Елена Михалкова - Дом одиноких сердец

Иван Сергеевич Яковлев по прозвищу Виконт стоял у черного пруда, в котором не было рыбок, но смотрел не на пруд, а на заходящее солнце. Ему пришлось прищуриться, потому что оно было еще ярким. Он бросил короткий взгляд на дорогу и увидел, что машина подъехала.

— Все-таки уезжаете, Иван Сергеевич? — раздался голос. Повернувшись, Яковлев увидел Красницкую — маленькую и отчего-то сгорбившуюся. Заходящее солнце освещало ее грустное лицо.

— Да, — помолчав, кивнул он. — Хватит мне от мира прятаться, Римма Сергеевна. И знаете — я ведь работу-то свою закончил. Стыдно мне должно быть, ослу старому. Если бы не Боровицкий, так и бросил бы на полпути. А в разговорах с ним как-то все стало на свои места: понял я, что нельзя под конец жизни дело любимое бросать… Хороший он был человек, упокой господи душу его.

— Хороший, — эхом отозвалась Красницкая. — И правда хороший. Ну что ж, прощайте, Иван Сергеевич.

— Прощайте, Римма Сергеевна, — улыбнулся Виконт. — Буду теперь там доживать. — Он неопределенно махнул рукой куда-то за ограду, туда, где только край красноватого круга виднелся из-за деревьев.

Он повернулся и пошел к машине, сначала неторопливо, а затем все ускоряя и ускоряя шаг.

И, только сев в такси, в котором уже лежал его багаж, вдруг понял, что сказал Красницкой неправду — такую неправду, что впору было бы вернуться и сказать то, что на самом деле чувствовал старый профессор Яковлев по прозвищу Виконт.

«Не доживать!» — покачал он головой, и таксист с удивлением взглянул в зеркальце на красивого седого старика, смутно напомнившего ему кого-то из героев книжек, которые он читал подростком. «Не доживать, — улыбнулся Виконт, и таксист смущенно отвел глаза от морщинистого лица, по которому текли слезы. — Жить! Жить…»