Анжелика Горбунова - Тайна Легницкого музея

Я вовремя увернулась: младшая Никольская протянула ко мне ручонку, чтобы отвесить подзатыльник.

У нас осталось одиннадцать дней пребывания в Польше, и за эти дни мы должны сделать много: добраться до Легницы, разыскать музей, и наконец, самое трудное — логически рассудить, где может быть тайник. Ехать мы должны утром.

Элла была несказанно против этой поездки, но мы с Оксанкой оставались непреклонны. Слава Богу, что мы не договорились звонить родителям каждый день, иначе на стороне Элки было бы большинство.

Халина разбудила нас в 7.00. Мы с Оксанкой собирались энергично и с энтузиазмом. Элка же, напротив, была вялой и сокрушалась по поводу нашей авантюры. Договорились мы так: в Легнице мы пробудем пять дней, в крайнем случае семь. Об этом крайнем случае мы предупредим Халину и вообще звонить ей будем каждый вечер. Пани Халина отвезла нас на вокзал.

— И уж, конечно, если, не дай Бог, с вами что-то случится, звоните немедленно. Никаких подвигов! — сказала она.

Вскоре подошел поезд. Мы попрощались и поехали.

Места за окном были очень красивые. Лето еще не началось, а все уже зелено и по-летнему солнечно. Вещей в дорогу мы взяли немного, чтобы не бегать с баулами и не беспокоиться за имущество. Всю дорогу мы разгадывали кроссворды, решив не загружать голову домыслами и догадками. Когда приедем, тогда все увидим.

Элка захотела в туалет. Одной ей идти было очень неинтересно, и она попросила меня сопроводить ее. Мы, по обыкновению, перешучиваясь, подошли к двери туалета. Попытались открыть — занято. Элка, заливаясь радостным смехом, объявила, что терпеть уже не сможет, и предложила идти в соседний вагон. Здесь «кабинет мыслителя» оказался свободен, и Элка шустро впорхнула туда. В это время двери одного из купе открылась, и я невольно вздрогнула: из купе вышел «тип» из театра, тот, с неприятным взглядом. Я быстро отвернула голову. Вскоре вышла Элла.

— У нас, кажется, не очень хорошее соседство! — сказала я.

— То есть? — спросила Элла.

— Помнишь, в театре мы обратили внимание на мужчину лет сорока? Так вот, он здесь!

— И почему это должно что-то значить? — недоуменно спросила она.

— Почему? А зачем, по-твоему, так смотреть на нас в фойе театра и оказаться с нами в одном поезде? — начала я.

— Тебе нужно меньше читать детективов! — резюмировала Элла.

— Похоже, ты закаляешь характер! Вспомни наши прогулки, когда ты боялась даже ходить по одному и тому же месту, а здесь все подозрительности налицо, а ты восхищающе спокойна!

Но Элла молча развернула меня и направила к выходу.

Оксанка висела над кроссвордом:

— Слово из шести букв, первая «д», — заклинала она, — прием в фехтовании!

— Дегаже! Оксанка, я видела того «типа» из театра! Он здесь, в поезде, в соседнем вагоне! — начала я трагическим шепотом.

— Ну и что? — протянула она.

— А то, что это подозрительно, только почему-то твоя старшенькая, обычно пугливая аки лань, тоже неправдоподобно спокойна! — заверещала я.

— Если так реагировать на всех… А завтра ты увидишь актера, что танцевал партию Щелкунчика, и тоже сочтешь это подозрительным! — сказала Оксанка.

— В конце концов, — сказала Элла, встав в позу, — лично я говорила, что боюсь ехать, вы настояли на своем, так что терпите всех подозрительных типов!

Потом девицы Никольские хором порекомендовали мне сделать клизму с валерьянкой. Я подумала и решила, что, возможно, это на самом деле нервная реакция с моей стороны, и успокоилась… Через полчаса мы подъезжали.

— Давайте разработаем план захвата Легницы, — предложила я.

— А что ты предлагаешь? — спросила Оксанка.

— А вот что. По приезде сразу узнаём, где музей и отель. Направляемся туда, регистрируемся и — в музей! У нас должно остаться какое-то время до его закрытия. Одна проблема — язык. Придется вам, панна, изобразить чудеса полиглотства с помощью разговорника, — обратилась я к Оксане. — Будут ли внесены поправки в мой план?

— Да нет, все подходит.

