Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал

— Ты говорил о деньгах. Это — вторая причина моего посещения.

— Знаю, у вас вечно нет денег. Сколько вам нужно?

— Ну… долларов двадцать. Уверяю тебя, Арчи…

— Ладно уж. — Я достал бумажник и великодушно протянул Вульфу двадцатку. — Только учтите, что я выйду отсюда вместе с клопами…

— Когда я работал на австрийское правительство, меня однажды бросили в тюрьму в Болгарии…

Я скакнул к двери, открыл её и завопил во всё горло:

— Эй, надзиратель! Я совершаю побег!

Откуда-то вынырнув, надзиратель помчался ко мне, спотыкаясь от усердия. За ним с испуганной физиономией показался Осгуд. С другой стороны коридора галопом прискакал охранник с револьвером в руке.

— Первоапрельская шутка, — осклабился я. — Проводите меня в спальню. Я хочу спать. Меня сморил деревенский воздух.

— Шут гороховый! — прогремел Осгуд.

Надзиратель облегчённо захлопотал. Я весело пожелал Вульфу спокойной ночи и побрёл в камеру, сопровождаемый бдительным охранником.

Бэзил сидел на койке и причёсывался. Он осведомился, из-за чего была шумиха, и я сказал, что со мной случился припадок. Узнав от Бэзила, что свет выключают ровно в девять, я стал приготавливать постель. Пяти газет, по моим подсчётам, должно было с избытком хватить, чтобы застелить койку двойным слоем. Увидев, чем я занимаюсь, Бэзил даже перестал причёсываться. Когда я закончил, он сказал, что газеты своим шуршанием не дадут заснуть ни мне, ни ему. Я ответил, что, стоит мне лечь, я мигом усну, как бревно, на что он зловеще отозвался, что в нашем положении это может оказаться не так просто. Тем не менее я довёл дело до конца. Где-то поблизости два голоса заспорили, считается ли 22 февраля национальным праздником, и в спор мигом вмешались другие.

Около девяти в замке снова повернули ключ, и надзиратель возвестил, что ко мне пришли.

— Чёрт возьми, — ухмыльнулся Бэзил, — придётся провести сюда телефон.

«Это не Вульф, — подумал я. — Остаются Уодделл или Бэрроу, но освобождать меня они не собираются, а всё остальное может подождать до утра». Я решил проявить характер.

— Скажите, что я уже сплю.

Даже при адском тюремном освещении я заметил, что у тюремщика челюсть отвисла.

— Разве вы не хотите её видеть? — глупо спросил он.

— Её? — пришёл мой черёд удивляться.

— Ну да, вашу сестру.

— Чёрт бы меня побрал! Так это моя обожаемая сестричка!

Я пошёл на свидание по двум причинам. Во-первых, из любопытства. Конечно, это могла оказаться Нэнси или даже Каролина, но я вычислил, что это Лили, а удостовериться в своей догадливости можно было, только взглянув на самозванку воочию. Во-вторых, я сознавал, что мой долг — отблагодарить посетительницу, кто бы она ни была. В девять часов никаких посещений в тюрьме не допускалось, так что Лили, если это она, должна была изрядно подмазать тюремщиков, а я терпеть не могу, когда деньги тратят попусту. Пожалуй, впервые, припомнил я, кто-то платил за удовольствие меня видеть. Я даже растрогался.

Это оказалась Лили. Старший надзиратель восседал за своим столом и на сей раз не ушёл. Лили примостилась на стуле в тёмном углу, и я подошёл к ней.

— Привет, сестрёнка. — Я присел рядом.

— Знаешь, — начала она, — вчера я размышляла, что бы с тобой сотворить, но мне и в голову не приходило посадить тебя под замок. Когда тебя выпустят, я, пожалуй, именно так и сделаю. Кстати, когда это произойдёт?

— Понятия не имею. Во всяком случае, Рождество я надеюсь встретить дома. Как поживают мама, папа, Оскар, Виолет, Артур?

— Прекрасно. Здесь уютно?

— Потрясающе!

— Тебя покормили?

— Ещё как! У нас свой снабженец.

— А деньги у тебя есть?

— Сколько угодно. Сколько тебе нужно?

— Я серьёзно. — Она открыла сумочку.

— Не надо. — Я предостерегающе поднял руку. — Джимми Пратт уже дал мне сегодня десять долларов, и я оказался из-за них в тюрьме. Деньги — корень зла. Что я могу для тебя сделать?

— Милый Эскамильо. Я пришла повидаться с тобой.

— Я уже догадался. Ты принесла какое-нибудь постельное бельё?

— Нет, но могу достать. Тебе нужно?

— Нет, спасибо, я просто полюбопытствовал. Мне вполне хватит газет. Но можешь сделать одно одолжение?

— Я глаз не сомкну, пока не сделаю тебе одолжение.

— Ты можешь не спать в двенадцать часов?

