Александр Каневский - Проклятия по контракту

— Но в олигархи пробиться не удалось?

— Не стремился: не люблю быть на виду — в тени спокойней. Я только идеи выдавал, посредником был, советчиком… Мне за всё это очень хорошо платили. Жену обеспечил, детям образование дал, всех их вывез в Израиль и поселил в Иерусалиме.

— Вы еврей?

— Нет.

— Кто-то из предков?

— Нет. У меня в роду, как в песне Высоцкого: «антисемит на антисемите».

— Значит, жена еврейка?

— Тоже нет. Она татарка. Но я ей раздобыл какую-то еврейскую прапрабабушку… Вы же знаете, в Москве за деньги можно получить даже паспорт папуаса.

— Но почему именно в Иерусалим?

— Хочу их спасти. По пророчествам, этот город уцелеет при любых катаклизмах, во-первых, он на высоте восемьсот метров, а во-вторых, город трёх религий — Господь не даст его разрушить.

— Надеюсь, вы понимаете, что теперь с семьёй не скоро встретитесь?

— Да. Но мне всё равно осталось недолго… Рак у меня нехороший, уже не лечится… Но и человечество меня не надолго переживёт: или атомная война, или столкновение планет, или очередной Всемирный потоп.

— Вы расширяете мой кругозор. Для одних Конец Света — это повод не работать, для других — беспробудно пить, для третьих — гулять и развратничать… А для вас это весомое оправдание вашей подлой деятельности! И вы надеетесь, что Бог простит вас?

— Уверен, что нет. Поэтому я туда и не переехал, чтобы жене и детям не навредить. Ведь я много лет проецировал обман, грабежи, насилие… И таких, как я, с каждым днём всё больше и больше… Ну, не может этот кошмар продолжаться бесконечно.

— Но вы же сами — частица этого кошмара.

— Да. Поэтому и понимаю, что если я уже от него устал, то как устал Господь!

— Вы часто повторяете имя Бога — вы что, верующий?

— Просто я стал чаще поднимать глаза к небу.

— И при этом продолжали творить преступления?

— Уже по инерции. И это ничего не меняло: не будь меня, Мерлин бы нашёл другого, более жестокого… А я рук не марал, я был только посредником. И жизни человеческие не отнимал — это было условие, которое я поставил Мерлину.

— Давно с ним сотрудничаете?

— Лет десять. Сперва ему клиентов поставлял, когда он целительством занимался.

— Что значит, поставляли?

— Подготавливал. Экстрасенс он слабенький, а хотел, чтоб люди ему верили, вот я и готовил слепых, глухих, парализованных — они на его сеансах якобы излечивались. Ну, народ, конечно, от этого балдел и пёрли к нему на излечение и больные и здоровые… А потом стали появляться проклинающие — вот тогда и появилась эта идея: запустить проклятия на поток. Мерлин за неё ухватился: денег за это можно больше брать, а работать меньше, и энергию не растрачивать.

Зазвонил телефон, Борис снял трубку. Капитан Рябой доложил:

— Оба подельника Акима Хмелика, и Толян, и Колян, уже у нас. А вот Мерлин смылся: ни в офисе, ни дома. — Секретаршу видел?

— Да. Сказала, что он ей звонил и сообщил, что должен срочно улететь, велел отменить приём.

— Когда звонил?

— Часа в четыре.

— Пронюхал, гад!.. Попытается смыться. Надо срочно перекрыть ему и вылет, и выезд.

— Я уже позвонил Лукоперецу, он дал команду. Все аэропорты перекрыты, а на вокзалах розданы его фото.

— Молодец, Вовчик!.. Будем надеяться, что он ещё здесь. Но всё равно… Минутку! — Он отложил трубку и обратился к Тине. — Срочно проверить списки пассажиров на всех самолётах, вылетевших в течении этих двух часов. Если Мерлин там, сообщить лётчикам и в порт прибытия.

— Слушаюсь, товарищ майор!

Тина поспешно вышла. Борис снова приложил трубку к уху.

— Я с тобой, капитан. Что ещё скажешь?

Мерлин для вас, Борис Романович, у секретарши письмо оставил.

— Когда оставил?

— Точно она не знает: пришла — письмо уже лежало на столе, наверное, утром завёз.

— А что в письме?

— Не знаю — конверт запечатан, я чужие письма не вскрываю.

— Приезжай скорей, вместе почитаем!

Положил трубку, повернулся к Лисицыну.

— Удрал ваш босс. Не подскажете, куда?

Лисицын развёл руками.

— Он любит всякие экзотические острова… Часто там отдыхал… Но не со мной, а с какими-нибудь дамами.

Пахомов решительно хлопнул ладонью по столу. — Ничего, найдём!

Письмо Мерлина.

«Здравствуйте, майор!

