Эдвард Эбби - Банда гаечного ключа

Вертолет заложил большой круг. Хейдьюк пролез в трещину в скале, затаился, свернулся, щель была едва широка, чтобы он поместился туда, глубокая и искривленная, что дна ее он не видел. Скалистая роза на одной стороне, кустик можжевельника на другой. Не на что опереться ногой, он расклинил себя в трещине, упершись спиной в одну стену, а коленями в другую, как в дымоходе. Зажатый в массе камня весь, кроме глаз и рук с ружьем он ожидал первого из нападавших.

Были ли ему страшно? Нет, Хейдьюк был вне страха. Напуганный до смерти на финише, он слишком устал, чтобы бояться, слишком измотан, чтобы думать о сдаче. Ужасная вонь из джинсов и теплая полужидкая субстанция, вытекающая из правой штанины едва ли казалась ему продуктом, произведенным им самим. Он был занят другим, он посмотрел в прицел, сосредоточился на спусковом крючке, на поправке на снос, его ум был ясен, как кишечник.

Вертолет с грохотом пронесся мимо, в поисках жертвы. Не раздумывая, как учили, Хейдьюк выстрелил в кабину пилота и чисто случайно не попал в лицо пилоту. Вертолет резко повернул и вспышки выстрелов показались в боковой двери. Осколки камня полетели вблизи места, где сидел Хейдьюк. Вертолет повернулся хвостом к нему, он выстрелил в главную передачу хвостового винта. Вертолет более напуганный, нежели поврежденный полетел обратно в лагерь для ремонта и перерыва на кофе для экипажа.

Хейдьюк выжидал. Люди на земле держались на безопасной дистанции, в шестиста ярдах, на открытом месте, и ожидали подкрепления. Хейдьюк нашел более безопасную нишу в расселине скалы и снял свои зловонные джинсы. Он верил, что сегодня умрет, но умирать, барахтаясь в собственном дерьме, ему не очень хотелось. Первой мыслью его было выбросить их со всем дерьмом вниз на склон позади него, но потом у него возникла мысль получше. Все равно делать было нечего. Он отломал небольшую ветку розы, яркие цветки пахли, готовые выбрасывать семена.

Он выскреб дерьмо из штанов. Зачем? При данных обстоятельствах, зачем беспокоиться? Это вопрос достоинства, думал Хейдьюк. Оставив штаны проветриться он ждал очередного нападающего. Четыре патрона в ружье, два для вертолета, два для двух, кто подойдет, и заряженный револьвер для оставшихся. Долго он не продержится.

Сэм Лав прибыл последним, но он успел к концу концерта. Особой разницы не было, он уже ни за что не отвечал, просто удовлетворял свое любопытство. Прошло двадцать четыре часа с того времени, как он отправил брата на вертолете под присмотром Дока и Бонни в реанимацию больницы Моаб.

Сэм был просто зритель, сторонний наблюдатель, и был этому рад. Он и репортер из Солт Лейк Сити сидели на валуне и наблюдали за полем боя. Заходящее солнце освещало широкую панораму Мейз, как огромную сцену, с красными башнями, пурпурными бороздами и голубыми горами, служащими задним планом. На авансцене, внизу был слышен винтовочный огонь, доказывающий, что где есть жизнь, там есть и надежда. Два вертолета и самолет барражировали безо всякого толку, расходуя топливо.

— Которого из них он подстрелил? — спросил Сэм.

— Того здорового, из общественной безопасности. Они зовут его «штатский Хью», по моему. Только он его не подстрелил, просто повредил хвостовой винт и проделал дыру в стекле. Никто не пострадал, но им пришлось сесть на время.

— Где именно он сидит? — спросил Сэм.

— На самом краю, — журналист посмотрел в бинокль, Сэм сделал то же самое, — он забился в трещину в скале, между вон теми кустами. Около пятисот ярдов.

Сэм навел бинокль. Он видел два куста, оба почти без листьев, и почти без веток, видимо ружейным огнем их посбивало, но он не видел беглеца.

— Откуда вы знаете, что он все еще там?

— Час назад он выстрелил, когда они пытались забросать его гранатами. Чуть не попал в пилота, гаденыш.

— Куда они стреляют?

— По кустам, может будет удачный рикошет, чтобы его задел. Да и просто убить время.

Никого не ранили, подумал Сэм.

— Сколько он уже там торчит?

— Шесть с половиной часов, дьявол его побери.

— Похоже у него кончились патроны. Неплохо было бы поймать его пока не стемнело.

Репортер улыбнулся.

— Хотите возглавить операцию?

— Нет.

— Никто тоже особенно не рвется. Перед ними в трещине опытный снайпер, может у него еще остались патроны. Они просто ждут, чтобы он вышел.

— Лучше бы они подошли ближе, — сказал Сэм, — этот Рудольф умеет лихо исчезать с краев каньонов. Они уверены, что он уже не внизу, в Мейз?

— Они поставили двух людей на холме с другой стороны каньона. Там отвесный обрыв в пятьсот футов высотой, голый песчаник, никак не слезть вниз. Даже если он попытается, они это увидят. Если он упадет, он попадет в такой поток, которого тут не видели за последние сорок лет, как сказал шериф. Я бы сказал, этот твой Рудольф по уши в дерьме.

