Джереми Камерон - Убили Винни

Мне это все не понравилось:

— Я с ним не буду говорить.

— Погоди, Ники, — говорит Балабол. — Мы сейчас знаешь, что сделаем? Мы сейчас пойдем к следователю, который дело ведет.

Это сработало, и нас пристроили ждать в какую-то комнату. Потом и Джордж подтянулся. Вот что значит коп: это ведь даже не его участок, а он ходит как у себя дома, разговаривает с кем нужно.

Я ему:

— Спасибо вам большое.

Ему, правда, этот подхалимаж не понравился: я его сроду ни на вы не называл, ни спасибо не говорил.

Потом он вышел и что-то такое сделал, что к нам прислали двоих: один молодой, толстый, а второй постарше, какой-то незнакомый. Стали все делать как положено: имя, адрес, все дела. Был бы я один, они бы меня уже по полу возили — а так все цивильно, даже блокнотик достали. Который постарше спрашивает, а толстый пишет.

— Теперь расскажите все своими словами, и помедленнее. С какой целью вы сегодня вечером пришли к Чингфорд-Холл?

— В гости шел.

— К кому?

— Я протестую! — завопил Рой (видать, фильмов американских пересмотрел). — Мой клиент пришел сюда добровольно, с намерением оказать властям помощь в проведении расследования убийства. Его частная жизнь к делу отношения не имеет.

— Да к девчонке шел, — говорю.

— Понятно. Если надо будет, мы еще к этому вернемся. Теперь сначала. В каком направлении вы шли и который был час? Если можно, поточнее.

Короче, пошло-поехало. Вообще-то, я малость дергался, так что чайку бы не помешало. Я им все рассказал, не сказал только, что Винни был с Шерри. Надо было сперва найти самого Шерри, узнать, что они тогда хотели. Толстый пять листов за мной исписал. Потом они мне прочли все это вслух — вообще как будто не я говорил. Ну да ладно, я спорить не стал. Подписался на каждой странице, потом они подписались, и все — на выход.

— Теперь никуда не уезжайте, вы нам можете еще понадобиться, — сказал тот, что постарше (как выяснилось, его звали сержант О'Малли). — Да, и вот еще что: это, судя по всему, ребята непростые. Так что вы не высовывайтесь и собственных расследований не проводите. Хорошо?

Куда уж лучше: с крыши об асфальт.

— Ладно, — буркнул я. — Хорошо.

Мы вышли, поблагодарили Джорджа, и Рой подвез меня до маминого дома.

Какого хрена они меня обратно в Вэндсворт перевели — непонятно. Сидел себе в Фордовской тюряге, тихо-мирно, дрожжами приторговывал. Потом вдруг раз: с вещами на выход, обратно в этот свинарник. За что? А ни за что, так просто. «Исходя из требований дисциплины». Козлы.

У меня уже срок кончается, нарушений никаких — а им это пофиг: ногой под зад обратно в Вэндсворт, а в Вэндсворте — опять мордой об пол. Вот так. Можно, конечно, прошение написать — пиши, бога ради! Лет через пять очередь твоя подойдет, тебя министр юстиции лично пошлет куда подальше.

И в первый же день ко мне Абдула подсадили. Он шизанутый был, все пытался мне чего-то объяснить, только я ничего не понял. Турок, по-английски ни в зуб ногой, все сидел на полу и молился. Я потом уже от этих молитв на стенку лез.

Его после суда два дня продержали в Брикстоне, а потом перевели к нам. Охранник говорил, ему четыре года дали за ввоз наркотиков. Когда судья ему срок сказал, он не понял, заулыбался из вежливости. Потом уже ему переводчик перевел.

Он, скорей всего, и не знал ничего ни про какие наркотики. Так, подошел знакомый, попросил бабушке подарочек передать. Потом позвонил куда надо, подарочек на таможне вскрыли, а там порошок. Абдула взяли, а в это время рядом крупная партия прошла. Вот так.

В первую ночь его понос прошиб: от нервов, наверно. Он еще на специальной кормежке был — у всех там манка, карри, а ему другое что-то давали. А эта спец-еда потом такой духан дает, что я там чуть не помер. Может, в Турции ее нормально готовят, а у нас что с полу поднимут — все в кастрюльку: мусор всякий, окурки, какашки крысиные, а сверху еще чили набухают, чтоб не очень воняло. Короче говоря, Абдула жалко, конечно, но всю ночь это нюхать — тоже сбесишься.

Они его, чтобы занять, сразу же пристроили в мастерскую. Он у них там шил и плакал. И молился. Только они недоглядели: начал он у них всякие острые вещи таскать. Все подряд, что только можно. Непонятно, как он их проносить ухитрялся: там ведь каждый раз все пересчитывают, а потом еще всех обыскивают. Может, он какой-нибудь человек-магнит был, не знаю. Иголки проносил, гвозди, лезвия — все подряд. И все время молился и причитал, так, что охранники даже радио погромче делали.

