Врачеватель (СИ) - Бергер Кира

Улыбка тронула сухие губы. Врачеватель знал, что девушка очнулась, хотя веки пациентки все еще были закрыты. Запах страха мужчина чуял, словно сторожевой пёс.

Он поднял голову. Пыльный луч света пробился сквозь заколоченное окно и упал на его смуглое лицо. Врачеватель поднял руку, чтобы перекрыть ему путь и не позволить себя слепить.

Он смотрел на Владу и подмечал тонкие нервные движения. Девушка храбро пыталась скрыть, что пришла в себя, но его было сложно обмануть. Тихо скрипнули зубы – это Влада сдержала болезненный стон, наверное, у нее страшно болит голова. Наверное, жажда замучила ее, высушила губы и приклеила к небу язык. Наверное, ей больно из-за вывернутых над головой и привязанных к балке у потолка рук. Наверное, жесткие веревки режут кожу на ее запястьях.

Наверное.

Он усмехнулся. Замер, чтобы обмануть её.

Влада тоже замерла. Прислушалась. Шорохи затихли.

Словно сытый игривый хищник, Врачеватель наблюдал, как медленно девушка облизывает губы, а затем приоткрывает глаза. Сначала еле-еле, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Затем смелее. Затем жмурится от яркого света и, наконец, распахивает их, чтобы увидеть его перед собой.

Новая волна страха, но она держится. Она смелее, чем прежние его пациенты. Она вызывает уважение.

Интересно, что она сделает сначала? Закричит? Вряд ли. Они далеко за городом, на брошенной стройке, куда уже лет двадцать не заглядывал никто, кроме него. Попросит пощады? Тоже нет. Слишком много упрямства и злости в глазах. Возможно, продемонстрирует ненависть?

В точку.

– Урод… – голос Влады шипел. она закашлялась и снова облизнула пересохшие губы: – Какой же ты урод…

– Грубость тебе не к лицу. – он говорил так же тягуче, как и двигался.

Ему некуда спешить. И есть, что сказать.

Девушка вздрогнула. Поморщилась от боли в плечах и выплюнула:

– Ну давай уже.

Настало его время хмуриться. Он встал. Протез едва заметно завибрировал от движения, привычно свело зубы.

– О чем ты?

– Кайся давай, – Влада усмехнулась.

Несколько прядей волос прилипли к ее лицу и, наверняка, приносили дискомфорт. Она пыталась сдуть их, но пот стекал по пыльной коже и лишь сильнее приклеивал. Ей душно. И страшно.

– Тебе? – он удивлено приподнял брови.

– А разве ты не каешься всем своим жертвам, а? – сколько дерзости в хриплом голосе: – Разве не выносишь им мозги, рассказывая, какой крутой посланник небес?

Лучшая защита для нее – нападение. Такая сильная. И беспомощная.

Врачеватель подошел ближе. Если бы ненависть могла убивать, то он давно лежал бы замертво на пустом бетонном полу. Он плавно поднял руку, а потом резко опустил.

Влада зажмурилась и отшатнулась. Скрипнул ржавый крюк, покачнувшись под весом привязанного к нему человеческого тела, и девушка едва сдержала стон. Но удара не последовало.

– Я и без того нарушил свое обещание. – протянул он, касаясь ее лица почти ласковым движением: – Не заставляй меня злиться и портить твое тело ранами. Мне нравится, когда вы остаетесь чистыми после лечения…

– Однако дочь свою ты все-таки ударил, – ядовито сплюнула та и мотнула головой, чтобы сбросить с щеки его пальцы: – Хреновые у тебя какие-то принципы.

Холод обдал его с головы до ног. В груди завозился червь, и усмирить его было не так просто. Он знал, как злость и ярость могут застилать глаза, если дать ему волю, и знал, что в этот раз точно не должен так просто сдаться сам себе.

Врачеватель выдохнул. Улыбнулся и спокойно ответил:

– София совершила самый страшный грех.

– И какой же?

– Она посмела усомниться во мне.

Молчание. Ему удалось поразить её настолько, что пошатнулась ее смелость. Столько удивления и ужаса в красивых глазах.

– Ты… – от ярости она захлебнулась в собственных словах: – Она же…

– Она увидела меня, когда я лечил первого пациента. – он и не собирался скрываться. Перед лечением он обнажал свою душу перед пациентами, чтобы сделать все честно.

