Конкордия Антарова - Две жизни

«Если столь трудно удержаться на высоте таким большим людям, как Анна, то как же пробираться по жизненной тропе такому мальчику, как я? – мелькало у меня в голове. – И что могло разбить сердце Хавы? Почему нет в ней полной удовлетвор„нности жизнью, хотя она жив„т в непосредственном общении с сэром Уоми?» – вс„ думал я, перескакивая от одного образа к другому.

Несколько часов, провед„нных мною в работе с сэром Уоми, сделали меня счастливым и радостным. Как же можно жить всю жизнь подле него и носить трещинку, хотя бы на печ„нке, не то что на сердце? Этого понять я не мог.

Я прош„л к Жанне, увидел, что там вс„ благополучно, снова спустился вниз и стал ждать капитана, медленно расхаживая из угла в угол.

Вскоре зазвенел колокольчик, и я очутился в объятиях моего друга, который прин„с огромный букет благоухающих роз и лилий для Жанны.

Взаимные вопросы и ответы, удивление переменой, которую нашли друг в друге, – и вот мы в углу на диванчике, и я поверяю капитану все недавние события.

Во многих местах капитан вскакивал тигром; в иных смотрел на меня нежнее матери; но кое-что положительно не мог взять в толк.

Когда дело дошло до сл„з Анны, – он остановил меня и несколько раз переспросил о том, что говорил сэр Уоми. Он яростно сжимал кулаки каждый раз, когда я упоминал и я Браццано.

В заключение я рассказал ему о Хаве, о мо„м страхе перед ней в Б., о е„ письме ко мне и подарке, не забыв упомянуть о том, как я определил е„ смех.

Капитан хохотал, говоря, что в жизни ещ„ так не смеялся. – Разбитая негритянская ваза! Да это же чудо! Кто, кроме вас, такое выдумает?

– Ну а кто, кроме вас, придумает подарить мне такое кольцо? – сказал я, благодаря его от всей души. – Вот едут, смотрите же, не выдайте меня перед Хавой. Напустите вс„ ваше джентльменство и не забудьте, что чернота е„ ей не очень приятна.

– Не волнуйтесь, Левушка. Буду тих, как паста для замазки трещин.

Я залился хохотом и так и встретил детей, Хаву и И. Побыв ещ„ немного в магазине, мы ушли к кондитеру, стараясь всячески сократить время на утоление аппетитов, и вскоре были дома.

Капитан снова занял свою комнату, а для Ананды князь распорядился о комнате внизу.

Так окончился первый день моего секретарства. Я лег спать с мыслями о том, какие ещ„ сюрпризы принес„т всем нам завтра.

ГЛАВА 23 ВЕЧЕР У СТРОГАНОВЫХ И РАЗОБЛАЧЕНИЕ БРАЦЦАНО Ещ„ два дня жизни промелькнули для меня, как счастливый сон. Занятия с сэром Уоми, письма, которые я писал под его диктовку какимто неведомым мне людям, иногда пронзали так глубоко, что я еле удерживал сл„зы и дрожание руки. Сколько было в них любви, утешения! Особенное впечатление произвело на меня письмо к одной матери, потерявшей взрослого сына. Той нежности, уважения к огромности е„ горя и вместе с тем величия мудрости, которое несло ей письмо сэра Уоми, я не мог спокойно слышать, и сл„зы бежали из глаз, когда я его писал.

Как много надо было выстрадать самому, чтобы так понимать чужое горе. Всю бездну земных страданий надо было постичь, чтобы понять и утешить скорбящего человека.

В конце третьего дня сэр Уоми прислал за мной. Когда я вош„л к нему, я наш„л там И. и Ананду. Сэр Уоми сказал мне, что сейчас все идут к княгине, и если я хочу – то могу к ним присоединиться.

Если бы сэр Уоми ш„л не через десять комнат, а через десять пустынь, то и тогда бы я был счастлив каждой минутой, провед„нной с ним.

– Я позвал тебя, поджидаю и капитана. Оба вы видели человека – старую княгиню – обломком тела и духа. Не думаю, чтобы и сейчас можно было назвать е„ цветущей яблоней, – чуть улыбнулся он. – Но как тебе, так и капитану, мне кажется, будет очень поучительно увидеть, как иногда возрождается человек.

Княгиня нас не ждет. Мы застанем е„ без всяких прикрас, в которые облекается человек, даже духовно высокий и очень правдивый, если он ждет посещения, о котором мечтал. Встреча – если человек к ней готовился – почти всегда нес„т в себе лицемерие. Самые ценные встречи – неожиданные. Пойд„мте, ты с капитаном останешься в комнате рядом. Когда настанет время и если будет нужно, – я вас позову.

Мы вышли, по дороге я забежал за капитаном, и через несколько минут мы были в комнате рядом со спальней княгини. Было темно, у княгини же горели яркие лампы, и нам было видно и слышно вс„, что делалось там.

Княгиня сидела в кресле. Е„ старое лицо до того изменилось, что я не узнал бы е„ теперь. Никакой жестокости, никакой властности в н„м теперь не было.