Примерно через 20 минут объявили Легницу, и мы направились к выходу. Попрыгав с поезда, мы огляделись и увидели справочное бюро. Оксанка на ходу вытащила польский разговорник. Усердно мучаясь, она все же составила нужную фразу, и через несколько минут мы уже знали, где находится музей и гостиница. Городок оказался не очень большим. Гостиница находится в центре, а вот до музея придется ехать на автобусе, так как усадьба, естественно, располагалась за городом. Хорошо, что автобус ехал без пересадки. Первым делом мы направились в отель. Отельчик был трехэтажный, аккуратненький, вокруг — клумбы с цветами и красивые фонари. Просто образчик западной провинции. Особенно рада была Элла, она вообще питает загадочную страсть к фонарям, ладно еще не к тем, что под глазом. Мы вошли, в здании приятно прохладно. Мы зарегистрировались у портье и сняли трехместный номер. Такие номера предназначены для семей с детьми. Поднимаясь по лестнице, мы надрывались от хохота — самую маленькую детскую кровать мы предоставим Оксанке. С ее-то 170 сантиметрами это будет в самый раз…

Окна номера выходили во дворик, и он был очарователен. На отдых времени не оставалось, хотя Оксанка и принялась было канючить и воспевать свой хондроз. Мы понеслись на автобусную остановку — надо успеть вернуться засветло. Всю дорогу мы глазели в окна. Ехали лесом. Свежий лесной воздух врывался в раскрытые окна. Пахло смолой, шишками, травами и каким-то ядреным туманом. Хотя последнее, как решили девчонки, — моя очередная фантазия.

Скоро мы увидели, что дорога становится более «очеловеченной». Стало ясно, что въезжаем в усадьбу. Дом открылся сразу. Это было двухэтажное здание с черепицей, колоннами и французскими окнами. У дверей в вазонах росли миртовые деревья. Дом утопал в зелени, рядом был фонтан.

Судя по судорожному глотанию Оксанки, я поняла: дом действительно тот самый, из сна. А уж когда Оксанка, забубнив что-то на инопланетном наречии, указала пальцем и мы увидели речушку с мостиком, сомнений не осталось, по крайней мере у той же Оксанки. Дом нас ошеломил. Ко всему прочему, он стоял очень уютно и так и просился на картину. Это почувствовали мы все и, не сговариваясь, вытащили фотоаппараты.

…Сзади себя мы услышали шум подъезжающей машины. Я обернулась и — о! — пусть попробует сказать Элка, что это снова ничего не значащее совпадение! Из машины вышел «тип» из театра. Увидев нас, он вздрогнул.

— Ну, что вы на это скажете? — спросила я девчонок.

— Может, он поклонник искусства? — выдала Оксанка.

— А почему он вздрогнул, увидев нас? — не сдавалась я.

— А кто не вздрогнет при виде нас? — прыснула Элла.

Мы рассмеялись и вошли в музей, но на душе у меня было неспокойно. Мы купили билеты и сразу попали под опеку экскурсовода. К нашему счастью, эта пани владела несколькими языками, в том числе и русским, правда, далеко не совершенным.

В музее царила прохлада, покой и запах прошлых веков. Вещи здесь не были мертвыми экспонатами, они жили своей жизнью.

Экскурсовод начала свой рассказ:

— Дом построен в 1659 году и принадлежал дворянскому роду Збаровских. Да-да, потомкам того самого Самуэля Збаровского! — подчеркнула она, заслышав мое «О!». — Одна из дочерей семьи вышла замуж за советника Никольского. Брак был не совсем желателен для родителей, так как, хотя Никольский тоже происходил из дворянского рода, но был беден, да еще вдобавок ко всему слыл вольтерьянцем. Но панна Христина шантажировала отца тем, что знает о его связи с красавицей кастеляншей Зосей Ясницкой и в случае несогласия на ее брак с Борисом Никольским расскажет все матери. Пан Збаровский сдался. Говорили даже, что Зося Ясницка родила от пана ребенка, после того как рассчиталась со службы и уехала. Но пан узнал об этом и содержал и ее, и ребенка вплоть до своей смерти. Но вот в завещании он все же оставил свое слово для непокорной дочери, оформив его как минорат.

Мы слушали с открытыми ртами, а я еще и с победоносным видом.

— Что, съели, Фомы неверующие? Никольский!

Оксанка молчала, но Элла была упряма:

— Никольских на свете полно! Тоже мне довод!

— А то, что Оксанка узнала дом? — зашипела я, сузив глаза.

— Подумаешь, большинство усадеб похожи.

— Уф! — это восклицание было единственным, что я могла возразить, глядя на это непробиваемое упрямство. Я все-таки попросила говорить потише, так как «тип» тоже находился в зале. Хотя он бегал с каким-то блокнотиком и умным видом, я все же сумела заметить, что этот вид излишне нарочит.

— Извините, а не было ли в вашем музее портрета пожилого мужчины в белом парике и с орденской лентой? — вежливо начала Оксанка.

— Что-то не припомню, — задумалась экскурсовод. — Судя по тому, что вы говорите о напудренном парике, значит, это восемнадцатый век, а здесь портреты семнадцатого и девятнадцатого веков. По крайней мере, на моей памяти такого портрета не было.