Николай Сиянов - Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина

Но я не об этом. Надо постоянно загружать себя физически, вот что. Есть дисциплина Духа, и есть дисциплина Тела. Для гармоничного развития необходимо совершенствовать и то, и другое. Именно с этой мыслью и прокладывал нынче тропу почти до поселка. Полдня пробивался в снегу, как танк. Полдня обратно. Но зато тропа получилась хорошая.

Конечно, я бы покривил душой, когда бы честно не признался себе, что, пробивая дорогу, я помнил только о Настеньке. А вдруг надумает в гости? Или, лучше, насовсем? Вот тогда мои усилия не пропадут даром. Да и как она пробьется, к избушкам-то, без надежной тропы?

14 ноября. “Каждый молится сам себе”, — говорил Вивекананда. Тропу к Поселку я пробивал, должно, все-таки для себя, да плохо ею воспользовался. Однако все по порядку.

Глубокой ночью в состоянии транса О’Джан поднял меня с постели со словами: “Вставай, сынок, и иди”. Я не понял, как то есть вставай, куда идти. Ночь, темнота, пурга замела оконце и воет, воет, как стая голодных волков, гудит и воет даже в трубе. “Вставай, сынок, и иди в поселок”. “Зачем?” “Так надо”.

Оделся, выглянул на Божий свет… Господи! Хорошо, что не кромешная тьма: снег белеет, да луна сквозь поземку бледно проглядывает. Ну что ж, надо — значит, надо. О’Джану виднее. Сделал глубокое дыхание — Пранаяму, прокрутил Кумбху, взбодрил и согрел себя. Уверовал: все будет хорошо, в путь!

Вначале, правда, все было более-менее. Пока по лесу — ноги сами нащупывали тропу, но на открытых местах приходилось туго. А когда выбрался к реке, на совсем голое место, вот тут и захотелось кричать: ма-ма! Да еще пурга в лицо, да с морозом! Только что и не хватало для полного счастья старых демонических знакомых — НЛО. Однако подземельные асы в такую погоду наверняка предпочитают отсиживаться в своих теплых технократических пре-исподнях.

…Километров через десять, то есть где-то на середине пути, на крутом повороте к новому распадку между гор, я, мягко говоря, сбился с пути. Начал кружить на одном месте, снова и снова выходя к реке, недоумевая, как это могло получиться. Напрасно я так хорошо думал о преисподней. Бесы на то и бесы, чтобы не дремать, когда человеку плохо. У них и задача одна: развести круговерть до окончательного беспредела, сбить путника с толку, лишить его воли, разума, а проще сказать, закрутить бедолагу между двух сосен, пока не околеет.

Совершенно обессилев, я упал прямо в сугроб, не понимая толком, где я, что со мною, зачем все это вокруг. Хорошо хоть догадался связаться с Учителем.

“Плохо, сынок? — сказал он. — Тогда вставай и иди!”

“Идти? Но куда?!”

“Видишь эту собаку? Она твой поводырь, иди за ней следом”.

Я не стал размышлять, откуда взялась собака, просто я видел её в двух шагах от себя, большую пушистую лайку. Она дружелюбно помахивала хвостом.

Я поднялся и тронулся в путь, ориентируясь на пушистый, колечком, хвост. Вскоре выбрался на тро-пу и здесь, шагая за четвероногим другом, понял: наше бессилие возникает не от физических преград и усталости — от отчаяния. От замкнутого круга, по которому водят тебя, как бычка на веревочке, лишая сопротивления, воли.

К поселку вышел уже на рассвете. Лайка давно пропала, я даже не заметил когда. Снова связался с Учителем: “Что мне теперь делать, О’Джан?” Если бы Он сказал: “Иди обратно!”, я бы, наверное, упал и, как маленький, задрыгал ногами: “Не хочу! Не могу!” Но О’Джан посоветовал мне заглянуть к Владимиру Ивановичу, леснику, отогреться.

Владимир Иванович, конечно, удивился столь раннему визиту. Пожалуй, даже не визиту — виду моему, ибо ввалился я весь в снегу и сосульках, с позванивающей, в льдинках же бородой. Я что-то придумал с ходу не очень складное, да он и не расспрашивал особенно. Напоил чаем и, отогрев, уложил в постель. И здесь, под теплым одеялом, быстро войдя в транс, я снова встретился с О’Джаном.

“Сынок, — сказал он с легкой укоризной, — ты заблудился на начальной и конечной Земле, на крошечном ее пятачке. Позволь спросить, как же ты будешь ориентироваться в безначальной и беспредельной Нагуатме? Подумай об этом хорошенько, сынок”.

И еще запомнились слова Учителя: “Боги пошли на уступки человеку, сконцентрировав его тело до малых размеров. А сделано это для того, чтобы он, человек, смог в конце концов отыскать самого себя. Увы. Боги создали совсем небольшую Землю, но и на ней двуногий легко теряет себя. Воистину способен заблудиться в трех соснах. И снова спрошу, сынок: как же ты найдешь себя в Нагуатме, которая превосходит всякую беспредельность?”

