Антти Туомайнен - Шахта

Страницы были испещрены пометками, сделанными рукой Лехтинена. Да, я открывал ее и раньше и тогда просто перелистывал прикрепленные к страницам листки. Ну не утруждал я себя раскрытием скрепок. Сейчас подумал, что у него, пожалуй, были особые причины, чтобы взяться за степлер.

А нужно было. Это оказались распечатки электронной почты, но не те, что были получены самим Лехтиненом. Отправителями и адресатами числились Гиорги Себрински, Киммо Картио, Ханну Валтонен, Алан Стилсон и Матти Мали – внутренняя переписка членов совета директоров компании «Финн Майнинг».

Надо сходить за чем-нибудь подходящим для открывания скрепок.

– Ты знаешь, я немного разочарована тем, что ты так и не сделал статью о тверке, – сказала Танья Корхонен и протянула хищно выглядящую маленькую металлическую штуковину. – Тверк – это то, что сейчас на волне.

Вернулся обратно. Начал раскрывать скрепки и параллельно перечитывать лехтиненские пометки: они никак не были связаны с распечатками, вероятно, он сделал это нарочно. Наконец, все листки были передо мной на столе.

Через полчаса сходил за ноутом. Нашел всю доступную информацию, заказал все возможные документы касательно компании: выписку из единого торгового реестра, уведомление о задержке выплат, финансовые отчеты, отчеты по ответственным лицам. Распечатал. Удостоверился, что все совпадает по времени. Взял одну из распечаток электронной переписки и проверил, что в ней именно то, что я предполагал. Набрал номер Марьо Харьюкангас и, прежде всего, извинился за то, что беспокою ее повторно.

Услышав двусложный ответ, поблагодарил и повесил трубку.

Небо сверкало синевой. Скопившийся за ночь на подоконнике снег искрился подобно мириаде крохотных зеркал. Он уже одевался, но потом подошел к окну и оперся на проем. Ладони ощутили холодный камень стены и сквозящий из окна воздух.

Он посмотрел вниз во двор, где ползали и катались с горки дети. Один из них доехал до тротуара: пластмасса захрустела на гравии и санки встали, будто упершись в стену. Ему не хотелось видеть в этом предзнаменования, но именно таким все выглядело.

Ему дали крайний срок. Ему всегда нравилось это словосочетание. Оно говорило о том, чем он занимается, что есть работа вообще, но больше всего ему нравился его смысл. Лучшими в его в жизни всегда были графики и временные рамки, и крайний срок позволял начать работать, снимал оковы нерешительности, помогал сосредоточиться и сконцентрироваться. Ведь когда все в подвешенном состоянии и неопределенности, ничто никогда не будет закончено – подходящего времени никогда не найти, его никогда не будет. Так что он должен быть удовлетворен, потому что все шло, как и должно было идти. Тем не менее…

Напрасно искать ответы вовне, искать извне.

Мир не изменился ни на йоту.

Он изменился.

Он постоял еще немного у окна и начал одеваться: надел лыжный костюм поверх термобелья, взял сумку и проверил, что в ней, кроме солнечных очков, лыжной мази и энергетического батончика, лежит ключ.

Вышел из двадцатого номера автобуса на конечной остановке на Лауттасаари и перешел через мост на остров Каскисаари. Здесь находился крохотный район, но с зашкаливающей обеспеченностью. Об этом многие жители Хельсинки даже не подозревали. И ничего удивительного. Остров был эксклюзивным и в плане расположения, и в плане жилья. Некоторые коттеджи – все эти навесы, подъездные дороги к домам и окна в несколько уровней – выглядели похожими на аэропорты, обнесенные высокими заборами с ярко-красными и кислотно-желтыми предупреждающими табличками. Дорога была расчищена, слепило солнце, между домами виднелось море. На западном берегу стояли впившиеся серыми тупыми зубами в небо высотки Эспоо, на востоке за проливом виднелся остров Сеурасаари. Долгие морозы и снегопады сковали море. Двигающиеся черные точки были лыжниками, радостными от хорошей погоды и хода.

Нужный мне дом находился в западной части Каскисаари. Этот второй с конца улицы дом был одним из самых старых на острове, скорей всего, еще 1930-х годов. Судя по расположению, первый житель ценил спокойствие: в те времена на остров можно было попасть только на лодках. По обе стороны каменной лестницы гостя приветствовали каменные львы, здание было массивное, его балконы выходили на все четыре стороны. Особенно стильным здание назвать было нельзя, но оно находилось несколько в стороне от других, потому что стояло посреди большого участка в окружении густого ельника. Сложно было догадаться, если смотреть на дом с дороги, что за ним открывается удивительный вид на море.

