Дарья Донцова - Летучий самозванец

– Ты задушила Суханову, – потрясенно сказала я. – Потом забежала в туалет…

– Меня тошнило, – жалобно уточнила Света.

– …потеряла заколку, – медленно говорила я, – решила замести следы, выбросила красную подушку, притащила черную. Это глупо, но ты почему-то подумала, что количество думок на диване должно остаться прежним. Управилась ты быстро, а потом затаилась в коридоре, увидела, как Катерина спешно убирает все, что может намекнуть на пребывание в каюте Василия Олеговича, и решила свалить свою вину на Самойлову!

Света заколотила кулачками по дивану:

– Она не любила папочку! И Лизка тоже! Он должен был остаться со мной!

Я повернулась к Кате:

– Можешь полюбоваться на дело своих рук! Стокгольмский синдром! Глаголева безумна! Наверное, и Иру она убила.

Светлана потухла, словно задутая ветром свечка:

– Нет, ей правда плохо стало. Я вернулась к себе и рассказала Поповой: «Катя Лизу задушила. Нам надо сказать, что мы обе директрису видели!» А Ирка прям посинела… потом захрипела… я ее еле водой отпоила. Но утром за завтраком она мне нормальной казалась.

Катерина начала ломать пальцы. Света бросилась ей на шею:

– Я не виновата! Я не хотела! Лиза папочку не любила, она боялась, что он про нее забудет и ее Роману отдадут! Простите меня!

Самойлова обняла рыдающую девочку:

– Конечно, солнышко, я с тобой. Больше никому ни слова!

Пока я сидела в каюте Кати, теплоход плыл в сторону Вакулова и, в конце концов, пришвартовался. На причале нас ждали две машины «Скорой помощи» и местные милиционеры, все, как на подбор, пузатые, одышливые, со вспотевшими лбами. Один из них моментально ринулся к Юре и отрапортовал:

– Виталий Матвеевич уже седьмой раз из Москвы звонит, волнуется, ваш сотовый недоступен.

Шумаков, подавив улыбку, ответил:

– Спасибо, вы разрешите мне соединиться с начальством из отдела?

– Не вопрос, – кивнул пузан.

Тела Василия Олеговича и Марфы погрузили в одну машину, во вторую впихнули носилки с Игорем, пассажиры и члены экипажа побрели в местное отделение пешком.

– Мы с Виолой Ленинидовной запрем все каюты и придем следом, – сказал Юра. – Обеспечьте охрану места происшествия.

– Ясно, – подобострастно ответил главный Шерлок Холмс из Вакулова.

Мы с Юрой решили обойти весь теплоход. Я спустилась на нижний уровень, тщательно закрыла каюту экипажа, прошла по коридору до конца и нашла еще одну дверь, без замочной скважины. Я толкнула ее и втиснулась в узкое пространство, пошарила рукой по стене и нажала на выключатель. Скупой Иван Васильевич ввернул в патрон слабую лампочку, но после темноты свет показался мне ослепительно-ярким. Я зажмурилась, пошатнулась, инстинктивно уцепилась за нечто, весьма удачно оказавшееся под рукой, и удивилась. Полное ощущение, что я схватилась за влажную тряпку. Глаза открылись, я поморгала и… обалдела.

Кладовка оказалась неожиданно длинной. Две ее стены были заняты железными стеллажами с разной лабудой, к третьей, торцевой, крепилась кровать, на которой в странной позе лицом вниз лежал мужик. Неизвестный был одет в мятую рубашку и грязные джинсы, одна его рука безвольно свисала, пальцы мертвеца – а человек, несомненно, был мертв – почти касались пола.

Чуть поодаль от трупа сидела… сидело… сидел… Извините, но я не могла определить ни вид, ни пол ужасного создания. Это был монстр, покрытый серо-розовой кожей, из которой пробивались короткие, едва ли двухмиллиметровые волосы. Если представите себе младенца со щетиной на щечках, тогда поймете, как выглядело это существо. Маленькая деталь: новорожденный редко весит более пяти килограммов, а чудище, восседавшее в кладовке, тянуло пуда на три, обладало мощными лапами с впечатляющими когтями, здоровенными, похожими на чебуреки ушами, длинным хлыстообразным хвостом, кровожадными черными глазками… И вот он, главный момент! Я держала страшилище за высунутый язык. То, что на ощупь показалось мне влажной материей, свисало из клыкастой пасти. Наверное, гоблин ошалел от хамства незнакомки, схватившей его за язык, поэтому сидел смирно.

Дверь в кладовку открылась.

– Ты здесь? – спросил Юра.

Я оцепенела, пальцы, сведенные судорогой, не разжимались, ноги вросли в пол.

– Ох и ни фига себе! – присвистнул Шумаков. – Кто это?

– Не знаю, – прошептала я.

– Зачем ты его держишь? – тоже понизил голос Юра.

– Не могу отпустить, – призналась я. – Сделай что-нибудь.

– Фу, – приказал Шумаков. – Фу!

– Ты это мне или ему говоришь? – уточнила я.

Юра приблизился к монстру.

– Хорошая собачка! Глупая, злая Вилка сделала мальчику больно. Сейчас дядя разожмет цепкие пальчики, и ты освободишься.

