Жорж Сименон - Человек из Лондона

Эва уже сошла вниз. На ней было платье в красный цветочек. Как обычно, она прошла мимо мадам Дюпре не поздоровавшись, глядя прямо перед собой. Несколько минут девушка стояла на пороге отеля, а потом без пальто, с непокрытой головой направилась к женщине, опиравшейся на парапет мола.

Погода была ясная и прохладная. Безоблачное небо и цветастое платье наводили на мысль о лете. На парапет облокотилась маленькая миссис Браун, тупо глядя на море. Она вздрогнула, — видно, услышала рядом с собой голос Эвы.

Хозяйка поглядывала то на часы, то на мол. Черный силуэт — миссис Браун, белый — мисс Митчел. За ними виднелись коричневые паруса.

«Ну, что там она еще говорит?» — думала мадам Дюпре.

А Эва что-то горячо доказывала, увлекая спутницу за собой к гостинице.

Женщины перешли по позолоченной солнцем набережной в серый полумрак холла, потом в еще более темный салон, а мисс Митчел все продолжала говорить. Время от времени миссис Браун поднимала на нее испуганные глаза, лепетала несколько слов, и, даже не зная английского, можно было догадаться, что она говорит.

— Ну что вы хотите, чтобы я сделала?

Эва же не умолкала, обрушивая на маленькую миссис Браун лавину слов — приказания и угрозы одновременно.

— Простите, инспектор Молиссон здесб?

Мадам Дюпре не заметила, как вошел и оказался перед ней незнакомец с дешевым чемоданом в руке.

— Через десять минут его разбудят, — ответила она, посмотрев на часы. — Кто его спрашивает?

— Не имеет значения.

Малуан не торопился. В холле стояли кресла двух видов — плетеные и плюшевые. Малуан выбрал плетеное, сел, но не решился положить ногу на ногу. Чемодан поставил на пол, а фуражку держал на коленях.

Несколько минут он не замечал того, что происходило в салоне, хотя застекленная перегородка находилась прямо перед ним. Потом его внимание привлекла Эва, искавшая перо. Не найдя его, она направилась к конторке и задела ноги стрелочника.

Эве было столько же лет, сколько Анриетте, но между ними не было ничего общего, ни в манере держаться и говорить, ни в одежде, и Малуан безрадостно подумал о голубом плаще.

— Дайте ручку и чернила.

— Сейчас, мисс Митчел.

Он проследил за ней взглядом и, когда она вернулась в салон, заметил подавленную женщину в черном костюме — такой же мог быть и на Анриетте.

Английского Малуан не знал. Эва усадила миссис Браун за круглый столик и стала диктовать: «Просьба к Питту Брауну…»

Малуан с удивлением услышал французские слова, но мисс Митчел тут же с раздраженным жестом снова заговорила по-английски, едва сдерживая злость. Дважды она указала слова, написанные на бумаге, а миссис Браун сидела, потупив голову.

В конце концов Эва отстранила женщину, заняла ее место и стала составлять текст, произнося вслух слова, которые писала:

— «Просьба к Питту Брауну — во что бы то ни стало связаться со своей женой, находящейся в Дьепе, в отеле «Ньюхевен».

Малуан долго смотрел на них, сперва ничего не понимая. Когда же до него дошел смысл происходящего, он так и впился глазами в женщину в черном костюме.

Она, видно, проплакала всю ночь, нос покраснел, веки распухли. Малуан подметил стоптанные каблучки, медальон, видневшийся в вырезе блузки, непокорные, как у Анриетты, волосы.

Он услышал шаги на лестнице, но появился не инспектор, а спустился старый Митчел, поздоровался с мадам Дюпре — он обычно со всеми здоровался — и вошел в столовую, куда тут же побежал Жермен.

Только сев за стол, Митчел заметил в салоне Эву и миссис Браун, но сделал вид, что его это не касается, и распорядился подать завтрак.

Эва вторично, не извинившись, задела Малуана и протянула над конторкой лист бумаги:

— Отправьте это объявление в газеты Дьепа. За мой счет.

Она подошла к отцу, поцеловала его и стала что-то ему говорить.

— Жермен! Разбудите месье Молиссона и скажите, что его ждут.

Малуан оставался бесстрастным, ни на что не реагировал. Он мог бы до вечера сидеть не двигаясь на краешке плетеного кресла. Никто бы, глядя на него, не подумал, что столь упорно разыскиваемый чемодан стоит у его ног и что он только что убил человека, к которому обращалась миссис Браун в объявлении.

Появилась уборщица с ведром, тряпкой и щеткой и принялась мыть в холле пол.

— Простите за беспокойство, — сказала она, — но вам придется на минуту поднять ноги…

Точно так же дома, когда убирали кухню, но держал ноги на весу в ожидании, пока под ним проведут тряпкой.

