пальцами хорошо известный жест!

Это было уже слишком.

— Я тебя урою, тварь!!! — крикнула ему Марина.

Она вернулась в кафе, ожесточенно повторяя «Я тебя урою… тварь… урою… тварь…», — достала мобильник и, не присаживаясь, стоя, набрала семь семерок. Отозвался энергичный баритон.

— Евгений Петрович? Это некая Марина из «Комсомолки». Вероятно, вы меня не знаете…

— Ну как же! — обрадовался голос. — Рассказами о ваших похождениях у меня все уши обвешаны. Если хоть десять процентов из этого — не лапша, то я у ваших ног.

— Король не преклоняет колени перед пешками.

— Это вы-то пешка? Офицер! Боевой офицер!.. Я вас внимательно слушаю, Марина.

— Мне поступило предложение от шеф-редактора филиала «Комсомолки» провести журналистское расследование в отношении известного вам лица. Я ничего ему не ответила, потому что ваш материал мне не нужен. Вялый у вас материал, откровенно говоря. Прямой путь надо не скривлять, а взрывать. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Я понимаю, что разговор не телефонный. И что у вас есть, по-видимому, интересные наработки, а также свои… э-э… пожелания.

— Во-первых, если я соглашусь стать подрывником, то хотела бы иметь дело лично с вами, а не с вашими секретарями.

— Законно.

— И вопрос гонорара…

— Своя газета? — предложил голос. — Или, может, своя программа на телевидении?

— Лучше, конечно, целиком телеканал.

В трубке заразительно засмеялись.

— Нет ничего невозможного! Встретимся в «Друкаре», на последнем этаже. Вас найдут и пригласят…

Разговор закончился. Марина села на стул… и промахнулась. Она попыталась подняться — и не смогла. Нащупала бумажку с телефоном в кармане брюк, поднесла мобильник к лицу, трясущимся пальцем набрала номер.

— Это знакомая Терминатора… Да, это Марина… Передайте, пожалуйста, Тёме, что мне… плохо… мне очень плохо… на какой-то бензоколонке, в кафе…

Она упала на пол, безразлично разглядывая потолок. К ней бежала напуганная барменша, но Марина этого уже не видела…

Омоновский автобус догнал «Скорую», едва та отъехала от бензоколонки. Поравнялся и прижал к обочине, вынуждая медтранспорт остановиться. Из автобуса выскочил взвинченный мужчина в форме десантника и в жутковатой маске — дернул дверь автофургона со стороны водителя и кратко сформулировал:

— Открывай зад.

Сиденье пассажира пустовало: врач находился внутри. Он высунулся в окошко и недовольно спросил:

— Чего там?

Водитель, не издав ни единого звука, вышел и распахнул задние дверцы. Жуткий гость запрыгнул в кузов, закрыл за собой дверцы и сказал:

— Поехали.

— Я бы вас попросил… — сварливо начал врач.

— Потом попросишь.

Мужчина кинулся к пациентке, лежащей на каталке.

— Тёмка… — прошептала она, совершенно счастливая. — Я его урою…

— Само собой, — откликнулся тот. — Не вопрос.

— Почему ты черный? Не хочу… Черный цвет тебе не идет… — она вдруг привстала и сдернула с человека маску.

Он отшатнулся. Отшатнулась и она, округлив глаза, — но лишь на миг. Тут же притянула его к себе и начала целовать — куда придется, не разбирая.

— Какой ты у меня эксклюзивный… — бормотала она в паузах. — Экологически чистый… Я рождена для любви, я — последняя радость смертников. Мы имеем право на любовь, даже если это любовь у подножия эшафота. Ты меня понимаешь? Ты, который столько лет танцевал со смертью, ты меня понимаешь? Держи меня крепче, не отпускай. Держи меня за руку…

Это была не истерика. И не бред. Просто люди встретились после долгой разлуки…

…Они не знали, что пожар в садоводствах очистил еще треть территории, отведенной под терминал. Работа будущих строителей сильно облегчилась и удешевилась.

Они не знали, что еще до лета, благодаря усилиям Марины и возглавляемой ею команды, вице-губернатора освободят от занимаемой должности, а выпестованная им партия рассыплется, как карточный домик. Его сын останется на свободе, хоть и будет поставлен на учет в психдиспансере. А через месяц после увольнения господина Ленского застрелят при выходе из казино.

Они не знали, что капитана Серова осудят и отправят по этапу отбывать наказание. Хоть и попадет он в «ментовскую» зону, там его очень скоро удавят — ночью, грязными кальсонами.

Они не знали, что в редкие свободные дни Марина будет ездить на могилу Федора Сергеевича, ухаживать за ней. А в день смерти врача, на Радоницу, Троицу и в Димитрову Субботу — обязательно. Что касается профессиональной карьеры Марины, то мы по сию пору имеет счастье еженедельно лицезреть по телевизору эту невероятно привлекательную и благополучную даму.

От таблеток она решительно откажется, «переломавшись» буквально в одни сутки, но курить, разумеется, начнет снова (да и могло ли быть иначе?).

Филиал «Комсомолки» после ухода Марины и гибели Ильи изрядно потрясет и помотает (хорошо хоть эта история на тиражах не отразится). Откуда-то станет известно, что господин шеф-редактор лоялен отнюдь не московским владельцам, а некоему третьему лицу из числа местных воротил бизнеса. Александр будет трепыхаться до последнего, тщетно пытаясь спасти свою репутацию… а потом его уволят, и он запьет.