Может, я и не великий экстрасенс, но чувство опасности у меня развито хорошо: ваш приход меня очень насторожил. Правда, я не думал, что вы будете действовать так стремительно, но на всякий случай ускорил свой отпуск и, к счастью, успел удрать, моя осторожность меня спасла. Представляю, как вы сейчас злитесь, поэтому посылаю вам свою фотографию, чтоб вы могли на ней выместить свой гнев. Проклинать не стоит — без моей помощи проклятия вряд ли сбудутся, но вы можете её колоть, резать, рвать на части… И, пожалуйста, запомните моё лицо — больше вы его не увидите: если решу вернуться в Россию, то уже с переделанной внешностью и, естественно, с другой фамилией.

Думаю, что Лис уже у вас, поэтому передайте ему, что я благодарю его за партнёрство и гарантирую, что его семья получит все причитающиеся ему деньги.

Прощайте, майор! Уверен, вы скоро станете полковником».

Ни в аэропортах, ни на вокзалах, ни в уже взлетевших самолётах, Мерлина не обнаружили. Был объявлен розыск, но следы его потерялись. Надеялись, что вдруг он проявится, поэтому ни офис, ни его загородный дом не опечатали — за ними было установлено круглосуточное наблюдение. Секретарша приходила каждый день в десять утра, отвечала на звонки настойчивых клиентов, объясняла, что шеф в отпуске, досиживала до двух и уходила. Все телефоны прослушивались, но Мерлин не звонил.

В ближайшую субботу вечером в его загородный дом ввалилась компания: трое респектабельных мужчин и три девицы явно не монашеского вида. Когда Борису об этом доложили, он немедленно позвонил капитану Рябому, сообщил ему об этом, сказал, что через минуту ныряет в машину и по дороге заедет за ним. Тине не очень хотелось отпускать Бориса одного в такую компанию, но она понимала, что должна оставаться в тени.

— Я бы, на его месте, такой лакомый кусочек, как ты, ни за что бы не упустил! Поэтому сиди тихо и жди, — уговаривал её Борис, — ты наша приманка.

— А чего ты так заторопился? — Не удержавшись, поддела его Тина. — Появились три новых приманки?

— Господи! Ты опять за своё!.. Это же шанс обнаружить какую-нибудь ниточку!

— Хорошо, хорошо, я всё понимаю, но обещай, что ниточки будешь искать только у мужчин, а девиц предоставишь капитану Рябому.

…Когда Пахомов вместе с капитаном вошли в дом Мерлина, гулянка была уже в полном разгаре: бутылки наполовину распиты, девицы наполовину раздеты. Одна из них, завлекательно прикрываясь полупрозрачной шалью, исполняла сольный танец живота, переходящий в танец ягодиц. При виде вошедших, радостно воскликнула «Кто к нам пришёл!» и гостеприимно распахнула шаль, демонстрируя себя, как угощение.

— Вы?! — Борис с удивлением узнал в ней Алину, секретаршу Бурляева. — Вот уж неожиданный сюрприз!

— И для меня… Но очень приятный.

Она не спешила прикрыться, давая ему возможность в полной мере оценить её роскошные ноги, от пяток до бёдер.

— Не устали? — спросил он. Она удивлённо развела ладони, мол, от чего?.. Тогда он разъяснил. — Не устали хранить верность вашим трём любовникам?

Она рассмеялась и прикрылась шалью.

— У меня сегодня разгрузочный день.

Остальные гости, выключив музыку, с интересом прислушивались к их разговору. Борис, раскрыв удостоверение, представился сам и представил капитана Рябого. Алина, на наивном глазу, спросила:

— Майор, а почему теперь с вами вместо красивой женщины этот симпатичный юноша?.. Вы сменили ориентацию?

Пропустив мимо её издёвку, Пахомов сообщил всем об исчезновении Мерлина и попросил рассказать, кто с ним виделся последним.

— Очевидно, я, — после небольшой паузы отозвался импозантный мужчина с пышной седеющей гривой и рубиновым перстнем на безымянном пальце левой руки. — Прыгов, Фёдор Тарасович, адвокат, — представился он и продолжил. — Точнее, не виделся, а говорил по телефону.

— Когда?

— Дайте подумать… В среду, часа в четыре, я как раз вернулся в свой офис после обеда.

Борис и Рябой переглянулись: в это же время Мерлин звонил своей секретарше — прощальные звонки.

— О чём вы беседовали?

— В общем, говорил он, я слушал. Сказал, что улетает отдыхать, что подцепил потрясающую красотку, увёл от мужа и забирает её с собой.

Понимая о какой красотке говорил Мерлин, Борис невольно сжал зубы и процедил:

— А куда он её собирался увозить?

— Сказал, что ещё не решил, но когда уже они будут на месте, сообщит. И ещё сказал, что на этот раз улетает надолго и разрешил пользоваться своей виллой, напомнил, где спрятаны ключи… Вот мы и пользуемся — грех хате простаивать!