Жорж Сименон - Человек из Лондона

— Ты его знала?

— Малыша? Да. Его звали Тедди. Он приезжал во Францию почти каждый месяц и всегда вспоминал обо мне. Я знала, что он занимается опасным и необычным делом. В определенные моменты люди могут проговориться, но он был не из таких. Это был настоящий джентльмен, как они любят говорить. И вежливый, хорошо воспитанный.

Камелия замолкла.

— Не играйте этот вальс, — закричала она музыкантам и объяснила хозяину: — Именно эту мелодию играли, когда он был здесь в последний раз с тем худым верзилой. Я предложила ему потанцевать, но он ответил, что сейчас занят и вернется попозже. Мне не понравилось лицо его товарища, и я тихо сказала Тедди: «Остерегайся своего дружка!» У меня всегда бывает предчувствие. Так было, например, когда умер брат… И тут Тедди мне подмигнул. Они выпили три или четыре рюмки виски, бармен должен помнить, и ушли. Я танцевала с Деде… А на душе было тоскливо. Я словно чувствовала, что Тедди не вернется. На следующий день я два или три раза встречала его дружка. Даже говорила с ним. Но еще ничего не знала, иначе тут же позвала бы легавых…

Ее слушали официант и таксист, который каждый вечер заезжал в кабаре пропустить рюмочку.

— Все спрашиваю себя: куда бы это убийца мог укрыться? — сказал хозяин, наливая рюмку Камелии…

Миссис Браун вышла из отеля, никому не сказавшись. Однако инспектор, опасаясь, как бы она не наделала глупостей, последовал за ней. Города она не знала и сперва шла вдоль дамбы в темноте. Было безлюдно. Затем вернулась, дошла до освещенной улицы, прошла еще немного и, сама того не подозревая, оказалась в центре города.

Шла она спотыкаясь, как очень усталый человек. Порой пускалась бежать или внезапно останавливалась, лишенная сил. Прохожие оглядывались на нее. Молиссон, видевший только ее спину, догадывался, что она плачет, и спрашивал себя: в чьих интересах действовала Эва — старика отца или своих?

Он был недоволен и предпочел бы сам сообщить миссис Браун это ужасное известие, чем быть свидетелем того, как светловолосая девчонка Эва без колебаний доводит до конца задуманный план.

Что могла предпринять маленькая миссис Браун? Понимает ли она, что от нее сейчас зависит жизнь мужа, что она должна во что бы то ни стало найти его и заставить отдать пятьсот тысяч фунтов?

Дождь перестал. Но мостовые были мокрыми, и в свете газовых фонарей блестели лужи. Внезапно миссис Браун вышла к самой воде, долго недвижно стояла у парапета, затем повернула обратно. Столкнувшись с инспектором, она воскликнула:

— Скажите, что я должна сделать?

Она и плакала и не плакала, лицо кривила страдальческая гримаса, но слез не было, они уже иссякли.

— Я провожу вас в отель, вам следует поспать. Мисс Митчел напрасно дала телеграмму.

— Но ведь она хотела спасти Брауна.

С трудом женщина дала себя увести, время от времени она останавливалась у темных улочек с явным намерением громко позвать мужа.

— Пойдемте!

— Может, он здесь прячется?

Внезапно она быстро заговорила:

— Я знаю Тедди Бастера. Браун говорил, что это его патрон, просил быть с ним любезной.

— Нечто вроде патрона, — вздохнул Молиссон, которого эта глупая прогулка по городу утомила больше, чем целый день расследования. — Пойдемте!

— Есть ли на нем хотя бы пальто?

— Нет. Плащ остался в отеле.

Похолодало. Стоит подуть восточному ветру, и к утру подморозит.

— Как он добывает себе еду?

— Не знаю, миссис Браун. Не задавайте мне больше вопросов. Завтра мы, наверное, все узнаем.

Пересекая холл отеля, они увидели в салоне Эву Митчел с отцом — те играли в шашки. Молиссон подумал, не придется ли уложить миссис Браун в постель, настолько она ослабла.

— Обещайте мне, что вы уже ничего не станете предпринимать.

— Да, да, конечно!

Спустя десять минут он звонил из телефонной будки комиссару по особым делам:

— Алло! Комиссар? Ничего не нашли?

— Ничего. Обходы будут длиться всю ночь. Есть почти полная уверенность, что он все еще в городе. Да, кстати, мне доложили, что на пароходе прибыла англичанка с паспортом на имя миссис Браун…

— Это его жена. Я занимаюсь ею.

У себя в будке Малуан отбросил газету, которую только что читал. Это был местный листок, большие столичные газеты не занимались подобными делами. Изложена была вся история. Репортеру, видно, удалось «разговорить» Молиссона, так как газета сообщала сведения о прошлом Брауна, приводила все подробности ограбления «Палладиума» и даже поместила фотографию старика Митчела и его дочери, выходящих из отеля «Ньюхевен».