Он знал все о них. Они о нем. Надо же, получается Влада была права. Только его раздражало слово «кайся». «Исповедуйся» – звучит куда более правильно. Высоко и достойно.

– ***, – пораженно выдохнула девушка: – Она же твоя дочь! Ты убил ее только за это!?

– Я пытался объяснить ей, – спокойно пожал плечами Врачеватель. – Пытался рассказать о своей вере. Обратить. Но она сопротивлялась.

– Ты не человек. – губы пациентки побелели. Слова протискивались сквозь сжатые зубы: – Ты хуже зверя! Как это возможно, единственный ребенок…

– Ошибаешься.

О, как давно он мечтал рассказать об этом ей. С самого начала, как определил Владу в свои пациентки, он наблюдал за ними. Смеялся и мечтал, как расскажет об их глупости и самодовольстве.

А она была умной. Не нужно было много слов, чтобы объяснить.

– Не единственный, – добавил он с гордостью, и Влада тут же все поняла.

Замерла. Болезненно сглотнула слюну и выдохнула:

– Глеб…

Врачеватель замер. Веселье накрыло его, и он искренне захохотал. Запрокинул голову и от души смеялся.

А Влада сходила с ума от страха.

– Прекрати! – не выдержав, заорала она. – Прекрати! Хватит!

Нервы сдавали. Девушка задергалась в путах, но лишь сделала себе больно. Снова заскрипела балка. Быстрее закапала потревоженная вода. Зато оборвался смех.

Врачеватель снова посмотрел на нее и прищурился:

– Ты же любишь смеяться, Влада. Почему не разделяешь мое веселье?

– Повеселишься в аду, скотина, – процедила девушка сквозь сжатые зубы: – Вместе со своим выродком.

– Когда-нибудь, возможно, – равнодушно пожал плечами Врачеватель. – Я приду навестить вас, моих грешников. И там же, в аду, вы будете стоять на коленях и благодарить меня за то, что я отпустил ваши грехи на земле. Что уменьшил мучения за Гранью и не позволил опуститься на самое дно мук. Ты знаешь, что из ада можно вернуться? Можно омыть грехи, отмолиться. И большую часть я отмаливаю на земле за вас. Еще до смерти…

Он с блаженством прикрыл глаза. Собственная вера освещала его разум и, как каждый раз при рассказе о ней, его глаза засветились счастьем.

– Псих…

Блаженство схлынула. Её дерзость начинала раздражать.

– А хочешь, – прищурился он: – я покажу тебе, что у меня осталось? Покажу самый страшный балласт, что тянул всех вас вниз?

Понимание отразилось в ее глазах моментально.

Ну, до чего же умная, Боже. Может, хотя бы она сможет понять?

– Не подходи, – прошипела, обезумев от страха, когда он сделал всего шаг вперед: – Не подходи!!

Он равнодушно толкнул ее, вынуждая развернуться по оси.

Руки вывернулись. Болезненный крик эхом разбился о толстые стены и понесся дальше по пустым коридорам. Он держал ее за спину и не позволял повернуться обратно, с удовольствием ощущая, как от напряжения дрожат ее мышцы.

– Смотри… – прошипел на ухо. – Смотри же!

Она посмотрела.

Резко отвернулась. И все же заплакала.

– Ублюдок…

Он пожал плечами. Чем, интересно, ей не понравилась его коллекция сердец? Он же так тщательно выбирал емкость под каждое. Придумывал форму, заливал формалином. Расставлял красиво на открытой полке, словно собирал особенный узор.

– Ты не понимаешь. – Он пожал плечами и отпустил ее, поморщившись от очередного крика. – Мы вырезаем им сердца, потому что именно они держат их грех в теле. Если бы все мои пациенты просто умерли, в этом бы не было никакого смысла. Сердце – их цепи и кандалы.

– Ты просто чокнутый ублюдок, – всхлипнула девушка: – Вы с сынком просто сумасшедшие убийцы! Не больше!

Он все же влепил ей пощечину. Пожалел об этом в ту же секунду, но червь внутри уже ликовал, накормленный вспышкой бесконтрольной ненависти.

– Мы Врачеватели, а не убийцы… – прошептал, пытаясь унять бурю в груди.

– И как же вы, Врачеватели «лечили»? – Влада снова пыталась взять себя в руки и язвить: – По очереди? Ты по нечетным числам, а сынишка по четным?