Ольга Тихоплав-Волкова - С тобой без тебя

16 июня

Сегодня ты опять приснился нашему сыну. «Папа пришел к нам в квартиру, сел на кухне и стал о чем-то говорить с тобой, после чего вы пошли вместе в комнату. Теперь уже я сижу на кухне, пью чай и как бы вижу, что происходит в папиной комнате. А там папа рассказывает тебе о своей гибели. Я выхожу из кухни, чтобы попрощаться и задать вопросы. Папа ведет себя более адекватно, чем в других снах. Он стоит у входной двери, опираясь на нее левой рукой.

Я спрашиваю его: „Папа, а ты уже был там?“ „Нет – резко отвечает он. – Пока еще не пускают“. „А как там?“ – спрашиваю я его.

Папа начинает говорить, сопровождая свои слова жестами. „Там темно. Это такая большая страна, – он помолчал и добавил: – Европа. Представь себе, все материки, острова и архипелаги объединены в один большой материк. Там очень много людей европеидной расы, много монголоидов. Негров почти нет“.

На вопрос, почему именно их нет, папа не ответил.

Я спрашиваю: „Это сумеречная зона?“, сам не понимая, откуда я взял это.

„Можно и так сказать“, – говорит отец.

Я спрашиваю, где он живет, что с ним, есть ли там города и страны, но отец не отвечает. „Мне надо сходить по делам“, – говорит он.

„Пап, а можно мне задать вопрос? Когда ты вернешься?“ – спрашиваю я. „Там посмотрим“, – говорит он.

Папа выглядит молодо, у него чуть более худое лицо, не такие седые волосы, нет собранности и сосредоточенности, как при жизни. На лице умиротворенная улыбка. Черты лица такие, как при жизни. В очках. Он выглядит моложе лет на 10, точно такой, как на фотографии, где мы все трое и мне всего год. Я обратил внимание на его усы. Они были не такие густые, как в другом сне».

Знаешь, Коля, я теперь думаю, что твоя душа знала, когда и как она должна освободиться. Твоя осторожность и некоторая боязливость относительно автомобилей мне становится понятной. Ты знал, какая смерть будет у тебя. Знал на подсознательном уровне. Ты ее выбрал сам.

Выбирая право на смерть, Иисус говорил: «Никто не отнимает ее у Меня, но я Сам отдаю ее; сию заповедь получил Я от Отца Моего», тем самым давая понять, что существует право выбора способа физической смерти.

В замечательной поэзии Н. Гумилева есть очень сильное стихотворение на эту тему. Называется оно «Выбор».

Сегодня сорок дней, как тебя нет в живых.

С утра стоит чудесная, солнечная, теплая погода. Мы собрались на кладбище. Взяли, как полагается, бутербродов, водки, огурцов соленых – отцовских, которые ты очень любил. Поехали на машине твоего брата. Перед самым отъездом мне позвонил твой хороший знакомый и с очень большой теплотой говорил о тебе. Он сказал, что ты был не похожим на других, был какой-то особенный, очень светлый и что таких, как ты, очень мало. «За ними надо гнаться всю жизнь», – сказал он напоследок. Я очень благодарна ему за этот звонок и особо за такие теплые слова. Ты достоин такой памяти. Ты действительно был каким-то не таким, как твое окружение. Нет, они не злодеи. Они просто обычные, обыкновенные. Со всеми своими ужимками и прыжками, глупостями и мелкими злодействами.

А ты был другим. Боже мой! Какой мужчина был со мною рядом! И не просто был, а очень сильно любил меня!

Достойна ли я была твоей любви? Достойна ли я была тебя?

Тебя нет уже сорок дней, а я все живу.

Конечно, в других жизнях мы будем опять вместе, но в этой тебя уже не будет никогда. Никогда! Сколько мне отмерено? 10, 20 лет?.. Зачем так много мне одной?!

Но я не имею права уйти за тобой. У меня нет такого права. А как же тогда Кирилл? Мать будет нужна ему еще долго. Что же ты сделал с моей жизнью?!

До твоей могилы идти по кладбищу минут двадцать. Это кладбище под названием «Миронова гора» – целый город. Сколько народа здесь лежит! А небо сегодня такое голубое, и так много чаек! Сегодня твоя душа должна определиться. Светлые ангелы поведут тебя на небо, навсегда оставив нас с сыном одних в этом мире. Где-то очень глубоко в душе я еще верила в чудо, сознание не принимало факта твоей гибели. Но с каждым днем я все глубже понимала, что ты не придешь больше никогда.

Извини, но тебе проще было уйти, чем мне остаться с этой болью.

