Элизабет Хейнс - Ласковый голос смерти

— Алло? — прошептала я.

В ответ раздались лишь треск и шипение.

— Сэм, вы меня слышите?

Телефон пискнул и разъединился. Я послала еще одну эсэмэс:

Я в большом доме на Грейсвуд-лейн, за тисовой изгородью. Он уехал, но вернется. Поторопитесь. А.

Внизу вонь чувствовалась намного сильнее. Мне не хотелось обследовать дом, но требовалось найти выход. Скоро должен был вернуться Колин, и я не испытывала никакого желания его встретить.

За спиной раздался все тот же звук — стон, переходящий в плач. Он казался ближе, чем раньше, но все равно где-то далеко. Все двери были закрыты, но, открыв ближайшую, я оказалась в большой кухне с деревянным столом, за которым виднелась дверь в сад на заднем дворе. В кухне было опрятно, но не слишком чисто, и вонь чуть усилилась. Я приближалась к ее источнику.

— Одри? — спросила я, а потом громче: — Одри! Вы меня слышите?

Ответа не последовало. Под ногами хрустели трупики мух, здесь их оказалось намного больше. В дальнем конце кухня расширялась, переходила в оранжерею, которая поворачивала за угол и соединялась с основной частью дома. Из коридора туда вела отдельная дверь — я подумала, что кому-то пришлось проломить стену, и сразу оборвала себя, поняв, что для подобных мыслей время совсем не подходящее.

И тут я увидела тело.

На этот раз оно лежало на диване, а не сидело в кресле, как Шелли Бертон, — почерневшие человеческие останки в грязной обвисшей одежде, с прилипшими к остаткам головы клочьями седых волос и кусками кожи. Вокруг дивана, если не считать мух, все выглядело как обычно — но то, что на нем лежало и когда-то было человеком со своими эмоциями, разумом и чувством юмора, разжижилось и растеклось, превратившись в вонючую массу.

Я долго смотрела на тело и не подходила ближе, зажав ладонью рот и нос, как будто это могло унять вонь, заглушить мои рыдания и крик ужаса. Мне хотелось бежать отсюда, из этого безумного места, где умирали люди и никто этого не замечал.

«Хватит. Спокойно, Аннабель. Возьми себя в руки».

Держась спиной к ярко освещенным окнам, выходившим на спутанную листву сада, я прошла еще к одной двери в дальнем конце комнаты. За ней, судя по виду, находилось нечто вроде подсобного помещения, где чувствовался другой запах — на этот раз не запах смерти, кое-чего похуже. Под вешалкой в ряд стояли резиновые сапоги, на длинном верстаке валялись пластиковые контейнеры, теннисная ракетка, какие-то тряпки в ведре, поднос с маленькими коробочками для стружки, веревка, цветочная лейка, аэрозоль от насекомых, пара садовых перчаток, сломанный ящик, груда старых тюлевых занавесок. Дальше виднелась задняя дверь, закрытая сверху и снизу на засовы, которые я расшатывала, пока они не поддались. Ключа в замке не было, и я уже поняла, что дверь заперта, но, когда я ее толкнула, она чуть сдвинулась. Я огляделась в поисках ключа, подумав, что те, кто здесь жил, оставили его где-то рядом, — и он действительно висел на крючке на ржавой цепочке среди паутины на оконной раме.

Схватив ключ, я вставила его в скважину. Замок заедало, но на этот раз дверь открылась, и я протиснулась мимо покоробившейся от дождя и долгого простоя древесины. Снаружи все поросло чудовищными сорняками, и, открыв дверь, я уже не смогла ее закрыть, но свежий воздух показался мне сладостным, как никогда.

Обеспечив себе путь к отступлению, я вернулась в подсобку. Там нашлась еще одна дверь, за которой, как я и предполагала, оказалась кладовая: полки с консервами, стеклянные банки с соусами, а на более широких полках внизу громоздились большие кастрюли и сковородки, громадные блюда, пачки бумажных салфеток. Возможно, из-за того, что дверь была закрыта, здесь отсутствовала пыль — улавливался лишь едва заметный душок гнили, похожий на запах канализационного стока, на который я в юности наткнулась на заброшенном пляже.

Снова послышался все тот же звук, на этот раз намного ближе, как будто Одри была где-то рядом.

— Одри? — позвала я. — Эй! Кто-нибудь?

Слева, между двумя полками, находился выключатель. Я ожидала, что электричество отключено, но, к моему удивлению, над головой вспыхнула лампочка, осветив длинное узкое пространство с полками по обеим сторонам. А в задней его части виднелась еще одна дверь.

Естественно, она оказалась заперта. И сколько бы я ни шарила по всем поверхностям трясущимися руками, ключа не нашлось.