В столовую вошел Жермен с подносом, неся яичницу с беконом, кружочки масла на хрустальном блюдце, горшочки с вареньем — завтрак мистера Митчела. Проходя мимо, он рассеянно окинул взглядом Малуана.

Миссис Браун забилась в кресло; казалось, она ждет новых указаний, чтобы продолжать жить. Митчел завтракал. Мисс Эва, стоя под солнечными лучами, проникавшими сквозь грязные окна, наверное, рассказывала отцу о том, что сделала сегодня утром. А инспектор в это время брился у себя в номере.

Малуан сидел, как на вокзале. Он мог уйти. Никто бы ему не помешал. Мог унести чемодан, сесть в поезд, потом в другой, прибыть в любой город, зайти в банк и обменять банкноты.

Достаточно было протянуть руку, поднять чемодан и выйти на солнце.

Он мог также оставить чемодан на месте, где он, возможно, пролежал бы день-два, пока прислуге не пришло бы в голову заглянуть в него.

Хозяйка за конторкой говорила в телефонную трубку:

— Алло! Да… Браун. «Б» — «Бернар», «р» — «Роберт»…

Она диктовала объявление слово в слово.

— Появится в вечернем выпуске? Скажите, пожалуйста, сколько я должна? Это для одной клиентки…

И вдруг, когда Малуан этого не ожидал, совсем другим тоном сказала:

— Да, господин инспектор, тот, что там сидит.

Малуан встал, ему перехватило горло, и он еще раз взглянул на миссис Браун.

— Вы хотели поговорить со мной? — Перед ним стоял инспектор Молиссон.

Сумеет ли он говорить? Малуан смотрел на Молиссона, губы дрожали, он был не в состоянии произнести то, что решил сказать. Это продолжалось несколько секунд и, чтобы покончить со всем разом, он резко поднял чемодан, протянул его комиссару и сказал:

— Вот!

Молиссон, нахмурив брови, приоткрыл крышку и, повернувшись к столовой, спокойно позвал:

— Мистер Митчел!

Малуан заметил, что инспектор не обрадовался, напротив, взгляд его стал жестким. Старик Митчел оставил завтрак и направился в холл, пропустив вперед дочь.

— Вот ваши деньги, — сказал сотрудник Ярда, указывая на чемодан.

На Митчела Малуан не глядел, сквозь стекло наблюдая за миссис Браун, она тоже на них смотрела, не догадываясь о том, что происходит. Старик положил чемодан на стол и начал неторопливо раскладывать на нем стопки банкнот, пересчитывая их вполголоса. Эва что-то шепнула отцу на ухо. Он поднял голову, взглянул на Малуана, взял один билет, подумав, добавил второй и протянул ему.

Митчел удивился, когда стрелочник отрицательно покачал головой, и, решив, что этого недостаточно, присоединил третий билет.

— Браун? — спросил Молиссон.

Миссис Браун, привлеченная видом банкнот, стояла в дверях салона, покорно ожидая объяснений. Эва издали сказала ей, в чем дело, помогая отцу считать деньги.

Еще и тогда у Малуана было время. При желании он мог сказать, что нашел чемодан. Миссис Браун не отрывала от него вопрошающего взгляда, в котором уже читалось отчаяние.

Малуан вынул из кармана носовой платок и вытер лоб. Он подумал, что раз она не понимает по-французски, то можно сказать все. И он быстро заговорил, на одном дыхании:

— Я только что убил Брауна.

Вот и все! Он сделал глубокий вдох и отвел глаза в сторону. Молиссон, не теряя ни минуты, уже снимал с вешалки пальто и шляпу.

— Пойдемте со мной!

За ними пошла миссис Браун, и по ее виду было ясно, что она не отстанет. Молиссон не решался повернуться к ней. Наконец женщина на ходу спросила дрожащим голосом:

— Что он сказал?

Они шли по тротуару, над ними сияло солнце. Молиссон обратился к Малуану:

— Она спрашивает: долго ли мучился ее муж? Что ей сказать?

— Она поняла?

Ему хотелось бежать со всех ног, но только в мыслях — ноги ему не повиновались, хоть он и шагал вместе с теми двумя.

— Что мне ей сказать? — спросил Молиссон.

— Не знаю. Он мертв!

Смысл вопроса до него не доходил. Он пытался вспомнить, но в памяти не сохранилось ничего такого, что соответствовало бы слову «страдать».

Малуан отвернулся к морю, чтобы не видеть склоненное к нему лицо миссис Браун.

— Скажите ей, что нет, не мучился.

Молиссон заговорил по-английски. Миссис Браун приложила платок к глазам. Малуан сам повернул в сторону косогора.

— Это далеко? — спросил инспектор.

— По ту сторону гавани, в двух шагах от моего дома. Сами увидите.