Уже два дня Малуан, сам не ведая причины, избегал смотреть на шкафчик, все эти два дня голова его раскалывалась от дум. Он был одержим одними и теми же мыслями.

Не поступил ли он неосторожно, делая сегодня такие покупки? Ясно было, что шурин не без задней мысли вчера заметил: «Можно подумать, тебе достался главный выигрыш в лотерее!»

Как себя чувствует англичанин там, у него в сарае? Ему и в голову не приходило, что столько людей будут заниматься этим чемоданом. Самое большое впечатление на него произвел не инспектор Скотленд-Ярда, а старик Митчел с его повелительными манерами. Такой человек, спросив у Малуана, скажем, адрес отеля или магазина, наверняка дал бы ему на чай. И стрелочник взял бы!

Возможно ли, что у Митчела нет больше ни гроша? Эта мысль льстила Малуану и в то же время смущала. В довершение всего в конце газетной заметки была фраза, которая Малуану врезалась в память:

«Браун имеет жену и двух детей, которые живут в Ньюхевене и, по всей видимости, ничего еще не знают».

Перед его взором стоял Браун, в мятом плаще, поношенном костюме, стоптанных ботинках. Он представлял себе дом, построенный на косогоре в Ньюхевене, подобный его собственному на косогоре в Дьепе, может, чуть побогаче, да и то вряд ли.

Малуан открыл третий путь по запросу, выпил чашку обжигающего кофе. Он заметил на набережной инспектора Молиссона вместе с англичанкой, которую после полудня встретил на улице.

Малуан задыхался. Он чувствовал, что должен что-то сделать. Был момент, когда ему захотелось открыть шкафчик и выбросить чемодан в море.

Но к чему бы это привело? Если бы хоть была уверенность, что через неделю или две, когда все успокоится, он сможет найти его на том же месте! Но чемодан унесет течение, или он погрузится в ил, или зацепится за якорь какого-нибудь судна.

Казалось, о Брауне он не думает. Он не хотел о нем думать. И тем не менее все его мысли возвращались к сараю. Он так часто ловил рыбу, что знал, каким бывает уровень моря в любой час. Бывает так, что волны доходят до дверей и даже заливают сарай.

Он видел, что жандармы уже осмотрели гроты в скале. Они продолжали поиск. Проходя мимо сарая, кто-нибудь из них, может быть, пнет ногой в стенку и скажет: «А вдруг он здесь?»

— Взламывать дверь они не имеют права, — сказал вполголоса Малуан.

Но если человек в сарае вдруг чем-то выдаст свое присутствие, разве жандармы станут раздумывать? Если его схватят, заговорит ли Браун о стрелочнике?

Когда пароход из Ньюхевена вошел в порт, Малуан не обратил внимания на его маневры. Он ничего не видел, кроме пятен света и теней.

Не решался он смотреть и в сторону своего дома, где уже давно погас свет. В сарае достаточно инструментов, чтобы взломать замок. Если Браун знает, что деньги у Малуана, то, скорее всего, станет разыскивать чемодан в доме.

Комиссар по особым делам, стоя у входа морского вокзала, наблюдал за каждым пассажиром, и Малуан еле сдержался, чтобы не подойти к нему. Может, наказание будет не слишком строгим? Его послужной список чист. Все знакомые скажут о нем только хорошее. Но чемодан у него, конечно, отнимут! И место свое он потеряет!

Он будет вынужден, подобно Батисту, что-то мастерить, продавать рыбу на улицах или делать что-нибудь другое в том же роде. Анриетте придется вернуться на старое место, и она будет винить в этом отца. А жена не устанет повторять: «Вот что получается когда хочешь всех перехитрить!»

Шурин будет на седьмом небе от злорадства. Даже Эрнест перестанет его слушаться.

Если б он мог спуститься хоть на несколько минут в «Мулен Руж», он бы напился.

Малуан видел только двух жандармов. Но когда ушел парижский скорый, стали заметны блуждающие огни карманных фонарей, и он понял, что поиск продолжается. Патруль прошел мимо поста стрелочника, и луч света скользнул по железной лестнице.

Только спустя часа два он заметил огни фонарей на противоположной стороне гавани, буквально в ста метрах от его дома.

— Человек голоден! — процедил сквозь зубы Малуан и тут же добавил: — С этим нужно кончать!

Провести еще несколько ночей так, как он провел три последних, просто немыслимо. Он еще не знал, что сделает, но решил обязательно что-то предпринять. Если бы не служба, Малуан немедленно бы отправился к сараю, но нельзя оставлять пост без присмотра.