Елена Логунова - 12 невест миллионера

Пугающе тараща глаза, она длинной очередью выпалила новость, и на экране пошли кадры, снятые явно не профессиональным оператором: бегущие врассыпную люди, обломки каких-то конструкций, крупным планом – чье-то перекошенное ужасом лицо, и вид на город, особенно эффектный благодаря круто заваленной линии горизонта.

В левом нижнем углу тревожно заморгали красные буквы: Istanbul.

– Теракт в Стамбуле? – предположила моя Тяпа.

Снова показалась дикторша, распираемая жабой рвущейся на простор эфира шокирующей информации. Протарахтела еще пару фраз и растаяла в зыбкой мути черно-белого видео, снятого с одной точки – не иначе камерой наблюдения.

Изображение немного приблизилось и застыло, показав смотровую площадку, подобием балкона нависавшую над пропастью, и людей на ней. Границы кадра съехались в окошко, отмечая на картинке фигуру в балахонистом этническом платье. Затем изображение ожило, платье вспорхнуло вверх и комом полетело за ограждение. У парапета осталась голая женщина с распущенными волосами.

Люди, находившиеся на площадке, отпрянули, вокруг обнаженной дамы моментально образовалась пустота.

– Еще бы! Турция хоть и позиционирует себя как светское государство, но это все же мусульманская страна с достаточно строгими нравами! – прокомментировала моя образованная Нюня. – Это вам не Европа, где никого уже не удивляют социальные протесты с голой грудью, в Турции за такой эксгибиционизм можно ого-го как загреметь!

И тут одинокая эксгибиционистка на площадке реально загремела!

Взрывом снесло кусок ограждения, площадка накренилась, люди побежали, закрыв собой вид на то место, где секунду назад стояла голая женщина.

Высунулась дикторша. Что-то сказала и потеснилась, уступая половину экрана сильно увеличенной фотографии, на которой та же женщина была представлена по пояс. Поперек ее груди из цензурных соображений была наложена черная полоса, ниже можно было видеть руки, державшие что-то круглое, размером с детский мяч. А выше…

Я взглянула, зажмурилась, потрясла головой, снова посмотрела, охнула и почувствовала, что сердце мое заледенело, рассыпалось и снежной пылью просыпалось в пятки, которые тут же зачесались.

В обрамлении подхваченных ветром длинных волнистых прядей на экране золотилось приятным загаром мое собственное лицо!

Очевидно, сходство заметила не только я: Адриан и его хозяйка переглянулись.

Я тихо попятилась и, уже не щадя душистые цветочки, опрометью бросилась к амбару.

Взбежала по лестнице, схватила свой узелок, который, к счастью, даже не развернула, и пулей слетела вниз. На выходе заставила себя затормозить, выглянула наружу – вокруг было тихо – и быстрым шагом пошла прочь, от души надеясь, что погони за мной не будет.

Я ведь не сделала ничего плохого, не так ли?

Я просто имела несчастье быть похожей на стамбульскую террористку, как родная сестра. А с родственниками людей такого сорта специально обученные службы не церемонятся!

– Отлично! – с сарказмом сказала Тяпа, подводя промежуточный итог. – Просто великолепно! Теперь тебя ищут не только в России, Германии и Греции, но и в Турции!

– И во всех цивилизованных странах, где показывает спутниковое телевидение, – добавила Нюня.

– Масштабно! – признала я и ускорила шаг.

Дороги к станции я не помнила, но в состоянии стресса у человека просыпаются сверхспособности, вот и у меня пробудился тот инстинкт, который приводит на порог городской квартиры домашнюю кошку, забытую на даче. Меньше чем через полчаса я увидела прямо по курсу черневший на фоне звездного неба остов пограничной вышки.

– Теперь направо, а потом все прямо, прямо – и будет станция! – подсказала мне зубрилка Нюня.

Я заподозрила, что она все-таки запоминала дорогу, когда мы шли за Буси.

На станции я сразу же проскользнула в уборную, оккупировала зеркало в дальнем углу и с помощью косметики из скудного дорожного набора нарисовала себе новое лицо.

Во-первых, я замазала тоном родинку, которая особо акцентировала мое подозрительное сходство со стамбульской террористкой.

Во-вторых, с помощью теней и карандаша визуально изменила форму глаз, которые в результате сделались миндалевидными.

Зачернила брови, подчеркнула тоном скулы.

Немного поэкспериментировав, я смешала бежевую пудру и лимонные тени в чудо-порошок, который превратил меня в представительницу желтой расы. Правда, на все белое тело этой присыпки не хватило, только на лицо и шею, поэтому я вновь переоделась в балахон, для разнообразия перетянув его ремешком от шортиков.