Ну что было ответить? Единственное — задать все тот же извечный вопрос: “Что делать?”

“Никогда не останавливаться на пути, — ответил Учитель и с улыбкой добавил: — Не рекомендуется также отсиживаться в снегу, надеяться на хвост собаки”.

15 ноября. С флюидом Ида работа идет хорошо, успешно. Отчетливо вижу ее как бы прохладное светло-серебристое течение. С недавних пор стала заметна и Пингала: горячая, темно-красная, с золотом изнутри. В местах, где флюиды почти соприкасаются, вижу голубоватые энергетические сферы, а в них — чакрамы. Они действительно похожи на огненные колеса, и они вращаются.

Зрелище неземное по красоте, но меня постоянно возвращает и притягивает к себе Ида. Я как бы вхожу в ее поток, становлюсь им самим — прохладным и серебряным, у нас одно сознание, которое должно вопреки всему заставить вместе с флюидом повернуть вспять, потечь в обратную сторону. В этом главная моя задача.

Иногда она решается хорошо. Мое сознание вместе с непокорным потоком устремляется “вниз”, я прерываю течение, его замкнутый цикл (это и есть самое трудное) и ввожу флюид в святую святых — в сердце Монады, в Сушумну.

Что я испытываю при этом, описать трудно. Но если в двух словах: радость первооткрывателя.

Идти по Сушумне вверх я пока не решаюсь. Вначале надо отождествить себя с Атманом. А по возможности и стать им. Но эта сверхзадача мне пока не по силам.

P.S. А может, мне на пути мешает страх? Вполне понятный страх уснуть в протоке Ида и навсегда потерять физическое тело. Но с другой стороны, что такое наше временное несовершенное тело по сравнению с вечностью? Пришло оно и ушло, какая уж тут утрата, какой страх? Куда опаснее уснуть в Пингале, войти в Сон Смерти и по-настоящему погибнуть во всех трех Мирах.

Нет, страха как такового нет и, надеюсь, не будет У меня такое впечатление, что я утратил это чувство вообще. Говорю без всякой рисовки. Я не боюсь темных сил, потому что знаю: они ничего со мною не сделают, я выше их и сильнее их, и со мною Учитель. Они же, темные, несчастные существа без души, в лучшем случае они достойны лишь жалости.

Недавно появился передо мной один нахалюга. В Тонком Мире, понятно. Все тот же сроновец: рот переходит в уши, голый, волосатый, на кривых ножках. “Бе-е-е-е! — показал козу, начал кривляться: — И ничего-то не сделаешь со мной, не хватит Свету…” Ах, Свету во мне не хватит, козья рожа, ну, посмотрим! Я сконцентрировался на Трикути, вспыхнул Луч: сроновца как сдуло. До сих пор, полагаю, бежит доходяга сломя голову.

Я отвлекся, однако. Я не боюсь смерти как таковой, потому что глупо бояться того, чего нет. Разве люди, к примеру, боятся своего рождения? Почему же я должен бояться так называемой смерти, иными словами, рождения в другую жизнь? Надо твердо понять, что страха в нас нет, этот прелестный подарочек виталических сил только “во вне”. Страх — это всего-навсего отрицательная энергия, она приходит на время и также уходит, если ее не питать, а лишь наблюдать, контролировать.

Какой же вывод? Мне кажется, начало положено. Первое Условие Братства Атмических Сил — “искоренить в себе страх” — я выполняю. А лучше и скромнее: стараюсь выполнять добросовестно. Что же касается второго Условия — “не навязывать себя никому”, — то тут определенно могу заявить: не навязываю. Для этого и забрался в тайгу, сижу в одиночестве рядом с берлогами.

17 ноября. Это только со стороны может показаться, что в тайге да в совершенной изоляции скучно. Нет, скучать не приходится. Не то, так другое. Сегодня, например, был повод развлечься… Но по порядку.

Я занимался своими энергиями в избушке, когда вдруг неподалеку раздался выстрел. Даже два, один за другим, почти слитые — дубль, усиленный горным эхом. Показалось, что выстрелы прозвучали сверху, как бы лавиной прокатились по урочищу определенно сверху вниз. Я вскочил на ноги. Приказал себе не думать ни о чем, то есть отключил мышление и полностью предоставил себя работе тела. Пусть оно делает, что хочет, ему виднее, я же буду сторонним наблюдателем, исполнителем. Любопытно посмотреть, что получится. Сидячую медитацию я пытался перенести в жизнь, в действо, то есть медитировать себя действующим, благо представлялся случай.

Я бросился, было, по направлению выстрелов, но быстро застрял в снегу, увяз по пояс. Заметался туда-сюда в поисках твердого наста — напрасно. Тело повернуло к избушке, там в закутке лежали старенькие охотничьи лыжи. Я редко пользовался ими, потому как они были очень ветхие. Но теперь, видимо, создалась ситуация, когда без лыж просто не обойтись.