— Конечно.

— Пожалуйста, позвони в полночь Осгудам и вызови Ниро Вульфа. Скажи ему, что ты миссис Тит Гудвин, что ты только что прилетела из Кливленда и остановилась в Кроуфилде, в отеле. Скажи, что получила от своего сына Арчи телеграмму, в которой сынок сообщил, что сидит в тюрьме, несчастный, всеми брошенный и одинокий. Спроси, какого чёрта он засадил меня в тюрягу; скажи, что подашь на него в суд и хочешь с ним встретиться рано поутру; ещё добавь, что он должен как можно быстрее исправить свою ошибку и искупить вину. Настаивай, что он должен искупить вину. — Я замолк и немного подумал. — Пожалуй, этого хватит.

Лили кивнула с серьёзным видом.

— Я усвоила. В этом есть доля правды?

— Нет, мне это всё приснилось.

— В таком случае я готова его хоть сейчас извлечь из постели. Пусть садится в машину, едет в отель и ждёт меня. Но лучше в полночь.

— Не вздумай. Он убьёт меня. Хватит того, что я сказал.

— Ладно. Что-нибудь ещё?

— Нет.

— Поцелуй меня.

— Не могу, я ещё не умывался. Забудь про всё, что между нами было. Я должен соблюдать осторожность. Однажды в метро я поцеловал девчонку, и когда она пришла в себя, то оказалась на крыше Эмпайр-Стейт-Билдинг.

— Боже всемогущий! А тебе не приходилось отправлять кого-нибудь прямиком в рай?

— Рай кишит ими!

— Когда тебя отсюда выпустят?

— Не знаю. Спроси Ниро Вульфа, когда будешь звонить ему.

— Ну что ж, — она пронзила меня взглядом, и я мигом вспомнил, как ощущал себя картофелиной, с которой срезали кожуру. — Теперь о том, зачем я пришла. Любой залог, на любую мыслимую сумму, я могу подготовить к одиннадцати утра. Как ты на это смотришь?

— За меня могут дорого запросить.

— Я же сказала — на любую сумму.

— Ниро Вульф может приревновать. Я сойду с ума, если вы устроите торг из-за меня. Но спасибо.

В девять утра Бэзил сидел на койке, свесив ноги, и причёсывался. Я тоже сидел на койке, всё ещё покрытой измочаленными газетами, и ожесточённо чесал: сначала плечо, потом бедро, потом левую руку. Я чесался и напряжённо морщил лоб, пытаясь вспомнить название книги о тюремных реформах, которая стояла в книжном шкафу у Вульфа. Мне стало стыдно, что я не прочёл её, так как в противном случае работа над осуществлением моего замысла продвигалась бы живее. Идея осенила меня, когда мы толкались в коридоре под предлогом так называемой зарядки.

— Сколько уже с нами? — спросил Бэзил.

Я ответил, что подписали уже четверо и ещё трое дали согласие. Оставив бесплодные попытки вспомнить название книги, я вытащил из кармана блокнот и пробежал глазами исписанные странички:

Старшему надзирателю, окружному прокурору, главному прокурору штата, законодательному управлению штата и губернатору.

МИНИМАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ «СОЮЗА ЗАКЛЮЧЁННЫХ КРОУФИЛДСКОГО ОКРУГА».

1. Признание прав СЗКО.

2. Право принимать в свои ряды только членов профсоюза.

3. Коллегиальные решения по всем спорным вопросам, кроме даты освобождения заключённых и права заключённых на ношение предметов, которые могут использоваться для нападения или побега.

4. Запрещение локаутов.

5. Еда. (Под «едой» подразумевается питательный материал, потребляемый или поглощённый организмом и предназначенный для роста, работы, поддержания и восстановления жизненных процессов.) Такой еды нам не дают.

6. Проведение водопровода во все камеры.

7. Уничтожение всех животных мельче кролика.

8. Эмалированные параши с герметическими крышками — во все камеры.

9. Ежедневный осмотр постельных принадлежностей комитетом граждан, движимых заботой о благе общества; в состав комитета должна входить одна женщина.

10. Снабжение необходимым количеством комплектов шашек и домино.

11. Мыло без медузьей эссенции или чего-то другого, что в нём сейчас содержится.

12. Президент СЗКО назначает Банный комитет, наделённый полномочиями претворять в жизнь решения.

Подписи: Арчи Гудвин, президент

Бэзил Грэхэм, вице-президент, секретарь и казначей и ещё четыре подписи.

Я остался неудовлетворённым. Для начала, конечно, неплохо, но ведь в нашем коридоре содержался двадцать один заключённый.

— Мы должны сегодня же собрать 100 процентов голосов, Бэзил, — решительно заявил я. — Ты, возможно, хороший вице-президент, секретарь и казначей, но агитатор из тебя никудышный. Ты ещё никого не уговорил.