Дарья Донцова - Летучий самозванец

– Да, – согласилась я.

– Чтобы тайна не раскрылась, – медленно продолжала Самойлова, – я, по твоему мнению, убила Ирину?

– Получается так, – кивнула я. – Мертвые неразговорчивы.

– Но почему тогда я оставила в живых Светлану? – спросила Катя. – Логично убрать обеих воспитанниц.

Я заморгала. Черт возьми, и правда! По какой причине Свету не постигла судьба подруг?

Катя сняла трубку местного телефона и сказала:

– Света, зайди в мою каюту.

Воспитанница поспешила выполнить ее приказ. Скромно опустив глаза, она прошмыгнула в комнату.

– Садись, – предложила Катя.

Света безропотно устроилась в кресле и сложила руки на коленях.

– А теперь повтори то, что ты рассказала Виоле, – почти ласково попросила Катерина.

Света широко распахнула наивные глаза:

– Мы не разговаривали!

От такой наглости я оторопела, потом воскликнула:

– Не ври!

Света умоляюще посмотрела на Катю:

– Что вы от меня хотите?

– Правду, – приказала Самойлова. – Очень скоро сюда приедет милиция, истина выплывет наружу, я не смогу тебе помочь.

– Не понимаю, – заплакала девочка. – Я не сделала ничего плохого! Никого не видела, ничего не слышала!

– Ну ты и нахалка! – не выдержала я. – Старательно внушала мне, что Катя убийца! Дескать, история про шаурму выдумана, Лиза не отходила от подруг ни на шаг, вы с Ирой видели, как Самойлова уносила вещи. А еще ты мимоходом намекнула, что Катя считает мои книги глупыми. Ты что, хотела, чтобы я прониклась к Самойловой не лучшими чувствами?

Светлана истерически зарыдала, Катя сходила в ванную, принесла полотенце и приказала:

– Успокойся, вытри лицо, пригладь волосы. Ты опять причесалась абы как, поэтому разлохматилась. Где второй «краб»?

– Потеряла, прямо сразу на пристани, – всхлипнула воспитанница. – Не ругайте меня!

Я вцепилась в ручки кресла.

– Катя, у ваших воспитанниц одинаковые заколки для волос, с божьими коровками. Вы приобретаете мелочи оптом?

Катя развела руками:

– Василий Олегович баловал девочек. Едва мы приехали в порт, Самойлов купил всем мороженое, затем приобрел три набора «крабиков», по две штуки в каждом. Девочки сразу закрепили их на волосах, дети любят всякую ерунду. Мне и в голову не придет ругать Светлану.

– Если только не знать, что дешевый прибамбас был в санузле каюты, где убили Лизу, – медленно сказала я. – Отлично помню, как за завтраком вы просили Свету аккуратно причесаться, а у той была лишь одна заколка. Ирина щеголяла в двух, Лизины лежали на тумбочке. Света, зачем ты заходила в чужую ванную? Ну? Ведь это твоя заколка валялась около унитаза.

Находись сейчас на месте Светы взрослая женщина, она бы могла спокойно ответить: «Ничего особенного. Перед сном я забежала в каюту, посмотрела, как устроилась подруга, и обронила «краба».

Но Светлана очень испугалась.

– Я не хотела, – заплакала она. – Это вышло случайно! Она орать стала!

– Кто? – сурово спросила Екатерина. – Рассказывай все последовательно и не лги, я в отличие от Виолы легко поймаю тебя на вранье.

Глаголева вытерла нос полотенцем.

– Я его любила! Василий Олегович замечательный! Он добрый, ласковый, он самый лучший!

Мне стало трудно дышать. Тут же вспомнилось, как совсем недавно, когда между пассажирами стихийно вспыхнул скандал и Никита в запале заорал, указывая на Василия Олеговича: «Я его убью!» Светлана бросилась на защиту Самойлова со словами: «Не надо. Василий Олегович очень хороший».

– Он это знал, – ревела Светлана. – Говорил: «Ты мое солнышко». Я думала… хотела… а тут Василий Олегович Ирку выбрал!

Катя закрыла лицо руками, а ее воспитанница, заливаясь слезами, наконец-то рассказала неприглядную правду, весьма отличающуюся от версии, которую раньше выдала мне.

Василий Олегович несколько месяцев состоял со Светой в нежных отношениях, он делал ей подарки, и девочка привязалась к Самойлову. Он посеял в ее душе надежду на обеспеченное будущее, был очень ласков с ней, но вдруг все кончилось. Из уютной квартиры «папочки» Светлану опять переселили в интернат. Никто не обижал воспитанницу, но она ощущала себя брошенной. Если Василий Олегович приезжал в приют, Света неслась встречать его, обнимала, целовала, хватала за руки. Самойлов гладил ее по голове и говорил:

– Солнышко, все отлично! Я тебя люблю, учись прилежно, помогу, чем сумею.

Но в гости к себе больше не звал.

– Значит, ты «зайка»? – не выдержала я. – Помнится, ты с большим презрением говорила о Лизе Сухановой и Гале Степановой!