Калитка и ворота были закрыты. Дверной звонок, зарешеченный рот динамика, выпуклый глаз камеры наблюдения – все говорило о том, что здесь не ждут непрошеных гостей. Я уже поднес палец к металлической кнопке звонка, как в кармане завибрировал телефон.

Мне пришлось отойти от ворот, потому что Сусанна Салмела начала говорить еще до того, как я закончил традиционное «алло». Сульфат, натрий, ртуть, свинец, цинк, марганец, щелочь… Тысячекратное превышение норм. Вода опасна для питья. Она спросила, откуда вода, и если вода была из источника в родовом имении, то в этом случае неподалеку находится либо дающая утечку атомная станция, либо я не рассказал ей всей правды. Я признал, что некоторые факты были мною опущены. Салмела помолчала, а потом спросила про мой электронный адрес, куда она направила письмо с результатами проведенного анализа.

Телефон издал сигнал сразу, как только мы закончили разговор, – пришла почта. Позвонил в дверь, открыл сообщение и скоро услышал знакомый по телепередачам голос, интересующийся, по какому делу я беспокою.

– Сулфаты – сорок два миллиграмма на литр, натрий – двадцать миллиграммов на литр, ртуть, марганец, свинец, цинк…

– Кто вы?

– Янне Вуори, газета «Хельсингин Пяйвя».

Пауза.

– Что вам нужно?

– Рассказать о том, что я знаю.

Динамик хрустнул – связь отключилась. Отошел на пару шагов. Посмотрел на дом: в окнах не было видно движения, двери оставались запертыми. Позвонил в дверь повторно. Ответа не последовало. Двери также были на замке. Остров, дом и я были окружены снегом и тишиной. Пока я размышлял, что делать дальше, динамик хрустнул – на этот раз он включился.

– Алло, вы еще там?

Поспешил к динамику. Ответил на вопрос.

– Я должен был уточнить один момент. Пожалуйста, входите.

Широкая открытая улыбка освещала лицо Матти Мали изнутри и снаружи и находилась в полном противоречии с его обликом. Его левый глаз был лилово-черным, от левого глаза через весь лоб шла воспалившаяся рана, левая рука была подвязана, из-за чего ворот рубашки задирался почти до уха. Мали был не хлипкого телосложения. В клетчатых тапках он походил больше на заядлого игрока в лото, нежели на генерального собственника горной компании, хоть и бывшего. Общее впечатление усугублялось коричневыми вельветовыми штанами, темно-синим пиджаком с оттянутыми карманами и сединой сильно вьющихся волос. Признаться, я несколько опешил и на секунду даже засомневался в собственных умозаключениях, и, наверное, он заметил это.

– Имя я сразу узнал. Приходилось читать статьи. Предлагаю пройти в гостиную.

Оставил куртку и обувь в прихожей и пошел за хозяином. Несмотря на свои болезни и полученные травмы, он двигался весьма проворно. Как и ожидалось.

Спустились на две ступеньки в гостиную, откуда открылся вид на море, сверкавшее ледяной белизной во все окна.

Сели в кресла около журнального столика. Они стояли немного наискось по отношению к остальной комнате, зато с его кресла было видно море и телевизор за мной, а с моего кресла – море и дверь на террасу за спиной Мали. На столике стояли две чашки и кофейник.

– Кофе будете?

– Не откажусь.

Мали налил и придвинул чашку ко мне. Судя по необычным узорам, чашки были из раритетного сервиза. Я достал бумаги. Он посмотрел на меня и ни произнес ни слова, пока я проверял, все ли на месте.

– Сахар? Молоко?

– Откажусь.

– Я тоже предпочитаю черный. Считаю, что так правильней.

Я взглянул на него.

– У меня здесь некоторые документы. Из них следует, что…

– У тебя есть семья?

В кресле сидел пожилой мужчина, его глаза светились любопытством.

– Да, – сказал я. – Точнее, нет.

Матти усмехнулся в ответ, и опять его лицо стало скорей печальным, чем радостным.

– У меня есть дочь, – дополнил я.

– У меня нет детей. У меня была жена. А теперь я один. Сиделка приходит по утрам. Это тайна.

– Что – тайна?

– Вот это, – Мали кивнул перед собой. – Это тайна уже какое-то время, что я не участвую в деятельности концерна.

– Я понял это сегодня.

Казалось, Мали не интересовало, понял я что-либо или нет. Он смотрел на море, закинув левую ногу на правую. Затем взял кофе и подул на него, срезав пар о край чашки.

Взял из стопки один документ и придвинул его к Мали. Он бросил на него быстрый взгляд, потянул кофе, поставил чашку на стол, достал из кармана очки и взял бумагу. И начал читать.