Андрей Шамин - Танец на лезвии бритвы

— Да.

— Теперь вспомни где твоё сердце.

— Там, где любимая.

— Она ждёт тебя?

— … да, Учитель.

— И я жду тебя.

Руки Странника от кончиков пальцев стало наливаться сиянием. Вот засветились тело, вот тьма из-под ног шарахнулась в сторону. Сияние стало невыносимым — я рухнул на землю и прикрыл глаза. Свет стал плавно удалятся, а я всё лежал, не смея поднять головы. Потом мы оба вскочили как ошпаренные и побежали сломя голову…

… в свою комнату. В глазах плавали круги — алые, жёлтые, белые. Когда они прекратили свою бешеную пляску я увидел что моё место занято. Я наклонился к спящему пониже — он лежал на боку, тихо дыша. Луна бросила свой лучик на его черты, я вскрикнул от удивления и…

…Лунный зайчик медленно крался по моей щеке. Я накрыл его ладонью и, перевернувшись на спину, уставился в потолок.

Печаль ничем не объяснимая, — умом не понять. Нечто глубинное. В самой бездне моей души происходило коловращение. Заглянуть в неё страшно — голова закружится.

"Если не умеешь летать лучше и не пытайся прыгать…" — вспомнились слова Белого мага. И голос Агасфера.

"Нет ничего нашего — настоящее утекает как вода сквозь пальцы, будущее никому не принадлежит, а прошлое отдано Богу…"

— И жизнь? — трещины причудливо переплетались, взгляд скользил по узору, петля за петлёй.

"Роман, молодой человек. Роман в трёх словах — Детство, Мужество, Старость и всегда меж ними пробел — неминуемая Смерть".

Мы вышли на лестницу. Сзади ехидно щёлкнул замок. Говорить было не о чем — всё уже сказано. Я медленно спустился по лестнице вниз и только в подъезде дал выход эмоциям, пнув дверь.

— Господин Любомудров, вы признаёте себя виновным? — Нет. — Ну, на «нет» и суда нет! — я дёрнул засов.

— Есть ещё суд Божий, — тихо произнёс Василий.

— Ага! Охотно верю! Какой к чёрту суд, когда материал сняли. Такого я от Кузьмича не ожидал!

— Все люди. — Василий вздохнул — Ты сделал больше чем мог…

— Да брось ты меня утешать! Ладно, с материалом я что-нибудь придумаю. Идём, погуляем по Старушке. Проветримся.

Он нервно допил кофе и поставил кружечку на поднос. Вот же Мегрэ доморощенный! Козёл! Хорошо от магии не остаётся никаких видимых следов. Опытный экстрасенс, разумеется, их мог отыскать, а так — всё. Шито-крыто. Нервы они ему потрепали, но так просто им не сойдёт. Обойдёмся без Евгения. Пусть Сатан разберётся с этими умниками и дело в шляпе. Он взял мобильник.

— Привет. Как твоё ничего? У меня ништяк. Угадал. Пытались. Только меня, сам знаешь, на понт брать себе дороже выйдет. Правильно понял. Только не до смерти — не ссорься с властью. Девочкам премию, скажи от меня лично… Что? Да, да — полштуки каждой, не жмись. Насчёт наших друзей — минут десять назад они меня покинули.

Он достал из тайничка пакетик с белым порошком, высыпал его на стол и вытянул в две дорожки.

— "Латвияс дзелтниекс", — шумно втянул дорожки сначала правой, затем левой ноздрёй.

— А мне летать, а мне летать, а мне летать — охота! — пропел от полноты чувств.

— Хорошо! — он потянулся так, что хрустнули суставы и увидел поднос с чашечками. Он уже поднял руку — смахнуть посуду, из которой пили гости, но передумал.

— Виктор, вы что хотите расколотить фарфор династии Цин? Из-за каких-то вонючих недорослей? — Ещё чего не хватало! — ответил он сам себе.

— Тогда что вы хотите? — Что? — он задумался.

Мысли, помахивая крылышками, под песенку в исполнении Андрея Миронова, усаживались на люстру и в голову слетать не думали.

— Вспомнил, вспомнил! — он захлопал в ладоши — Чашечки помыть!

Пританцовывая, он двинулся на кухню. Так и есть — второй даже свет в сортире не выключил! Такой же козёл.

Он протянул руку к выключателю. И только тогда, когда палец нажал клавишу, он сообразил, что запах благовоний смешался с другим. Очень неприятным. В следующий миг воздух полыхнул жаром. Он почувствовал, как его поднимает и швыряет спиной вперёд. Ещё какие-то мгновения он чувствовал своё тело. Потом пришла странная лёгкость и страх. И последний остался навсегда.

Я смотрел на мостовую, освещённую редкими фонарями и мне грезились тяжёлая поступь рыцарей, шорох дамских шлейфов, шаркающие шажки членов магистрата, топот деревянных башмачков ребятишек. Кипела невидимая нам жизнь.