– Лучше не прикасайся к ней, – испугалась я. – Эта тварь сидит тихо, пока я ее держу.

– Вовсе нет, – возразил Юрасик, отдирая мою руку от языка чудовища. – Он бы давно тебе лапу отгрыз. Милый, испуганный пес! Спокойно дрых в чулане, вдруг откуда ни возьмись появляется тетка – и цап за язык! Тебе бы понравилось очутиться на месте барбоса?

– Почему ты решил, что это собака? – нервно спросила я.

– Ну не кошка же, – ответил Юра. – И на лошадь непохож! Просто ласковый бобик!

Я ткнула пальцем в кровать:

– Там труп! Ласковый бобик загрыз человека!

Шумаков спокойно обогнул страшилище, наклонился над кроватью и воскликнул:

– Невзоров! Ты что здесь делаешь?

«Труп» рывком сел, стукнулся головой о стену и заорал:

– Дежурный по части докладывает: за время дежурства дежурного по части никаких происшествий в части не отмечено.

Из моей груди вырвалось глупое хихиканье, Юра похлопал начальника отделения милиции деревни Паново по плечу:

– Андрей! Ты не в казарме дежуришь!

Страшилище встало на тонкие лапы, подошло к Невзорову и тихо заскулило.

– Что? Где? Кто? – озирался Андрей. – Уже Москва?

– Нет, Нью-Йорк, – не выдержала я.

– Я не туда ехал, – поразился Невзоров. – Вау! Вспомнил! Простите меня, если я крепко засну, то чумею!

– Это кто? – спросила я, показывая на чудовище.

Невзоров попытался пригладить взъерошенные волосы.

– Баултас. Он еще щенок, одного нельзя оставить. Пришлось с собой взять! Сто разов уж пожалел, что его прихватил, а куда деть? Вы сами, кстати, разрешили!

– Я? – удивился Юра. – Когда?

Невзоров откашлялся:

– Помните, я в «Скорой» не поместился? Местные с болячками набились, мне пришлось на «Летучий самозванец» проситься. Спросил у вас: «Можно Баултаса взять?»

– Мне послышалось «баул», – растерялся Шумаков. – Подумал, что ты чемодан прихватить хочешь!

– Не, – замотал головой Невзоров. – Я про Баултаса говорил.

– Что за кретинская кличка! – вскипел Юра. – Он у тебя что, латыш?

– Не знаю, – честно признался Андрей. – Мать местная, а кто отец? Может, и из Риги прибежал! Баултасом его при рождении назвали.

– Почему? – спросила я.

Невзоров пожал плечами:

– Не отвечу. Наверное, так понравилось Егоровым, он у их собаки на свет появился. У них вся живность интересно обзывается. Корова – Стефания-Мария, кошка – Родерика, петух ваще Педро Христофорович Американец пятый. Баултас – шкодный! Я думал, он тихо сидеть будет, куда там! Удрапал от меня, забежал в чью-то каюту, спер полупердон меховой, поскакал в столовую… Такой трам-тарарам устроил! Еле-еле его дозвался!

– Вот кто нас напугал! – подпрыгнула я. – Но мутант, орудующий в столовой, был мохнатый, а твой Баул похож на ежа, больного тифом.

– Его зовут Баултас, – поправил меня Андрей. – Обидно ж, когда имя коверкают. Он имел густую шкуру, пальцы в нее не пропихивались. Да только ночью мне в туалет понадобилось, живот у меня прихватило, а щенок утек невесть куда, я долго в сортире сидел, возвращаюсь… – Невзоров хлопнул себя по коленям. – Елы-палы! Баултас на мумию похож! Весь в серую накидку замотался! Хотел я ее снять – не получается, прилипла! Прикольно, конечно, но пришлось ножницы брать.

Я покосилась на пса. Во время нашего ночного разговора со Светой в иллюминаторе каюты девочки появилось привидение. Значит, это был Баултас!

– Уж я его стриг, стриг, весь вспотел, – пожаловался Андрей. – Ваще кучу времени потратил. Знаете, чего оказалось? Он повалялся спиной в моментальном клее! «Буренка Зина»! Не слыхали? Клей – зверь! Застывает на лету, держит насмерть.

– «Буренка Зина» – клей? – ахнула я. – Не сгущенка?

Невзоров кивнул:

– Все путают. Один тюбик называется «Корова Маша», там молоко с сахаром, другой «Буренка Зина», супер-пупер средство! Стекло к железу присобачивает! Навсегда!

У меня в голове все сложилось. Я отлично помню, как захотела есть, пошла на кухню, взяла из холодильника «Буренку Зину» в количестве двух штук, вернулась в каюту, из жадности открыла обе упаковки, и тут в дверь постучал Юра. Не желая выглядеть в его глазах обжорой, я швырнула одну, как полагала, сгущенку в кресло, вторую – вот уж всем глупостям глупость! – сунула под подушку Шумакову. Мы заснули, содержимое тюбика вытекло, приклеило несчастного Юрасика к наволочке, а последнюю к спинке кровати. Пока мы с Юрой возились на палубе, в нашу незапертую каюту пролез Баултас, пошуровал в кресле и превратился в «привидение».