Стивен Кинг - Джойленд

Лэйн улыбался.

— Хочешь вырвать пистолет, да? Вижу по глазам. Что ж, как говорил Грязный Гарри, ты должен спросить себя: уверен, что тебе повезет?

Мы спускались вниз. Кабина по-прежнему раскачивалась, но уже не так сильно. Я решил, что с везением у меня не очень.

— Сколько человек ты убил, Лэйн?

— Не твое собачье дело. И, раз уж пистолет у меня, вопросы буду задавать я. Давно ты знал? Некоторое время точно. По крайней мере, с того дня, когда эта дрянь из колледжа показала тебе фотографии. Ты просто взял паузу, чтобы калека смог побывать в парке. Промашка, Джонси. Лоховская промашка.

— Вообще-то, понял только сегодня, — сказал я.

— Классно врешь, за мною грош.

Мы проехали мимо пандуса и снова начали подниматься. Я подумал: «Он, наверное, собирается застрелить меня на самом верху. После чего или застрелится сам, или вытолкнет меня за борт, а потом прыгнет на рампу, когда кабинка опустится вниз, и постарается не сломать при этом ногу или ключицу». Вариант с убийством и самоубийством выглядел более вероятным — но не раньше, чем он удовлетворит свое любопытство.

— Можешь считать меня тупицей, но не лжецом. Я все смотрел на те фотографии и увидел на них что-то знакомое, но лишь сегодня до меня дошло, что именно. Твоя кепка. На тебе была рыболка, а не котелок, но на фотографии с «Чашек-вертушек» ты наклонил ее в одну сторону, а на фото в тире — в другую. Я просмотрел остальные снимки — те, где вы на заднем плане — и увидел то же самое. Туда-сюда, туда-сюда. Ты всегда так делаешь. Даже не задумываясь.

— И это все? Сраная кепка?

— Нет.

Мы поднимались к высшей точке во второй раз, и я подумал, что у меня, возможно, получится протянуть еще один круг. Лэйн хотел меня выслушать.

Начался дождь. Упругие струи — словно кто-то над головой включил душ. По крайней мере, смоет кровь с лица, подумал я. Когда я взглянул на Лэйна, то понял, что дождь смоет не только кровь.

— Как-то раз я увидел тебя без котелка и подумал, что твои волосы начинают седеть, — мне приходилось почти кричать, чтобы он меня слышал — из-за ветра и дождя, капли которого хлестали нас по щекам. — А вчера я заметил, как ты потираешь загривок. Мне показалось, что у тебя на шее грязь… но вечером, догадавшись насчет кепки, я задумался о фальшивой татуировке. Эрин увидела, как пот размывал ее. Думаю, копы упустили эту деталь.

Колесо завершало второй оборот, мы спускались все ниже, и я мог разглядеть постепенно увеличивающиеся в размерах машину, на которой я приехал, и джойлендский ремонтный пикап. Позади них что-то большое — может быть, подхваченный ветром кусок брезента — металось по Джойленд-авеню.

— Но то была не грязь, а краска для волос. Она смывалась, как та татуировка. Да и сейчас смывается. У тебя в ней вся шея. И видел в тот день я не седину, а пряди белых волос.

Он провел рукой по шее и взглянул на черное пятно, оставшееся на ладони. Я почти бросился на него, но он поднял пистолет и мне в лицо уперся черный глазок ствола. Маленький, но удивительно жуткий.

— Да, я когда-то был блондином, — ответил он. — Но сейчас почти полностью поседел. У меня была тяжелая жизнь, Джонси.

Он печально улыбнулся, как будто отпустил грустную шутку, касавшуюся нас обоих.

Мы опять поднимались, и лишь на секунду я подумал, что мог принять за кусок брезента машину, которая ехала по дороге с выключенными фарами. Надеяться на это было безумием, но я, тем не менее, все же надеялся.

На нас обрушился ливень. Вода струилась по дождевику, волосы Лэйна метались на ветру, точно изодранный флаг. Я рассчитывал удержать его от выстрела по крайне мере на еще один оборот. Может, даже два? Возможно, но маловероятно.

— И как только я смирился с тем, что ты убил Линду Грей — а это было непросто, Лэйн, после того, как ты взял меня под свое крыло и всему научил — бородка, очки и кепка уже не имели никакого значения. Я видел, что это ты. Тогда, правда, ты еще не работал в парке…

— Я управлял складским погрузчиком во Флоренсе. — Он наморщил нос. — Лоховская работа. Терпеть ее не мог.

— Ты работал во Флоренсе, там же встретил Линду Грей, но насчет Джойленда был в курсе, так? Не уверен, что ты потомственный ярмарочник, но тебя всегда тянуло к ярмаркам. Ты просто не мог без них жить. И когда ты предложил Линде прокатиться, она согласилась.

— Я был ее тайным бойфрендом. Сказал, что так надо, потому что я намного ее старше. — Он улыбнулся, — А она и купилась. Все покупаются. Ты удивишься, как много можно скормить молоденьким девицам.