Глаголева вытерла щеки ладонью.

– Да! Они «зайки»! А я Василия Олеговича люблю! Лизка с Галкой только притворялись! Вечно ему в ноги кланялись, лицемерки! Боялись, что он их забудет и Аглая дур к Роману отправит!

Катя издала протяжный вздох, Светлана ткнула в меня пальцем:

– Вы слушайте! Раз папочка умер, мне на остальных насрать! Роман – сын Аглаи, никакая она не монашка, это все знают, кроме проверяющих! Ой, пусть Катя сама расскажет!

Светлана свернулась клубочком на диване и спрятала голову под подушку, Самойлова подсела к девочке и стала гладить ее по спине.

– Василий Олегович был страшный человек, – внезапно сказала она. – В нем самым странным образом соединились щедрость, агрессивность, нежность и извращенность. Никаких полутонов. Если муж ненавидел человека – то до смерти, если помогал – нес в зубах через любые препятствия. У Самойлова было странное понятие о порядочности. Секс с маленькой девочкой он считал естественным, но лишь в случае добровольного согласия ребенка, никакого принуждения, все исключительно по любви.

Больше шести месяцев Василий ни с кем из девочек не жил, но, прекратив сексуальные отношения, брал их под свою опеку. Многие из выросших и ушедших из приюта девочек были благодарны Самойлову, общались с ним, советовались, просили помощи и всегда ее получали.

– Идиллическая картина, – фыркнула я. – Самойлову следовало присвоить звание «Благодетель десятилетия».

– Есть и вторая сторона медали, – мрачно продолжала Катя. – Не все девочки соглашались на сексуальные отношения. Некоторые категорически отказывались от предложенной чести, и тогда Василий Олегович в гневе избавлялся от них. Самых строптивых отдавали Роману, а тот продавал детей богатым высокопоставленным педофилам, которые в отличие от Василия Олеговича любили грубый секс и насилие. Сутенеру отдавали и детей, которые не нравились Самойлову.

– Потрясающая картина, – возмутилась я. – Конечно, девочки знали: полюбишь папочку – получишь пряник, показываешь характер – считай, ты покойница. Теперь у меня возникло еще больше сомнений в искренности чувств Светы к Самойлову. Глаголева боялась оказаться у Романа, Суханова тоже. Мало ли что взбредет в голову благодетелю, понадобятся новые воспитанницы, вот он и избавится от прежних. Конечно, несчастные девочки клялись в любви к развратнику и мечтали снова очутиться с ним в койке, получить, так сказать, охранную грамоту.

– Василий никогда не обижал бывших любовниц, – вздохнула Катя. – Он…

– …был отличным человеком, – язвительно перебила ее я. – Добрым волшебником, королем, награждавшим за верность, и убивавшим тех, кто его не любит. А ты ему помогала!

– У Самойлова был на меня компромат, – понизила голос Катя. – Не спрашивай какой, не расскажу. Я была его служебной собакой. Да, помогала, но спроси, скольких девочек я спасла от Романа! Что я могла поделать? Только беседовать с подростками, растолковывать им происходящее, объяснять, как следует себя вести в нашем приюте!

Я зажала руками уши:

– Бред! Понимаешь, в чем ты признаешься? Ты толкала девочек в лапы мужа-извращенца!

– В противном случае они бы очутились в когтях педофилов-садистов, – приняла удар Екатерина. – Как мне следовало поступать?

– Обратиться в милицию, – гаркнула я.

Самойлова засмеялась:

– Вынырни из тумана. Клиенты Романа очень богаты и влиятельны, любое дело замнут, уж поверь.

– Что ты за человек! – горько сказала я. – Боялась, что на свет выползут твои личные мерзкие тайны, ради собственной безопасности потакала преступнику. Василий Олегович не один год издевался над детьми. Надо же до такого додуматься – основать приют на потребу сексуальному маньяку!

– Ты ничего не поняла и никогда не поймешь, – возразила Катя. – Наоборот, я спасала девочек. Сколько бы из них умерло в детдомах или пропало без вести после того, как их вытолкнули во взрослую жизнь? А я вручала воспитанницам ключи от светлого будущего!

– В особенности тем, кто попал к Роману, – уточнила я. – Им очень повезло. А теперь посмотри на Свету! По-твоему, она нормальна?

– Я не псих, – зашипела Глаголева. – Это Лизка была с кривой крышей! Ирка ко мне приперлась ночью, говорит: «Суханова оборзела, выгнала меня из каюты, силой вытолкала и приказала: «Молчи, иначе с палубы завтра тебя сброшу, ты плаваешь стилем «топор», вмиг потонешь. Мне надо с папочкой без посторонних поговорить, рассказать ему о своей любви». Я возмутилась! Какого хрена она на себя одеяло тянет! Я папочку люблю больше всех, но мне и в голову не придет так хамить. Ну я и побежала в каюту, где Лизавета без спроса расположилась! Та заорала, а я ей подушку на лицо кинула и прижала! Я не хотела убивать! Ей-богу! Случайно все вышло!