Антти Туомайнен - Шахта

Взял из стопки один документ и придвинул его к Мали. Он бросил на него быстрый взгляд, потянул кофе, поставил чашку на стол, достал из кармана очки и взял бумагу. И начал читать.

Кому: Матти Мали ([email protected])

От кого: Ханну Валтонен ([email protected])

Копия: Гиорги Себрински ([email protected]),

Киммо Кармио ([email protected]),

Алан Стилсон ([email protected])

Тема: Ваше предложение

Добрый день!

Сегодня мы провели совещание по обсуждению Вашего предложения, итогом которого стал отрицательный ответ. Мы не принимаем предложения ни в каком его виде – ни сейчас, ни в будущем.

С ув.,

Ханну Валтонен

Ханну Валтонен

Директор по развитию / Director of Research and Development

Тел: +358 46 8739 223

[email protected]

Finn Mining – Commitment and Excellence in the Arctic

Мали прочитал бумагу, снял очки и убрал их обратно в карман. Он посмотрел на море.

– Начало конца. Каждому свое.

Тон голоса был нейтральным, словно Мали говорил о чем-то, не имеющем к нему никакого отношения. Его взгляд вернулся ко мне.

– Я рад, что мой отец не видит всего этого. Компания была его любимым детищем, куда более любимым, чем для меня. Но я сделал то, что, по моему разумению, сделал бы и он. Все, каким бы отвратительным мне это ни казалось. Вы знаете, что означает этот документ?

– Знаю, – ответил я и взял в руку еще несколько листков. – Точнее, я уверен, что знаю. Вот, у меня есть еще несколько документов, в них содержится вся история. Но до этого я должен сказать…

– Сказать что?

Я посмотрел на синяки и раны Мали.

– Падение оказалось к месту.

Его лицо ничего не выражало.

– Когда я прочитал все это и осознал всю ситуацию, я сделал всего один звонок и получил ответ на вопрос. Никто не видел нападения. Имеется лишь ваше заявление. Расчет просто идеальный.

Матти помолчал, улыбнулся, а когда улыбка растаяла, он повернулся ко мне чуть больше.

– Вы заметили, – произнес он в задумчивости – уличные ступеньки очень скользкие. Я человек дела. Возможности нужно использовать. Требовалось всего немного времени.

– Времени на что? Время закончилось, и за этим я и пришел.

Мали поднял правую руку. Я умолк.

– Может, хотите сладкого, прежде чем перейдем непосредственно к делу? Я возьму. Есть бельгийский шоколад и швейцарский.

– Спасибо, однако…

– Смею заверить, – сказал он, – что оба хороши. В бельгийском есть немного ганаша. Швейцарский темнее. Секундочку.

Мали поднялся и прошел за стену. Было слышно, как стукнули дверки шкафа, как раздался звон стекла. Он вернулся с двумя хрустальными вазами. Поставив их на столик, он сел обратно в кресло, взял конфету и начал шелестеть оберткой.

– Вы не против, если я буду дополнять или исправлять, если вам случится ошибиться?

Фраза стала для меня полной неожиданностью. Я предполагал, что мне придется угрожать, шантажировать информацией, а тут все оказалось иначе. Я смотрел на него. Он смотрел на меня и жевал трюфель. Я увидел его в свете зимнего дня и лампы для чтения и вдруг понял: Альцгеймер. Деменция. Что-то из этого рода.

– Если предполагаете, – сказал Матти Мали, – что встретились со старым придурком, не понимающим, кто вы и что вы, страдающим от расстройства памяти, то можете такое сразу забыть.

– Ладно.

– Вам сколько лет?

– Тридцать.

– Далеко не мальчишка. В этом возрасте уже раскаиваются в содеянном.

– Согласен.

– Хорошо. У каждого должны быть вещи, заслуживающие раскаяния, ибо в этом наше спасение. Порой кажется, что это все, что мы имеем, что нас ведет вперед. Может, шоколаду?

Покачал головой. Матти взял еще одну конфету и посмотрел на улицу. Я тоже посмотрел. За окном опять шел снег. Синее небо исчезло.

– Полагаю, твой отец гордится тобой, – сказал Мали, повернувшись ко мне.

– Да, он говорит, что это так.

Мали посасывал конфету в раздумьях. Потом он втянул в себя воздух и произнес: «Пожалуйста».

Я положил перед собой документы, взял сверху все недавние распечатки и повернул их к Мали. Он даже не взглянул на них, а смотрел на меня не отрываясь.