Ну, короче говоря, в субботу утром я шепнул начальнику охраны:

— А знаете, — говорю, — что Абдул у нас на тот свет собрался?

— Не свисти, — говорит.

— Да мне-то что? Дело ваше, конечно. Я вот только спросить хотел: если много крови будет, а я тут недавно все своими руками пидорасил, мне потом дадут одиночку как эмоционально травмированному?

Зашевелились: они теперь пуганые стали из-за журналистов. Теперь, если у них человек умер, это плохо считается: у нас же тюрьмы нового поколения и все такое. Короче, обыскали они его, ничего не нашли и поставили его под наблюдение. Это значит, может, раз за ночь заглянут, проверят. Ни хрена не помогло, конечно. На следующую ночь он это все начал в себя втыкать.

И глотал тоже. Два винта проглотил, гвозди, ложку пластмассовую. Потом взял иголку и воткнул себе в живот до конца, так, что она туда вся ушла.

Что у него там после этого в желудке творилось — не знаю, но у меня лично завтрак погулять попросился.

А потом он взял половинку лезвия и стал себе ноги резать крест-накрест по всей длине.

Тут уж я заорал — все крыло поднял.

Заметались, блин. Охранники, бывает, не подходят, когда зовешь, или не отпирают, боятся. А чего им бояться, если они сразу же связываются и с другими крыльями, и с теми, кто на выходе за стеклом? Этот тоже подошел позевывая, мельком так в глазок заглянул. Увидел — тут же спохватился. Еще бы. У Абдула уже из артерии хлестало: по стенам, везде… Охранник было пальцем затыкать, потом про СПИД вспомнил — палец убрал, струя ему в глаз — еле отдернулся. Заткнул платком. Он один зашел (вообще-то, им так не положено), в одной руке платок, другой Абдула прижал, чтобы тот себе горло не порезал. Кричит мне: «Бери рацию, вызывай всех».

А я давно мечтал с рацией поиграться. Цап ее родимую, включил: «Внимание-внимание, говорит Германия! Свистать всех наверх! Прием, отъем, как меня слышите?» Короче, объявил им полную тревогу, на все спецкнопки понажимал, вызвал полицию и даже вертолет. И главное, ничего мне за это не сделаешь: я ведь органам помогал. Срок, правда, тоже не скостили.

Абдула — как был, с платком на ноге — на носилки и во внешний госпиталь. Я им пытался сказать, что он еще всякой дряни наглотался, но наш врач как-то не очень взволновался, так что я решил, что либо они их сами найдут, либо так переварятся. Нет, но с иголкой — это вообще финиш: просто воткнул — даже следа не осталось.

На другой день подъехал было к начальнику охраны насчет одиночной, но без толку. Перевести-то он меня, правда, перевел: там же кровища везде была. Но вертолет мне все-таки припомнил, посадил к Зеркальщику.

Я-то сам шел за травой и хотел еще заодно зайти к Келли. Траву, конечно, можно и в бильярд-клубе купить, но тут два дела сразу получалось. Келли с мелким жила в Сикамор-корт на третьем этаже, а на втором можно было купить хорошую марокканскую траву. Мне нужно было немного: косячков двенадцать на выходные, но тут качество хорошее, грех такой товар упускать. Я так и решил: в пятницу вечерком с Келли потрахаюсь, затоварюсь травой, потом на Хо-стрит шары погоняю. Потом пивка, потом, может, как всегда по пятницам, разборка нарисуется. Может, повезет, уроды какие-нибудь на «Сьерре» из Лаутона приедут: сначала на собачьи бега, потом помахаться и пива выпить на Хо-стрит. Лаутонских мочить — самое оно, после них вечно вся улица заблеванная.

Иду я к Сикамор-корт, а он там лежит, и ноги отрезаны. Вот так. Ни травы не купил, ни к Келли не попал. И на разборку нарываться не надо: теперь сиди спокойно, они тебя сами найдут. Пересидишь — без ног останешься. Кем надо быть, чтобы ноги человеку отпилить? На хрен вообще такое делать? Два варианта: или чтобы остальных напугать или просто тебе это по приколу. Раньше пырнут ножом, и все. Теперь, блин, ноги отпиливают.

А он без ног жить не стал бы, это точно.

Нет, ну надо было так! Он и с девчонками-то только года два назад встречаться начал: у него все католики в семье. Блин, Винни, ну как же ты так, а?

Первым делом в тот же вечер пошел к Шерри. Думал, может, застану, спрошу, что там вышло. Дверь открыла его мама. Увидела меня, обрадовалась. Я ей:

— Миссис Макаллистер, здрасьте, а Шерри дома?

— О, Ники! Что-то давно тебя видно не было! Как ты?

— Ничего, спасибо. Тут Шерри не заходил? Он был… — Видела она новости или нет? — Он с Винни О'Рурком был.