Ах ты ж больной выродок, подумал я. Больной, больной выродок.

— Ты привез ее в Хэвенс-Бэй, вы остановились в мотеле, а потом ты убил ее здесь, в Джойленде, хотя прекрасно знал о Голливудских Девушках с фотокамерами. Смело. Но в этом-то и вся соль, верно? Конечно же, так и есть. Ты убил ее на аттракционе, полном «кроликов»…

— Лохов, — поправил он. В «Колесо» ударил сильнейший порыв ветра — каких еще не было в этот вечер, но Лэйн, кажется, его и не заметил. — Называй их теми, кто они есть. Просто лохи, все они. Похоже, их глаза соединены напрямую с жопой, а не с мозгом. Они ими лупают, но ни черта не видят.

— Тебя возбуждает риск, так? Вот почему ты вернулся и нанялся в штат.

— И месяца не прошло, — его улыбка стала еще шире. — Все это время я крутился у них прямо под носом. И знаешь что? Мне ведь… ну, ты понимаешь, стало лучше. После той поездки в «Доме страха». Все плохое осталось позади. Я мог навсегда остаться таким — мне тут нравится, да и жизнь, вроде как, начала налаживаться. У меня были мои приборчики, я даже запатентовать их хотел.

— Ну, думаю, рано или поздно ты бы все равно сорвался.

Мы снова оказались на самом верху. По нам опять били ветер с дождем. Я дрожал. Моя одежда насквозь промокла, а щеки Лэйна стали черными от краски. Она темными разводами сползала по его коже. Вот как выглядит его рассудок, подумал я. Глубоко внутри, где он никогда не улыбается.

— Нет. Я исцелился. Да, я должен разобраться с тобой, но только потому, что ты сунул нос, куда не следует. Это грустно, потому что ты мне нравился. Правда нравился.

Мне показалось, что он говорит правду, что делало происходящее еще ужаснее.

Мы начали снижаться. Аллеи под нами выглядели ветреными и промокшими. Не было на них никакой машины с выключенными фарами — всего лишь кусок брезента на ветру, принятый за машину моим измученным разумом. Кавалерии не будет. И надежда на обратное меня просто погубит. Я остался сам по себе, и единственным моим шансом было вывести его из себя. Вывести из себя по-настоящему.

— Тебя возбуждает риск, но изнасилование тебя не волнует, верно? Будь так, ты бы отвозил их в какое-нибудь безлюдное место. Думаю, промежность твоих секретных подружек пугала тебя до безумия. И что ты делал потом? Лежал в кровати и дрочил, наслаждаясь своей храбростью: «ну надо же, прирезал беззащитную девушку»?

— Заткнись.

— Ты мог их очаровать, а вот трахнуть — нет. — Ветер завывал, кабинка шаталась из стороны в сторону. Меня ждала смерть, но мне уже было наплевать. Не знаю, насколько сильно я его разозлил, но сам был зол за двоих. — Почему ты стал таким? Мамочка цепляла прищепку на пипиську? Дядя Стэн заставлял ему отсосать? А может…

— Заткнись! — Он поднялся, держась одной рукой за поручень, а другой — наставив на меня ствол. Удар молнии осветил его: безумные глаза, мокрые волосы, дрожащие губы… и пистолет. — Закрой свой грязный…

— ДЕВИН, ПРИГНИСЬ!

Я не думал, просто сделал, что велели. Раздался звук, похожий на удар хлыстом — еле слышный в ревущей ночи. Пуля, должно быть, просвистела рядом, но я ни услышал, ни почувствовал ее, как бывает в книгах. Наша кабинка проплыла мимо посадочной площадки, и я увидел Энни Росс, стоящую на пандусе с ружьем в руках. За спиной Энни виднелся фургон. Ее волосы развевались на ветру, обрамляя лицо цвета белой кости.

Мы поехали вверх. Я посмотрел на Лэйна. Он замер с приоткрытым ртом. Черная краска стекала по щекам. Глаза закатились, лишь нижняя половина зрачков виднелась из-под век.

От его носа почти ничего не осталось. Одна ноздря каким-то образом еще держалась на верхней губе, но все остальное представляло собой кровавое месиво вокруг черного отверстия размером с десятицентовик.

Он медленно опустился на сиденье, изо рта выпали несколько передних зубов. Я выхватил пистолет из его руки и выбросил за борт. Я чувствовал… да ничего я в тот момент не чувствовал. Разве что глубоко внутри начал понимать, что, может быть, переживу эту ночь.

— О, — сказал он. И еще: — А. Потом наклонился вперед и уронил подбородок на грудь. Было похоже, будто он тщательно взвешивает все варианты развития событий.

Когда кабина поднялась на самый верх, небо прорезали новые молнии, которые озарили моего попутчика огненно-голубым светом. Подул ветер, и колесо недовольно застонало. Мы снова спускались.