Анжелика Горбунова - Тайна Легницкого музея

Наконец мы подходим к месту. Уже видна черепичная крыша сквозь деревья.

— Какое-то время нужно переждать, чтобы поставить палатку. Еще слишком светло, — сказала Оксанка.

Мы приблизительно выбрали место для стойбища. Вскоре солнце уже село, лес в закатных сумерках стал волшебным, птицы заснули. Мы занялись установкой палатки. Фонарики не зажигали и старались не шуметь. К нашему удивлению, палатку мы поставили быстро и — с испугу — правильно.

В эту ночь было решено провести рекогносцировку. Как только стало достаточно темно, мы направились к музею.

— Будьте наготове! Возможно, когда мы вернемся в палатку, там окажутся маленькие лесные жители, — начала я предостерегать.

— Гномы, что ли? — спросила Оксанка.

— Сама ты гном! — разозлилась я. — Никогда не дослушаешь, а перебиваешь! Я имею в виду зверьков. Так вот, не вздумайте кричать!

— Перестаньте меня пугать! — напустилась на нас Элла. — Еще не хватало лечь на змею!

Мы перешли на шепот, так как уже подходили к дому. Нам некогда даже любоваться ночным лесом, а он того стоит. Было так хорошо, так ароматно пахли травы, так сказочно вспыхивали светлячки, что осталось увидеть только эльфов и фей. Мы расположились неподалеку, опасаясь подходить ближе, да это вовсе и не нужно. С нашего места любое движение на территории усадьбы было бы замечено. Мы находились справа от входа и почти не разговаривали, сосредоточившись на наблюдении. Оксану предупредили сразу: если будет хоть один вскрик от комариного укуса, то укусим ее уже мы. Прошел почти час. Никого и ничего заметно не было. У нас затекли спины и шеи. Элла взялась за бинокль, хотя уже было довольно темно. Я полезла на дерево, Оксанка подсадила меня. Мы решили посидеть на этом месте еще где-то около часа. Ничего не происходило. Вдруг мне показалось, что из небольшой постройки, служившей, видно, для хранения инвентаря, кто-то вышел. Я напрягла зрение и сделала знак девчонкам. Может быть, мне это только показалось? Элла «навострила» бинокль.

— Кажется, кто-то шевелится, — прошептала она. Потом вокруг этого «что-то» появилось слабое свечение, и мы увидели мужчину с лопатой. Он потоптался на месте и как-то нерешительно начал копать. Мы захихикали в унисон — наивный, он думал, что ценности зарыты на территории усадьбы. Я увеличила частоту хихиканья, подалась назад, чтобы, не дай Бог, не донеслось до него, и почувствовала, что позорно лечу вниз. Я приземлилась, подмяв под себя Оксанку и стукнув Эллу по голове фонариком. От шишки на голове ее спасла шишка из волос. Мы, давясь со смеху, осторожно пошли к палатке. Все, что нужно, мы увидели, и это нас ободрило. «Тип» копал, а значит, ничего не знал о тайнике.

В палатке, слава Богу, никакой живности не оказалось. Я смазала свои царапины йодом из аптечки, и мы мгновенно уснули. Утром нас разбудил птичий гомон. Солнечный зайчик осторожно крался сквозь окошечко в палатке. Мы собирались с армейской прытью. Наскоро позавтракав припасенными с вечера полуфабрикатами и придав себе вид свежеприехавших, мы побежали к трассе, решив остановить машину. Чтобы все было подано правдоподобно. Если бы сели в автобус, то, возможно, нанятый шпик сразу сообразил бы, что мы провели ночь неподалеку от усадьбы.

Наконец подъехали. В этот день народу в музее было больше обычного. Это нам на руку, так как легче остаться в какой-то мере незамеченными. Главное — чтобы за нами не следили. А вот это оказалось труднее. «Тип», переквалифицировавшийся в садовника, то и дело сновал по залам, и было понятно, что он заметит, если мы выйдем из здания. Наш план ночевки в музее срывался. Оксанка кусала губы с досады, я лихорадочно соображала, а Элла дышала, как в кино.

— Давайте выйдем на улицу, — предложила я. — Авось там что-нибудь найдем подходящее.

Мы осторожно, стараясь не привлечь внимания, вышли. Оксанка взялась фотографировать усадьбу снаружи — на тот случай, если «тип» пойдет вслед за нами узнать, зачем мы вышли. В том, что он знает о нас что-то, сомневаться не приходилось. Вот только каким образом он это узнал? У Никольских знакомых и родных за границей не было, и уж, конечно же, разговоров об Оксанкиных видениях они ни с кем не вели.

Пока Оксанка псевдофотографировала, мы с Эллой прошли за дом… И не поверили своим глазам: по стене поднималась лесенка, по всей видимости, ведущая на что-то типа чердака или слухового оконца. Мы понеслись за Оксанкой.

