Владимир Легойда - Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики

Итак, современная либеральная демократия проигрывает ценностное противостояние. Для серьезного противодействия терроризму обществу необходима укорененность в традиции, в которой есть сопоставимые ценности. Адекватным ответом на ценностный вызов со стороны терроризма может стать обращение к традиционным религиозным ценностям. Именно поэтому многовековые духовные традиции русской армии, основанные на православной вере, могут оказаться сегодня чрезвычайно востребованными.

Сразу оговорюсь: со многими высказанными А. Морозовым мыслями я вполне согласен. Поэтому хотелось бы, во-первых, коснуться тех положений статьи, которые, на мой взгляд, заслуживают некоторого уточнения, и, во-вторых, просто поговорить о том, на какие размышления – прямо или косвенно – данная статья наводит. И еще одна оговорка: под «религией» в данной работе я буду подразумевать «христианство» или «Православие» (помимо специально обозначенных случаев) и соответственно говоря о СМИ, буду иметь в виду современные российские масс-медиа.

А. Морозов высказывает мысль о том, что религия вообще (а Православие в частности) со своим контекстом – сущностным, смысловым и историческим – не вписывается в формат современных СМИ. Думаю, данное замечание вполне справедливо. Однако оно требует некоторого уточнения: Православие (как, впрочем, все авраамические религии, а также буддизм и некоторые другие религиозные традиции) в принципе не вписываются со своим контекстом в формат культуры как творения разума и рук человека. Смысл жизни христианина – спасение, стяжание Духа Святого, обожение – возможен только в Церкви как Мистическом Теле Христа, которое безусловно трансцендирует любой культурный опыт, связывает (religare) человека, живущего в мире артефактов, с не-тварным Абсолютом. В этом смысле религию никак нельзя назвать феноменом культурным, то есть являющимся детищем культуры107.

Напротив, источником культуры – насколько может судить современная культурология и антропология – и является религия. Но подробнее об этом чуть позже. Сейчас лишь замечу, что вырастающая из религии культура по отношению к своей родительнице не теряет изначальной вторичности, не обладает самоценностью108. Здесь кроется, на мой взгляд, фундаментальная антиномичность самой идеи христианской культуры: христианизация последней, с одной стороны, необходима, с другой – принципиально неосуществима до конца. Христианизация культуры возможна не как устроение Царства Божия на земле (оно сущностно внекультурно), но лишь как формирование правильного взгляда на культуру, как установление в обществе правильной иерархии потребностей: идеальные – социальные – витальные. Эта задача сама по себе является чрезвычайно сложной (практически неразрешимой?), как показывает развитие христианской – и западной, и восточной – цивилизации109.

Иными словами, вектор религиозной потребности направлен за пределы культуры. Христианская сотериология ломает культурные рамки, так как спасение не совершается в пространстве культуры и культурными средствами. В этом смысле, повторяю, «невписываемость» религии в формат современных СМИ есть частный случай подобной «невписанности» христианства со всем его контекстом в культурный формат. Однако означает ли это – и данный вопрос является гораздо более важным для обозначенной проблемы дискуссии – невозможность какого бы то ни было адекватного религиозного дискурса в современных СМИ?

Итак, религия не есть культурный феномен по своему источнику (источник – Бог, отсюда – христианство как религия Откровения), цели и конечному устремлению, но она есть и культурный феномен в том числе. Конечно, религиозные СМИ или публикации в светских изданиях о религии не представляют, да и не должны представлять собой – по определению – учебные пособия по догматике, нравственному богословию или церковному праву. Однако существует социальная, политическая и даже экономическая составляющая религиозной жизни. (Культура вырастает из религии: последняя изначально содержит в себе, в недифференцированном виде, все будущие самостоятельные сферы культуры – право, политику и даже экономику, т. к. безусловной доминантой традиционного общества является доминанта религиозная110). Поэтому, например, адекватный рассказ о Православии как о культурном феномене на страницах современных СМИ вполне возможен – были бы профессионалы. Равно как и размышления о Церкви как, например, об одном из деятельных участников современных международных отношений111. Другое дело, что и в первом, и во втором, и во всех прочих случаях (или на всех трех уровнях журналистики, связанной с религиозной проблематикой, если использовать предложенное Р. Жолудем деление) необходимо помнить (а честным журналистам – напоминать своим читателям), что речь идет не об основной цели существования Церкви, а о ее, так сказать, проекциях в культуре. Проекциях, которые в падшем мире заведомо могут осуществляться лишь как тенденции, но не как состояния: неслиянное единство тварного и нетварного, материи и духа здесь и сейчас возможно лишь как ожидание112.