Господи, что я такое говорю?

Ты никогда бы не покинул нас, никогда! Успокаивая меня, жалея и любя, ты говорил мне: «Лель, не бойся, я с тобой. Я всегда буду с тобой»

Смерть разлучила нас, вырвала тебя из жизни. Вырвала тогда, когда ты мчался к своему ребенку, спешил к своей семье, спешил туда, где тебя любили и ждали. Подлая!

Боже мой, как мне больно!

Поздно вечером, когда гости ушли с поминок, я посидела около твоего портрета со свечкой. Я часто разговариваю с твоим портретом, и мне иногда кажется, что выражение твоего лица на нем меняется. Об этом писала в своей книге академик Бехтерева. Я верю ей и себе тоже.

В памяти всплыли страшные события последнего времени. Сорок дней назад ты погиб. Я помню каждый миг дня твоих похорон.

Похороны – это не только последнее прощание с родным человеком, это еще напоминание о том, что все мы здесь временно, мы гости на этой земле.

Утром, включив телевизор, чтобы узнать о прогнозе погоды из выпуска местных новостей, я увидела тебя в разбитой машине. Через два с половиной часа я увидела тебя в гробу.

Я стояла и смотрела в твое лицо. Оно было твое и какое-то чужое одновременно. Вид грубых швов на виске с правой стороны приковывал мой взор, теснило грудь, парализуя дыхание, кололо сердце и предательски дрожали ноги. Не хватало воздуха для вздоха. Я часто подходила к тебе сзади и целовала в этот самый висок. Ты обычно поворачивался и улыбался мне, никогда не сердясь на меня, даже если это было не вовремя.

Нижняя часть лица от удара приняла вид совсем не такой, как при жизни, но черты мертвого лица узнаваемы. А веки… Это твои веки, лоб твой, волосы с сединой тоже твои. Мне нравилось их гладить, я любила прижаться губами к этой умной голове с седыми волосами. Я дразнила тебя: «А давай тебя покрасим», на что ты, отбиваясь, говорил: «В рыжий цвет. Как у Кирюхи. Будет двое рыжих».

Народу было очень много, но я никого не видела. Я стояла у твоего гроба, держа в правой руке зажженную свечу, а в левой – маленький иконостас, который подарила тебе твоя мать на нашу свадьбу.

Нам с Кириллом надо было выстоять. Выстоять достойно, как подобает твоей жене и твоему сыну.

Мы смогли. Ты можешь гордиться своей семьей.

Батюшка отпевал новопреставленного раба Божьего, горели свечи, в воздухе плыл беловато-сизый туман ладана. Люди несли живые цветы. Целые охапки цветов лежали у твоих ног, а люди все шли и шли. Господи! Сколько же у тебя было цветов!

Утро было теплым и солнечным. Многие поехали на кладбище. Мои близкие подруги, взявшие на себя все хлопоты с похоронами, организовали поминки по христианской традиции, как положено, поэтому все было достойно. Когда коллеги, друзья, родные стали прощаться с тобой, говоря последние слова, стало резко холодать, а когда крышка гроба легла на свое штатное место, пошел дождь. Холод усиливался, и народ поспешил в автобус, который должен был отвезти всех в кафе на поминальный обед. Пока мы ехали до кафе, дождь разошелся не на шутку, а через час-полтора пошел снег. Боже мой! Какой повалил снег! За несколько часов выросли настоящие сугробы, на улице мела настоящая зимняя метель. Стало белым-бело! Земля укрывала тебя саваном. Ведь ты был Никола Зимний. Может быть, это Николай-угодник расстарался за своего крестника?!

Вечером, когда мы с Кириллом сидели дома у твоих родителей и поминали тебя, метель бушевала так неистово, что в окно невозможно было что-либо рассмотреть.

«Давайте помянем Николая. Хороший был человек», – сказала твоя тетя, поднимая стопку водки, и в этот миг над нашими головами раздался мощный раскат грома! Все переглянулись. Это не могло быть случайностью. Это был знак! Но все ли это поняли?

А какое мне дело до этого? Главное, что мы с сыном это поняли.

Зима стояла как раз до девятого дня, 18 мая, и только после обеда снег начал таять под появившимися лучами солнца, и весна вернулась вновь.

Ты знаешь, накануне похорон я ходила в церковь к своей иконе. Я хотела попросить Николая-угодника помочь мне пережить это испытание, дать утешение и силы. Но иконы нигде не было. Я спросила девушку-послушницу, где она может быть. «А она на послушании. Вон лежит, но к ней нельзя», – был ответ.

Икона появилась 19 мая, после девятого дня. Странно, правда?