Князь сидел возле и держал в руках книгу, намереваясь, очевидно, читать ей вслух.

Услышав шум, он спросил: «Кто здесь?», но узнав сэра Уоми, быстро, весь просияв, пош„л ему навстречу. Увидев, кто входит в комнату, княгиня попыталась приподняться, но сэр Уоми запретил ей вставать. Он сел на место князя, И. и Ананда разместились у стола, а князь встал за креслом княгини, весь сияя точно лампада.

– Я не ждала вас сегодня, сэр Уоми, хотя жаждала видеть. Я не смела просить вас ещ„ раз навестить меня. А вот теперь вы пришли сами, – и я так растерялась, что забыла вс„, о ч„м хотела вас просить, – сказала княгиня.

И голос е„ изменился. Ни грубости, ни визгливости, которые так неприятно поражали в н„м раньше.

– Вам не о чем меня просить, княгиня. Это я приш„л поблагодарить вас за бедных детей, которых вы облагодетельствовали. Я ведь ничего не говорил о них. Я только указал вам, что вы обидели их мать на пароходе. А вы не только осознали свою ошибку, но и творчески поправили е„, положив на каждого реб„нка по десяти тысяч. Знаете ли вы, как ценен ваш дар именно потому, что никто у вас его не просил, а сами вы подали бедным детям такую помощь? Если бы вы испрашивали совет у десяти мудрецов, то и тогда не поступили бы правильнее и умнее.

– О сэр Уоми. Помощники ваши так много дали мне в моей болезни, и не только в физическом смысле. Из их разговоров со мною, таких терпеливых, любовных, мудрых, я поняла весь ужас, в котором прожила. И того, что вы благодарите меня, тогда как вам всем я обязана более чем жизнью, – я просто не могу перенести.

Княгиня, закрыв лицо немощными и узловатыми руками, горько заплакала.

– Не плачьте, княгиня. Непоправимо только то, чего человек так и не понял до своего смертного часа и уш„л с этим с земли. Выслушайте меня. Если вы осознали, что обидели Жанну, – позовите эту милую и – поверьте – очень несчастную женщину и извинитесь перед ней. Дар сердечной доброты – вот вс„, что необходимо отдавать в труде своего дня. И если вам кажется, что вы уже стары и больны, что ваше время невозвратно прошло, то это полнейшее недоразумение. Можно быть обреч„нным на неподвижность, лиш„нным рук и ног – и вс„ же не только трудиться, но и творчеством своей любви и мысли вдохновлять массы людей.

Наивысшая форма труда той мудрости, какая известна мне, нес„т миру вдохновение и энергию одной силой своей мысли, оставаясь сама в полной внешней неподвижности.

Но мысль такой, неподвижной мудрости составляет огромную часть движения вселенной. И каждому человеку – в том числе и вам – важно жить, не выключаясь из этого вечного движения, не останавливаясь, но вс„ время идя в н„м, как солнце и лучи, неразлучно.

Прост ваш день труда. Обласкайте каждого, кто войд„т к вам. Если приш„л одинокий, отдайте ему всю любовь сердца, чтобы, уходя, он понял, что у него есть друг. Если прид„т скорбный, осветите ему жизнь вашей радостью. Если прид„т слабый, помогите ему знанием того нового смысла жизни, который вам открылся. И жизнь ваша станет благословением для людей.

Уймите сл„зы, друг. Постарайтесь спокойно, без обиды, стыда или раздражения вдуматься в то, что я вам скажу. Я не проповедь вам читаю, не поучаю вас с позиций условной морали земли. Я хочу помочь вам взойти на иную ступень жизни, где вы сами могли бы раскрепостить себя от тех страстей, в каких провели жизнь и от которых сами больше всего страдаете.

Сейчас вы брезгливо отворачиваетесь, когда в ваших воспоминаниях перед вами встают те или иные образы. За всю вашу жизнь вы только один раз поверили в безусловную честность, в честность вашего мужа.

Не буду сейчас входить в подробности, так ли это было на самом деле или это вы таким образом воспринимали людей и жизнь, их честь и достоинства. Но

– даже в этом единственном случае – до конца ли вы доверились этому человеку? Разве вы ничего от него не утаили? Разве он знает всю правду, хотя бы о ваших денежных делах? Задумайтесь, ведь вы – как скупой рыцарь – боитесь открыть кому-либо тайну боготворимых вами сокровищ, хотя вам и кажется, что вы сумели победить свою скупость.

Зачем вы продолжаете жить во лжи? Пока вы окончательно не пойме то, что нет жизни одной земли, вырванной из вселенной, а есть единая жизнь, неразделимое зерно духа и материи, что нет только одной трудящейся земли, а есть общее колесо живого трудящегося неба и живой трудящейся земли, на общих для земли и неба принципах, не терпящих лжи и лицемерия, не изменяющихся по желанию и воле людей, а действующих целесообразно и закономерно для всего сущего, – вы не обрет„те радость жить.