Ольга Тарасевич - Проклятие Эдварда Мунка

Оттолкнув стоящего в дверном проеме оператора с кинокамерой, он добежал до кухни, вскочил на подоконник.

– Волки! Глаза красные! – кричал Бубнов, кроша оконное стекло.

Милиционер добежал к нему в ту секунду, когда колени Бубнова подогнулись, готовясь к неизбежному прыжку.

– Успели, – с облегчением выдохнул эксперт, наблюдая, как наручники вновь соединяют руки милиционера и преступника. – Володя, на психиатрическую экспертизу его срочно. «Зонтичника» вы взяли.

Седов удивленно вскинул брови и обернулся на манекен. Шесть порезов, шесть линий пересекались в одной точке…

– Я не помню точно, два или три трупа таких было, – пояснил Дмитрий Николаевич. Он достал из чемоданчика линейку, измерил разрывы ткани. – Да, все сходится. Одну женщину сам вскрывал. Были и другие трупы. С такой же картинкой на плече. Похожей на спицы от зонтика. Мы его «Зонтичником» назвали. Лет двадцать назад первое тело нашли. Промежутки большие между убийствами делал… Это совершенно нетипичный в судебной медицине случай. Студентам своим рассказываю, что был вот такой эстет… Не думал, что доведется свидеться. Только, Володя, учти. Хоть в совершении убийств Моровой и Макеенко Бубнов и признался, он не виновен. Не знаю его диагноза, но внешние признаки стадии обострения заболевания налицо. Однако если бы его переклинило так, что он вновь взялся за нож – у убитых женщин были бы аналогичные порезы. Изменение характера нанесения ран означает наличие хоть какого-то механизма контроля за своими действиями. Бубнов резал манекен в трансовом состоянии, совершенно не осознавая, что происходит. Зрачки почти закрыли радужную оболочку глаз. Он ничего не видел…

«Как же они все в этой клетушке-то помещаются? – подумал Паша, оглядывая „обезьянник“, битком набитый проститутками. – Да здесь девчонок двадцать, не меньше. Вот уж не дай бог в отделении на Тверской работать. У Данилы вон какая мозолища на пальце».

Приятель составлял протоколы и изредка бросал на Пашу хмурый неодобрительный взгляд.

– Мальчики, отпустите нас, сочтемся, – обхватив руками решетку, промурлыкала брюнетка в длинной шубе.

Ее мгновенно поддержала рыжеволосая красотка:

– Да за бесплатно обслужим. Довольны будете…

Данила гневно прикрикнул:

– Бабы, цыц. Молчать! Раньше сядем, раньше выйдем. Я из-за вашей трескотни ошибок налепил!

Паша посмотрел на часы и прикинул: до закрытия метро меньше часа. Надо «душить» приятеля поскорее, потому что он просто не успеет на отчет к Седову. И «душить» его надо конкретно и что-то из него обязательно «выдоить», потому что, пробегав целый день, он не выяснил ровным счетом ничего.

– Данила, теряем время, – со всей нежностью, на которую он только был способен, заметил оперативник.

Участковый сделал вид, что ничего не понимает, и посоветовал:

– К следователю сходи, который труп Сомова ведет.

– Уже.

– И тишина?

– Данила, как ты догадлив.

– А опера?

– Как мертвые с косами…

Вздохнув, Данила взял со стола пачку сигарет и нехотя сказал:

– Ладно, пошли покурим.

Выйдя на крыльцо, приятель настойчиво заверил: вся местная шпана к убийству художника отношения не имеет…

На Тверской поделено все. Как легально: каждый офисный метр, каждый магазин, каждый рекламный стенд. Так и нелегально. Незаконный контроль над кварталом столь же жесткий. Девчонки, зазывно выставляющие ножки. Рэкетиры, собирающие с них дань. И даже бомж, выискивающий в мусорном баке бутылки. Делают это все строго на своей территории и костьми лягут, а конкурентов не пустят. Место хлебное. Сами кушать хотят. И в каждой такой группировке-группировочке у местных ментов свой «корешок» есть. По разным причинам стучат, и информацию предоставляют точную. Незаконно все это, но что делать. Лучше хоть как-то контролируемый беспредел, чем вообще неконтролируемый. Высвечивать свои источники даже перед друзьями неловко. Однако по большой дружбе и в случае острой необходимости «колются». И Данила скрипел-кряхтел, но все выложил.

– Мои только «мобилу» у него уперли. Видят: лежит мужик, прилично одет, на помощь звать не в состоянии. Бабки не успели взять, тачка к подъезду подъехала. Как убивали, кто убивал, не видели. «Мобила» уже «уплыла». Мне сказали, звонок там входящий был последний буквально за пару минут до всей этой истории, – рассказывал приятель. – Тихий был мужик Сомов, неконфликтный. Малевал свои картины, сомнительных знакомств не водил. Девок наших не пользовал.