Встретилась группа металлюг. Косухи, усеянные рядами шипов и клёпок; нечёсаные гривы. Сквернословие мешалось с перегаром. По кругу ходили бутылки с пивом и водкой. Вели они себя довольно агрессивно. Один окликнул Васю.

— Эй, закурить не найдётся?

— Не курю, — буркнул Вася.

— Что спортсмен?

— Череп, что гопота наезжает?

Я сразу вспомнил дом.

— Это те.

— Не понял? — Вася по-прежнему размеренно шёл, не спуская с парня глаз.

— Дом, — выдохнул я.

И снова я не предугадал васиной реакции.

— Не, шмындрик — защитники прав животных!

Череп и ещё один подошли. Остальные молча наблюдали. Когда парень, которого звали Черепом, стал передо мною я понял, почему его так кличут. Костистая голова с впалыми щеками, нездоровый цвет лица. Но не из-за этого — на куртке висели маленькие черепа.

— Чо вылупился, оковалок? — Череп дыхнул перегаром — Думаешь, фуфло капроновое? Настоящие.

Лучше бы он этого не говорил. Васин кулак вонзился ему в переносицу, и он рухнул как подкошенный. Второй шарахнул бутылкой о стену и ткнул меня в живот — я еле успел прикрыться папкой с бумагами. Вася развернулся и лягнул его в коленку. Парень выронил «розу» и скорчился. Я хотел добавить ему по сусалам, но вовремя заметил, что остальные перешли от безмолвного созерцания к боевым действиям. Какая то сука засветила мне бутылкой в голову. Схватился рукой — горячее, липкое — кровь. Ещё одна разлетелась рядом, осыпав клочьями пены и осколками. Застонал Вася — ему попали в солнечное сплетение.

— Давай, рвём, — заорал я и, схватив его за руку, потащил за собой.

Мы шли быстрым шагом. Преследователи не отставали. Неожиданно из проулка вымахнули ещё несколько человек. После короткой борьбы нас скрутили и куда то поволокли, туго затянув рты банданами — мы могли только мычать.

Приволокли в какой то двор. Там нас уже ждали.

— Ладно, ребята. Идите, отдыхайте. Мы с этими козлами разберёмся. Нате — похмелитесь.

Металлюги, радостно возопив: "Больше трэша, водки и угара" с топотом удалились.

— Урод ебаный! — Череп пнул Васю ногой в живот.

— Не спеши. Времени хватает.

Голос говорившего показался мне знакомым. Я угрюмо посмотрел ему в глаза. Хрена лысого! Ребята продуманные. На головах капюшоны, нижняя часть лица обвязана банданой. Все крепкие, накачанные. Это не пьяные, еле стоящие на ногах неформалы. Это спецы. У меня засосало под ложечкой.

— Я думаю, ему это понравится, — говоривший переглянулся с парнями. Те стали приближаться.

Я зарычал как можно более устрашающе и прижался спиной к стене. Василий стал рядом.

Ребята оказались резкими. Я получил хороший хук слева. Рот наполнился кровью. В глазах потемнело. Машинально я отбил следующий удар и тут неподалёку грохнуло так, что в ушах заложило. Я отвлёкся и услышал звон разлетающейся бутылки. Ноги подкосились, и я упал на пахнущий мочой асфальт

— Ёбанный в живот Христос!

Кто-то ахнул.

— Всё, — пиздец! — взвизгнул Череп.

— Заткнись, придурок. Мотаем отсюда!

Череп приподнял меня за воротник куртки.

— Ты, гнида!

— Кончил?!

— Хуёво пизданул — дышит. Тащим?

— Ну, их в пизду. Пусть валяются.

— Да ты что! А менты?

— Идём, сказал.

Издали послышался вой сирен.

Ромуальд видимо знал, что говорит. То, что это был он я не сомневался — его манеру лаять я запомнил очень хорошо.

Нас подобрали. Немного подлечили и в Централку. По подозрению в убийстве гражданина Любомудрова Виктора Павловича, известного целителя и экстрасенса. Централка, ночи полные огня…

Но кончилось всё хорошо. Следствие показало, а адвокат убедил, что это был несчастный случай. Дело закрыли.

Мы вышли в день. Ещё стояло бабье лето.

— Красота! — Вася раскинул руки — Только после камеры понимаешь цену свободы. Ты не знаешь, сегодня церкви работают?

— Церкви? Не знаю… А что ты хотел? Свечку поставить за упокой этой… — я еле сдержался — вспомнил: о покойниках или ничего, или хорошее.

— Суд Божий вершится руками человеческими… — Василий потянулся, — Исповедаться я хочу, Санька. Душе тяжело. Давит… Ты сейчас оставь меня одного. Извини, там, на киче я только об этом и мечтал.

— Да ладно. Чего уж там. Свидимся.