Элизабет Джордж - Обман

— Что я сделала? — переспросила Эмили.

— Вы же позвонили ей? И просили помочь?

Барбара закрыла глаза. Ну вот, сейчас все и откроется. Она посмотрела на Ажара, Эмили и решительно произнесла:

— Я солгала вам обоим, почему оказалась в Балфорде. Ажар, все было совсем не так. Я приехала сюда из-за вас.

Вид у него был до того ошеломленный, что Барбара предпочла бы провалиться сквозь пол, только бы не вдаваться в дальнейшие объяснения. Но все-таки она нашла в себе силы продолжить:

— Я хотела помочь вам. Я подумала, что смогу избавить вас от неприятностей. И вас и Хадию. Как я вижу, мне это не удалось. Зря старалась.

— Нет, — возразила Эмили. — Именно ты, сержант, вывела нас в Северное море. А нам надо было оказаться именно там, для того чтобы узнать правду.

Несказанно удивившись, Барбара посмотрела на нее с благодарностью и почувствовала огромное облегчение. Никаких упреков. То, что произошло в море, должно быть забыто. Барбара поняла, что руководитель оперативно-следственной группы не собирается подавать рапорт вышестоящему начальству.

Они молчали. Из-за стенки доносился гул голосов сотрудников, им предстояло обрабатывать информацию до позднего вечера, а возможно, и до утра. Но даже через стену чувствовалось, что работают они спокойно и с удовольствием, поскольку эти мужчины и женщины знали, что их напряженный труд приближается к удачному завершению.

Эмили повернулась к Ажару:

— Пока мы не допросили Малика, мы можем лишь в общих чертах представить себе картину того, что произошло. И вы, мистер Ажар, можете нам в этом помочь. Как мне представляется, Кураши догадался о махинации с переправкой нелегальных иммигрантов, случайно повстречав Муханнада ночью в Паркестоне, куда приехал на вечеринку в отель «Замок». Ему тоже захотелось поучаствовать в афере. Он пригрозил, что донесет об их делах, если с ним не поделятся прибылью. Муханнад воспротивился. Тогда Кураши воспользовался Кумаром, посвятив его в якобы задуманный план положить конец этому мошенническому бизнесу. Он поселил Кумара в Клактоне и с его помощью шантажировал семейство Маликов. Но все получилось не так, как он задумал. Они его попросту грохнули.

Ажар отрицательно покачал головой:

— Этого не может быть.

Эмили вскипела. Вот она и стала такой, как прежде, подумала Барбара.

— Неужели после всего, что Кумар рассказал про Муханнада, вы думаете, что он не мог быть соучастником убийства? Да этот человек чуть не убил вашу дочь!

— Я не спорю, мой кузен мог быть соучастником. Вы не разобрались в том, что представлял собой мистер Кураши.

— О чем вы? — нахмурившись, спросила Эмили.

— Вы не приняли во внимание его религиозность… Вы позволите мне сесть? Я только сейчас понял, что устал намного больше, чем мне казалось.

Эмили утвердительно кивнула, и все трое сели. Барбаре — уже в который раз — смертельно захотелось курить. Она надеялась, что и Ажар чувствует то же самое, видя, как он проводит пальцами по карману рубашки, проверяя, взял ли с собой сигареты. Придется заменить курево леденцами. Она покопалась в своем рюкзаке и протянула ему леденец. Он с благодарность взял.

— Помните то место в Коране, отмеченное мистером Кураши, — начал Ажар. — Где идет речь о слабых среди…

— Нам его перевел Сиддики, — прервала его Эмили.

Ажар спокойно продолжал. Сержант Хейверс может подтвердить, что мистер Кураши незадолго до своей смерти несколько раз звонил в Пакистан из отеля «Пепелище». Один раз он звонил мулле, мусульманскому священнослужителю, у которого спрашивал толкование слова «слабый».

— А при чем здесь слабый? — спросила Эмили.

Слабый в смысле беспомощный, объяснил Ажар. Это слово может быть употреблено, когда речь идет об одиноком, не имеющим друзей человеке, только что прибывшем в эту страну и оказавшемся в рабском подчинении, из которого ему, как он понял, никогда не выбраться.

Эмили понимающе кивала. Но было ясно, что она ждет какого-то продолжения, которое придало бы большую убедительность комментариям Ажара.

Другой звонок был к муфтию, продолжал Ажар, ученому, толкующему законы. У этого человека он искал ответа на единственный вопрос: может ли мусульманин, совершающий смертный грех, оставаться мусульманином?

— Сержант Хейверс уже рассказывала мне об этом, мистер Ажар, — поморщилась Эмили.