Вернувшись в подсобку, я начала осматривать все ящики, вытаскивая их и задвигая обратно, а потом нижние ящики. В самом последнем оказался старый металлический короб для инструментов со складной крышкой. Я вытащила его и загремела по терракотовым плиткам, затем открыла, скрипя несмазанными шарнирами. Внутри лежали инструменты, старые и ржавые, но среди них оказалось именно то, что нужно, — большая плоская отвертка. Вернувшись в кладовую, я вставила отвертку рядом с замком и нажала. Я ожидала, что дверь откроется, но, конечно, древесина лишь растрескалась, а потом из-за двери послышался плач и срывающийся крик: «Нет!»

Расковыряв дерево, пока отвертка наконец не заскрежетала о металл, я со всей силы нажала, и дверь с грохотом открылась.

За ней лестница уходила вниз, в темноту.

— Одри? — спросила я.

Последовала пауза, затем приглушенный хриплый голос:

— Вы кто?

Я поискала выключатель — должен же он где-то быть? И он нашелся — под полкой, заставленной тубами с таблетками для посудомоечной машины. Я щелкнула выключателем, и лестница осветилась. Откуда-то снизу снова раздался стон.

Я спускалась по ступенькам, выставив перед собой отвертку на случай, если вдруг появится Колин.

Внизу оказалась маленькая комнатка со стенами из побеленного кирпича, с единственным окном высоко слева. Судя по мраку за окном, его погребли разросшиеся сорняки. В комнате стоял стол, старая тахта с матрасом, чайная коробка, пустые ящики, а на кровати, свернувшись в клубок и закрыв лицо руками, лежала темноволосая девушка в короткой атласной юбке.

Я облегченно вздохнула. Это определенно была Одри.

В комнате воняло.

— Меня зовут Аннабель, — сказала я. — Я пришла забрать вас отсюда. Как вы себя чувствуете?

— Воды, — прошептала она.

Я поднялась обратно в подсобку. Повернула кран над раковиной в углу — послышался рокот, а затем полилась холодная вода. Не закрывая крана, я поискала, во что налить воду. В конце концов в кладовой нашлась керамическая ваза — сойдет. Наполнив ее водой, я закрыла кран.

Внезапно в передней части дома раздался громкий стук.

На мгновение замерев, я бросилась назад в кладовую и выключила свет, затем к двери в подвал, выключила свет и там и в темноте сбежала по лестнице. Он наверняка заметил бы двери — я открыла их во всем доме, а ту, что вела в подвал, вообще взломала. Оставалось лишь надеяться, что он подумает, будто мы уже сбежали через черный ход.

— Нужно спрятаться, — прошептала я.

Я чувствовала, как колотится сердце от беготни вверх-вниз. Я взяла Одри за руку, но девушка попятилась, сжавшись в комок.

— Я принесла воду. Ну же, давайте, нужно уходить!

Я поставила вазу на нижнюю ступеньку, снова нашарила в темноте Одри и, стащив ее с кровати, поволокла в угол возле лестницы. Девушка всхлипывала. Спрятаться было негде. Единственный шанс — если Колин заглянет сюда, не увидит нас и решит, что мы ушли…

— Тсс, — прошептала я, пытаясь заставить ее взглянуть на меня. — Молчите. Молчите, пожалуйста.

На мгновение наступила тишина, нарушаемая лишь моим дыханием и хриплыми вздохами Одри. Стоит ей кашлянуть, и она нас выдаст.

Внезапно наверху раздались шаги и дикий рев:

— Нет!

Колин с грохотом пробежал через кладовую к двери наверху лестницы. Вспыхнул свет, заливая комнату. Я зажмурилась, а потом, несмотря на очередной всхлип Одри, поняла, что он почти сразу повернул назад, и через секунду послышался его крик откуда-то снаружи:

— Где ты? Одри! Вернись!

И что дальше? Мысли путались. Попытаться вытащить Одри наверх? Выбраться через входную дверь, надеясь, что он ее не запер? Он мог вернуться намного раньше. Хотя, будь у него хоть капля разума, он бы постарался поскорее отсюда убраться.

Взяв вазу, я поднесла ее к лицу Одри — бледному, в грязи и слезах, с ввалившимися глазами, которые она до сих пор не решалась открыть, и тем не менее вполне миловидному, что хорошо было видно при свете лампы.

— Пейте, — сказала я, — только медленно.

Она жадно глотнула воды, и пришлось убрать вазу, за которую она изо всех сил пыталась уцепиться.

— Не спешите, иначе вам станет плохо. Пейте маленькими глотками.

Бежать было поздно — Колин вернулся в дом. Я слышала наверху грохот и тяжелые удары, скрип половиц над головой. Казалось, будто он в ярости крушит все вокруг.

Лицо Одри исказилось от ужаса. Я ощущала ее страх, ее панику.