— Спасибо, он не мой. Но у него длинная веревка.

— Уже нет, они нашли веревку.

Выстрелы повторились, снова с одной стороны.

— Могу спорить, у него нет патронов, — сказал Сэм, — может он сдастся.

— Может быть. Если бы он был обычный уголовник, то так видимо и было бы. У него, должно быть, прилично пересохло горло. Но ребята из общественной безопасности сказали, что это настоящий псих.

— Верю.

Сэм опустил бинокль. Он играл с ним, думая, что он там делает, вдруг он услышал выстрел вблизи. Поток выстрелов понесся по всей длине линии огня, дюжина или больше автоматических винтовок палила что ест мочи. Лавина пуль понеслась в цель.

— О, Боже, — пробормотал Сэм. Он снова поднял бинокль, нашел интересующий его объект в нескольких футах от края скалы, растерянная неловкая получеловеческая фигура, поднявшаяся по пояс из того, что выглядело с точки наблюдения Сэма каменной массой. Он увидел желтую кепку, щетинистую лохматую голову, плечи, грудную клетку, и торс чего-то, одетого в голубой линялый хлопок, точно как тогда, когда он удирал от них. В руках у человека было ружье. С такого расстояния даже в бинокль он не мог уверенно сказать кто это был — однако это должен быть он. Должен быть. Но с одной оговоркой — этого человека у него на глазах разорвало на куски.

Сэм Лав прожил тихую жизнь, думая в основном о бизнесе, он никогда не видел своими глазами физического разрушения человеческого существа. Ошеломленный, ослабевший от ужаса, он увидел, как фигура Рудольфа двинулась или сползла в сторону, половина внутрь, половина вне трещины, (почему, Господи!), и под ливнем пуль тело разлетелось на куски, щепки, обломки, обрывки, руки повисли, как обрубленные, ружье упало, голова разлетелась на куски и обломки, и то, что только что было живым американским парнем секунду назад, стало прахом.

Сэм смотрел, не в силах оторваться. Изрешеченное тело повисло на краю скалы, и под градом пуль, как под ударами молотка, упало вниз. Остатки Рудольфа Рыжего упали, как мусорный пакет, в бурлящую бездну каньона, скрываясь от человеческих глаз (и от женских тоже) навсегда. Тело точно никогда не найдут.

Сэм это чувствовал. Через несколько минут, когда репортер и все остальные подбежали с криком, он подумал (как сказала бы его дочь) что сейчас вернёт назад съеденное печенье. Но нет, приступ тошноты прошел, хотя память об этом ужасе останется на месяцы и годы. Он отхлебнул воды из фляги, съел пару крекеров из своего пакета с ланчем, и, спустя несколько минут, почувствовал себя лучше. Он присоединился к полицейским, шерифам из трех округов с заместителями, ассистенту главы национального парка, рейнджерам, журналистам и оставшимся членам поисково-спасательной команды округа Сан Хуан.

На краю скалы они не нашли следов плоти и костей. Был след крови поперек камня, ведущий к краю пропасти. Они нашли ружье Рудольфа, разбитые остатки когда-то великолепного Ремингтона со снайперским прицелом, с одним патроном. Кто-то бродил вокруг, кто-то изучал изрешеченные кусты можжевельника и розы, которые давали преступнику хоть и небольшое, но убежище, откуда он стрелял на протяжении долгого дня, Кто-то изучал избитый пулями песчаник, обгоревшие пятна огня и пыль от разорвавшейся гранаты, бросал камни в трещину, которая разделяла основную часть гребня и ее окончание. Камни падали в тень, исчезали, со стуком падая на дно.

Капитан полиции связался по радио со своими людьми на противоположном холме и подтвердил, что Рудольф абсолютно точно упал в каньон. Два человека наблюдали падающее тело до самой воды. Они видели куски тела, в обрывках рубашки, которые плыли, пока не скрылись за поворотом.

Пилот вертолета попытался проследить за останками, но не смог.

Капитан собрал осколки ружья и гильзы от патронов. Все шли очень медленно и задумчиво, почти ничего не говоря, к лагерю в Лизард Рок. Все, кроме Сэма Лава. Прибывший последний к сцене смерти, он был последним, кто ушел. Он медлил, колебался, сам не зная почему, глядя вниз в ревущий каньон. Ошеломленный звуком и слегка испуганный глубиной пропасти, он сделал пару шагов назад, поднял глаза и посмотрел на стены и каньоны Мейз, гротескный лабиринт камня в заходящем солнце. С чувством отчужденности он посмотрел на север, на удаленные скалы Бук Клиффс, в пятидесяти милях, на восток где виднелись покрытые снегом пики Моаб. В конце концов Сэм повернулся и посмотрел назад, на путь, который он (и Рудольф) проделал, мимо пика Подсвечник, мимо скалы Ящериц, в сторону необжитых Финз, малоизвестных глубин Стоящей скалы, в надвигающихся сумерках.