— Тогда вы знаете, что такой человек не может оставаться мусульманином и жить согласно мусульманским канонам. Муханнад оказался именно в такой ситуации. И именно с этим Хайтам решил покончить.

— Но ведь и сам Кураши далеко не безгрешен, — заметила Барбара. — Он ведь гомосексуалист, а вы говорили, что Коран это запрещает. Так, может быть, он, советуясь с муфтием, имел в виду собственную душу, а не Муханнада?

— Возможно, и так, — согласился Ажар, — но если принять во внимание его действия, то с вашим возражением вряд ли можно согласиться.

— Если верить Хегарти, — обратилась Эмили к Барбаре, — то Кураши намеревался и после заключения брака вести двойную жизнь, не обременяя себя рассуждениями о том, как это вписывается в исламскую традицию. Так что навряд ли он так уж сильно заботился о своей душе.

— Сексуальное влечение имеет большую силу, — согласился Ажар. — Иногда даже большую, чем личные или религиозные обязательства. Ради сексуального удовольствия мы, бывает, рискуем всем. Душой. Жизнью. Всем, что мы имеем, и даже собой.

Барбара встретилась с ним глазами. Анджела Уэстон, подумала она. Что он сейчас чувствует: вспоминает свою отчаянную решимость действовать назло всем, кого знаешь, кому веришь, на кого прежде полагался лишь ради того, чтобы владеть недостижимым?

— Мой дядя, — продолжал Ажар, — человек, преданный идеалам, наверняка не знал ничего о том, чем занимался Муханнад. Я полагаю, что тщательный обыск, проведенный на его фабрике, а также и подробное изучение личных дел его работников-азиатов, послужили подтверждением этому.

— Вы же не предполагаете, что Муханнад вел свои дела в одиночку? — спросила Эмили. — Вы же слышали, что сказал Кумар. Их было трое. Немец и двое азиатов. Скорее всего, участников гораздо больше.

— Но только не дядя. Это правда, у Муханнада, очевидно, были соучастники в Германии. Без сомнения, и здесь тоже. Я не спрашивал об этом мистера Кумара, но по этой схеме они, судя по всему, действовали не один год.

— Эм, может быть, он придумал ее еще в университете, — предположила Барбара.

— Вместе с Ракином Ханом, — согласилась Эмили. — С этим мистером Алиби. Они же вместе учились!

— Могу предположить, что, когда мы покопаемся в прошлом Клауса Рохлайна, мы достаточно узнаем о том, что объединяет эту троицу, — добавила Барбара.

Ажар кивнул головой, соглашаясь с предположениями дам.

— Кто бы ни был разработчиком схемы этого бизнеса, Хайтам Кураши ее разгадал.

— Вместе с Хегарти, как тот рассказал нам, — заметила Барбара. — И произошло это в ту ночь, когда они были в отеле «Замок».

— Хайтам как мусульманин посчитал своим долгом положить этому конец, — продолжил объяснения Ажар. — Он указал Муханнаду, что тот подвергает риску свою бессмертную душу. И причина, заставляющая его идти на этот риск, самая худшая из всех возможных — любовь к деньгам.

— Ну а как обстояло дело с бессмертной душой самого Кураши? — не унималась Барбара.

Ажар посмотрел ей прямо в глаза.

— Смею предположить, что он, должно быть, как-то решил для себя эту проблему и нашел оправдания своему поведению. Нам бывает легко прощать себе страсть. Мы называем ее любовью, поисками родственной души, чем угодно, это чувство выше нашего понимания и сильнее нас. Мы обманываем себя, убеждаем, что наше поведение продиктовано зовом сердца, предопределено Богом, пробуждающим в нас желание, которое необходимо удовлетворить. — Он поднял руки ладонями вперед — в этом жесте было согласие подчиниться судьбе. — Никто не обладает иммунитетом против подобного самообмана. Хайтам считал грех Муханнада смертным, тягчайшим грехом. А его собственный касался лишь самого Кураши. Люди ведь могут делать добро, даже если они великие грешники. Убийцы любят матерей, насильники обожают своих собак, террористы, устроив взрыв в супермаркете, баюкают после этого родных детей и поют им колыбельные. Хайтам Кураши мог стараться облегчить жизнь своих соплеменников, порабощенных Муханнадом, и грешить в личной жизни. Да и сам Муханнад одними и теми же руками создал «Джама» и этот гангстерский бизнес.

— «Джама» была для него хорошей ширмой, а кроме того, работала на его образ защитника, — не согласилась с ним Эмили. — Он был вынужден потребовать расследования гибели Кураши только потому, что этого захотела «Джама». Не настаивай он на этом, все задали бы вопрос почему.