Паша бросил окурок в урну и поинтересовался:

– «Залетных» точно не было?

– Две разборки на участке. «Мамок» пытаются потеснить. И группа, которая по магнитолам работает, все хочет вычислить, что же за чужак так ловко тачки вскрывает. Прохожих грабят, но без «мокрухи». Да зуб даю, не мои это.

Попрощавшись с Данилой, Паша бегом помчался к метро. Что ж, хоть что-то выяснил. Теперь версию о случайном нападении можно со счетов сбросить. Звонок тот на сотовый уже установлен по данным оператора мобильной связи. Из таксофона возле Брюсова переулка звонили. Возбудивший дело об убийстве Сомова следак очень рассчитывает, что Седов и убийством Сомова займется. Прямо носом землю роет, пытаясь хоть как-то прилепить художника к убитым женщинам. Но по горячим следам не удалось…

– Скоро буду, дорогая. И подгузники куплю. Нет, что ты, не забуду, – доносилось из-за двери Володи.

Паша вошел в кабинет, сел на стул, сочувственно посмотрел на следователя. Жена у него та еще штучка. Чуть что не по ней – Людмила хвать ребенка и деру к родителям. Над Седовым тайком вся прокуратура хихикает…

Выслушав новости, Володя помрачнел. Он смахнул с плеча недовольно чирикающую Аминистию и потянулся за сигаретой.

– Да, Паша, ты заколотил последний гвоздь в мой гроб. Если убийство Сомова связано с нашими трупами, то каким образом – непонятно совершенно.

Паша усмехнулся.

– А что многочисленные подозреваемые?

Седов огорченно махнул рукой и сказал:

– Они полны решимости взять на себя все нераскрытые трупы. Подозреваю, если спросить их прямым текстом, вы ли убили художника, они хором скажут: конечно. Убили. Мы и только мы. Неизвестно зачем, но порешили человека. На допросах же знакомство с Сомовым отрицают. Правда, с учетом их рвения, я уж не уточнял, что гражданин мертв…

Коротко характеризуя следовательский день, можно сказать следующее. Седову откровенно морочили голову. И Саша Сулимский, и Наталья Перова во время следственных экспериментов отчаянно кололи муляжами манекены. Но это ж такое дело. Если не имеешь к этому никакого отношения – то при всем желании экспертов не обманешь.

– Я уже Сулимского пугал, – жаловался Володя. – Говорю: мальчик, переведут тебя в общую камеру, и там тебе быстро покажут, что такое настоящая мужская любовь.

– Так, может, ты это… организуй. Топчемся же на месте.

Седов досадливо щелкнул по лежащему на столе белому черепу.

– И останутся от Сулимского рожки да ножки. С его-то длинными волосами и конфетной рожей изнасилуют, даже если выпендриваться не будет…

Анна Александровна шла по центральной улице Перова. Название лишь одно – Центральная улица… Домики одноэтажные, лавочки, заборы кое-где покосившиеся. Городской статус населенному пункту присвоили недавно. По сути, как был Перово поселком городского типа, так им и остался. Кинотеатр, ресторан, столовая, почта и магазин. Вот и все местные достопримечательности. Молодежь – та, что в Москву сбежать не сумела – все больше вокруг кинотеатра собирается. Ну а что Анна Александровна в кино-то забыла? Немолода. Внуки уже, слава богу, подрастают. К тому же сейчас по телевизору столько фильмов хороших показывают про любовь. Только смотреть успевай. А вот в магазин она ходит с удовольствием. И покупки любит делать, и с продавщицей Зиной парой слов перекинуться. Зина звонила недавно. В магазин свежую рыбу привезли, недорогую. Надо к Новому году уже потихоньку готовиться. Ни к чему на последний день все хлопоты откладывать…

Анна Александровна сошла на обочину, пропуская небольшой светло-голубой автомобиль, и с любопытством оглянулась. Вроде непохожа машина на те, что обычно приезжают в Перово. У внучки Захаровны тоже маленькая машинка, но красная…

Автомобиль остановился у забора дома Анны Александровны, и она сразу же заспешила к вышедшей из машины девушке.

Незнакомка нерешительно поглядывала на калитку. Трезор, просунув черную морду между досками забора, угрожающе зарычал.

– Трезорка, тихо! Не бойтесь, он не кусается. Вы ищете кого-то?

– А вы – Анна Александровна? Тогда я к вам. Я уже в префектуру подъезжала. У вас полгорода – Перовы.

– Это точно. Ну, пойдемте в дом тогда, что же мы на улице стоим. Трезор, да замолкни! Как ты гостей встречаешь?! Чем могу быть полезна? Вы по какому вопросу?