– Себрински, Кармио, Стилсон и Валтонен имели в совместном владении инвестиционный фонд «Норт Венчур Финланд». Несколько лет назад, когда «Финн Майнинг» начала испытывать финансовые затруднения, вызванные открытием рудника в Суомалахти, их фонд пришел на помощь. Фактически вы были вынуждены пойти навстречу требованиям по реструктуризации собственности. Фонд получил право полного контроля за деятельностью компании, причем не обладая контрольным пакетом акций. Это вводило в заблуждение, кстати, как и то, что собственность в «Норт Венчур» была распределена по четырем инвестфондам, в свою очередь, находившимся в собственности коммандитных обществ, в которых вкладчиками являются, точнее являлись, вышеупомянутые господа.

Возникла пауза. Я взял другой документ и положил его перед Мали. Тот взглянул на него, взял чашку и посмотрел в окно. Снегопад усиливался.

– «Норт Венчур» начал управлять компанией «Финн Майнинг», хотя вас считали президентом.

Мали посмотрел на меня. Во взгляде не было злобы или обиды, было иное. Я понял, о чем он.

– Точнее, считали до определенного времени. У меня есть запись заседания совета директоров, на котором вы не присутствовали. Из нее ясно, что четверка руководителей принимала все решения по руднику в Суомалахти. Последствия одного из них мы будем ощущать еще многие десятилетия спустя. К этому я еще вернусь.

– До сих пор все было по высшему разряду, – вдруг оживился Мали. – А знаете, что я вижу?

– Нет. Не знаю.

– Счастье, – продолжил он. – У тебя счастливая жизнь, ты управляешь счастьем, у тебя есть все, что только пожелаешь. Думаю, что ты не понимаешь, о чем я. Думаю, что ты не понимаешь этого вовсе. Ну, да не страшно. В этом смысле ты не составляешь исключения. Предполагаю, что у тебя есть страх за свое рабочее место, возможно, у тебя проблемы дома, ты думаешь, что другие живут лучше, счастливее. Но могу пообещать одно: если тебе когда-нибудь придется вспоминать именно эти моменты, ты будешь считать их лучшими в своей жизни. И тогда единственной твоей надеждой – на тот момент в этом не будет никакого смысла – останется подумать, что ах, если бы я в свое время понял, что был настолько счастлив, насколько это вообще в этой жизни возможно.

Я посмотрел на Мали и вновь подумал о вероятности деменции. Его улыбка была теплой, а голос мягким, как сгущающийся за окном снег и пейзаж, написанный им на улице.

– Ты мне не веришь. Поверишь позже. В конце жизни все начинают верить. Каждый верит в бога, и нет такого атеиста, что на смертном одре будет утверждать, что вот она – жизнь – закончилась на этом. А все остальное – пустая болтовня.

– Предлагаю вернуться к делу…

– Ты веришь в Бога?

– Нет.

– Поди, думаешь, что человек вознесся на вершину эволюционной цепочки, является ее конечным творением, величайшей силой во Вселенной и ее первопричиной?

– Нет, не думаю.

– Такое создается впечатление.

– А вы верите в Бога?

– Можно перейти на «ты».

– Ты веришь в Бога?

– Разумеется. Каждый разумный человек верит в Бога.

Я взглянул на него. Мали взял конфету, вывернул ее из обертки и положил в рот.

– Ладно, – сказал я и взял очередной документ. – Вот подборка событий за весь период. Тут самое основное.

Читая, я вел пальцем по строкам.

– Сначала «Норт Венчур» захватывает «Финн Майнинг». Затем четыре члена правления фонда замечают, что сделать шахту рентабельной не получается никакими ухищрениями. Уточню: законными способами. Так что принимается решение, позволяющее облегчить расходную часть злополучного рудника. Говоря человеческим языком, все дерьмо начинает сбрасываться прямо в природу. Какое-то время этот процесс идет, а потом умирает Киммо Кармио. Затем Стилсон и так далее. И единственным оставшимся в живых оказываетесь… оказываешься ты. Мы ведь по-прежнему на «ты»?

– Да.

– Ты остаешься единственным.

– И? – Мали поднял вопросительно брови.

– И ты хочешь вернуть предприятие.

– Правда?

– Правда.

– А что, если не хочу?

За окном легкий снег летел по косой, как будто там вытряхивали небесную подушку.

– Все доказательства тут на столе. В телефоне – результаты анализа проб воды из Суомалахти. Все указывает…

– Ты всегда хотел стать журналистом? Ты всегда знал, что эта работа именно для тебя, работа, которой ты хочешь заниматься?

Я немного двинулся в кресле.

– Мне было тогда восемнадцать или девятнадцать, – начал я. – Помню, как, читая одну статью, вдруг подумал, что ее автор проделал огромное количество невидимой глазу работы, прежде чем ее написать. Я начал думать о том, где и как такую информацию ищут: ездишь, встречаешься, общаешься, читаешь, сводишь концы воедино, а потом пишешь – и это есть самое главное в этом деле. Рождение чего-то нового. И тогда я решил, что эта работа по мне.