Для пущего сходства с китаянкой (к сожалению, немного излишне рослой) нужны были темные волосы, но полноценно перекрасить их я пока что не могла. Ограничилась тем, что густо зачернила карандашом и тенями линию роста волос, растушевав краску под корнями. А недостаточно темные глаза закрыла солнечными очками.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, я решила, что результат совсем не плох. За родную сестру Брюса Ли я не сойду, но и на террористку из Стамбула уже не слишком похожа.

Потом мне пришло в голову, что российское телевидение тоже могло рассказать своим зрителям о взрыве в Стамбуле. Если мои бабушка и дедушка увидят этот сюжет и решат, что страшная беда приключилась с их непутевой внученькой, я окончательно осиротею! Старики мои канут в Лету дружно, как в синхронном плаванье.

Мой мобильный по-прежнему был мертв, но я нашла в закутке за билетными кассами телефон-автомат. За монетки, вкладываемые непосредственно в его медный клювик, с него можно было позвонить и в другую страну.

Я набрала домашний номер стариков.

Они спали – в моем родном городе уже наступила полночь, и это было к лучшему. Если бы дед не зевал, как бегемот, он непременно расслышал бы в моем голосе нотки истерики. Я искусственно бодрой скороговоркой сообщила, что звоню просто так, потому что очень-очень соскучилась, но у меня все хорошо, я отдыхаю на море – не уточнив, на каком именно.

Сонный дед пробормотал какое-то доброе морское пожелание типа «семь футов под килем» и передал трубку бабушке, но я притворилась, будто не услышала ее пытливого: «Алле, Нюнечка?», и положила трубку.

Моя бабушка даже спросонья обыграет на чемпионате мира по скоростному допросу с пристрастием самого Мюллера. У нее еще до начала предметного разговора со мной голос был проникновенный, как скальпель. Я предпочла не рисковать, потому что бабуля вытянула бы из меня все подробности «морского отдыха» вместе с жилами.

Но не выплеснутые на благодарного слушателя слова, мысли и чувства распирали меня, как телевизионную девушку – информационная жаба. Поделиться хоть с кем-нибудь хотелось просто нестерпимо!

– Позвони в Лондон, – подсказала Тяпа.

Она большая мастерица придумывать разнообразные поводы для действий.

– Ты же сообщила Алексу Чейни о том, что томишься в застенках на Санторини. Надо бы рассказать ему – что произошло дальше.

– Да, да! Алексу надо рассказать, обязательно! Вдруг он уже снаряжает спасательную экспедицию на остров? Необходимо сообщить ему твои новые координаты! – подхватила наивная Нюня.

И тогда я с чистой совестью позвонила в Лондон.

Трубочку никто не снял, что с учетом позднего времени было неудивительно, но я прекрасно пообщалась и с автоответчиком. Он меня не перебивал, не задавал неуместных вопросов, просто слушал и мотал на ус, точнее, на магнитофонную ленту. Я рассказала ему все и почувствовала себя намного, намного лучше! Это было как сеанс самозабвенного плача в жилетку психоаналитика.

Облегчив душу и карманы (прожорливый телефон съел всю мелочь из кошелька), я купила в другом полезном автомате шоколадку и пошла искать зал ожидания.

Его тут не было. Порадовавшись тому, что мне так удачно случилось выспаться днем, я внимательно изучила указатели и пошла на остановку общественного транспорта.

Автобусы еще ходили. Я села в первый попавшийся и минут через десять вышла из него на улице, показавшейся мне достаточно оживленной.

Вывеска с изображением телевизора, транслировавшего футбольный матч и позировавшей на его фоне пузатой бутылки, подсказала мне, что делать дальше. Я рассудила, что цвет моих ног в полутьме спортивного бара будет не столь очевиден, и перепоясалась, вздернув повыше подол балахона, чтобы он не был похож на монашеское одеяние.

Сокрушительного впечатления на контингент зрителей матча мое появление не произвело, и это, против обыкновения, меня только порадовало.

Я устроилась у края барной стойки, поближе к пульту от телевизора, заказала пиццу с пивом и стала ждать, когда передо мной появится еда, а на экране – выпуск новостей.

Пицца и пиво подоспели раньше, чем новости. Обратная последовательность могла бы лишить меня аппетита.

Мне ничего не померещилось, на что я втайне надеялась. Стамбульская голышка действительно выглядела точь-в-точь, как я, побывавшая в руках гримера. Тогда Ля Бин вылепил одно лицо всем двенадцати девочкам, и это было именно то лицо, которое теперь показывали по всем каналам.