Очевидно, что разговор о Церкви и вере на страницах СМИ нужно вести на привычном для последних языке, дабы быть понятным читателю. Не менее очевидно, что есть вещи, сложно выразимые (и тут опять важно умение, если угодно, искусство пишущего) или вовсе невыразимые данным профанным языком. Невыразимые в принципе.

Но даже в такой, казалось бы, последовательно отрицающей реальность культурного мира религии, как буддизм, с течением времени возникли тенденции к миссионерству и переводу основных интуиций, просветлений и истин Буддхадхармы113 не только на рациональный язык вообще, но и на принципиально иной язык западной культуры (вспомним хотя бы деятельность в XX веке известного японского учителя дзен Д.Т. Судзуки). Тем более в христианстве существует не менее убедительная и понятная традиция миссионерства.

С проблемой «неадекватности дискурса» сталкивался всегда и везде любой миссионер. И никогда эта проблема не полагалась неразрешимой. Конечно, каждое время порождает свои, как сейчас принято говорить, вызовы. Но каждый вызов, как представляется, может получить свой ответ. Ибо Я с вами во все дни и до скончания века (Мф. 28, 20). До скончания, а не до начала двадцать первого века. Любой христианский журналист в современном мире есть миссионер и свидетель о своей вере. И здесь, на мой взгляд, существуют вполне определенные и реализуемые цели и задачи, а также тесным образом связанные с ними приемы подачи материала именно в современных СМИ.

Задача, по большому счету, одна: свидетельство о вере и жизни Церкви. А вот приемов может быть много. Один из основных я бы условно назвал апофатическим (вслед за апофатическим богословием отцов Церкви). Именно подобный «апофатизм» может стать ступенькой к понятному диалогу о вере в эпоху коммуникаций. Что имеется в виду? Конечно, адекватный дискурс о сущности Церкви как Тела Христова на страницах СМИ невозможен (как, повторяю, в принципе невозможен в рамках дискурсивного мышления; да и нужен ли?). Трудно на страницах журналов или газет говорить о том, что есть Церковь. Но нельзя не говорить о том, что Церковь есть. И нельзя молчать о том, чем она ни в коем случае не является. Я опять о том же: о Церкви и культуре. Сегодня православные по привычке много и часто ругают большинство публикаций о Церкви: дескать, печатаются только скандальные и негативные материалы. На самом деле, подобные публикации нередко свидетельствуют не о личной вражде автора к Церкви, а о том, что «скандалы продаются» (движущий закон современных СМИ).

Конечно, скандальные публикации не прибавляют Церкви ни авторитета в глазах читателей, ни подлинного знания о ней читателям. И в таких публикациях ничего хорошего для Церкви нет. Однако, как мне кажется, существует вещь куда более опасная: это некоторые положительные публикации о Церкви и церковной жизни. Публикации, в которых церковная жизнь редуцируется до «колоссального культурного значения», «основ отечественной культуры» и предстает в виде обязательного хождения в храм по воскресеньям, соблюдения постов и победоносного поедания пасхального кулича. И все… Вот это чрезвычайно опасно. Это тот самый формат, который пока еще можно разрушить и который, если такого разрушения не произойдет, превратится в прокрустово ложе, «форматирующее» любой текст, любую идею по своим стандартам.

Семьдесят лет атеистического режима не смогли разрушить то, что может тихо, но глубоко утоптать подобный «позитив». Многие современные положительные публикации о Церкви (а их не так мало – практически каждое издание и телеканал сегодня в обязательном порядке «отзываются» на основные православные праздники и посты) создают Православию музейную славу, превращают его в культурный заповедник.