— Оксана, иди сюда! — прошептала я и, когда она подбежала, глазами указала ей на лесенку. Дверца этого чердачка не была закрыта. Решение созрело сразу.

— Едем вместе со всеми, выходим на нашей стоянке, ждем ночи, возвращаемся и пробираемся по этой лестнице в дом. А там — будь что будет! — сказала Элла.

Побродив для видимости еще с часик по музею и вдоволь налюбовавшись экспонатами, мы вышли с толпой экскурсантов, делая вид, что оживленно что-то обсуждаем. Сели в автобус. Почти перед нашей остановкой мне попала в глаз соринка из раскрытого окна. Я полезла за зеркальцем и уставилась в него, усердно ковыряясь в глазу. Вдруг краем глаза увидела подозрительно косившегося на нас мужичонку. Я — не зациклившаяся на собственной привлекательности кокетка и не причислила его к лику наших воздыхателей. Потому только прошипела девчонкам:

— Сидим до конца!

Они поняли сразу. Мы приехали в город и по выходе из автобуса устремились к лотку с мороженым. Надо было охладить нервенный пыл и выработать новый план.

— Что будем делать? — спросила я.

— А вот что! — зашуршала Оксанка. — Сейчас заходим в отель, на всякий случай громко скажем, что очень устали и даже ужинать будем в номере. Сами же через некоторое время выходим черным ходом и пешком идем до палатки. К счастью, она недалеко, как раз придем к вечеру.

Смеясь, жалуясь на усталость и болтая о пустяках, то есть играя на публику, мы вошли в отель. Я, следуя Оксанкиной постановке, высказала намерение ужинать в номере. Правда, мужчины из автобуса в холле не оказалось, но все же предосторожность не была излишней. Мы быстро убежали в номер. Элла подошла к окошку, выходящему во двор, — никого во дворике не было. Мы выскользнули в коридор, повесив на ручку двери табличку с просьбой не беспокоить. Дверь черного входа днем не запиралась. Мы видели, как в нее постоянно входили прачки и поставщики продуктов. Никаких препятствий не возникло. Выбежав на улицу, мы пронеслись двориком и, перескочив заборчик, побежали в лес.

Отдышались, когда уже были достаточно далеко от отеля. Далее мы пошли уже шагом, торопиться было некуда, еще только половина второго дня и до вечера много времени.

 — Пока все идет хорошо, не считая этого шпика в автобусе, — сказала Оксанка.

— Я верю в удачу! — сказала я.

К палатке мы подошли в пять минут шестого. Первым делом рухнули отдохнуть, ведь самое главное предстояло сегодня ночью.

Мы поднялись в восемь часов. Рассчитали все верно — неспешным шагом должны подойти к усадьбе приблизительно к девяти часам. Шли сосредоточенно и тихо, шутить настроения не было, все-таки задуманное предприятие очень рискованное. Невдалеке уже стала видна наша усадьба. Мы замедлили шаг. Чем-то сейчас занимается наш «тип»? До того, как он снова начнет копать, мы уже должны быть в доме. Ключей у него не было, он только садовник, а не сторож. Здание надежно окутано сигнализацией.

— А вдруг все это зазвенит, когда мы полезем через чердак? — осенило Оксанку.

— Об этом мы даже не подумали.

— Что же делать?

— Давайте рассуждать логически и вспоминать, что видели, — предложила Элла. — Чердачок вряд ли может быть защищен сигнализацией. Кому вздумается лезть в него? Это во-первых. Во-вторых, здесь находится живой человек — наш «тип». Какая-никакая, а охрана. И наконец, в-третьих, на стене, где висит картина, не было никаких проводов.

— Это всё так, — пробормотала я. — Ты говоришь, живой человек… Если, конечно, руководство музея знает, что он проводит ночи здесь.

Да, задачка предстояла трудная. Мы подошли почти вплотную к усадьбе и зашли в каштановый парк.

— Представьте, какая красота бывает здесь, когда они все цветут! — прошептала я.

Восхитительно гулять ночью в парке старинной усадьбы, но мы пришли сюда не гулять. Надо было изыскивать пути проникновения в дом. На территории усадьбы не было заметно никакого движения.

— Может быть, его сегодня здесь и нет? — прошептала Оксанка.

— Вряд ли. У него время тоже ограничено, да и желание найти сокровище подстегивает, — разуверила ее я.

Мы осторожно, шаг за шагом стали продвигаться дальше. Хорошо, что парк прилегал почти к самому дому. Все было тихо. Вот уже видна лестница. Оксанка оставила нас за можжевеловыми кустами, а сама направилась к ней. Она попробовала лесенку рукой на прочность — никакого звука не раздалось. Лестница была хорошо прикреплена. Оксанка полезла вверх, а мы с Эллой вцепились друг в друга. Несколько мгновений — и Оксанка наверху. Она почти приникла к крыше, чтобы силуэт не вырисовывался на небе. Мы уже не различали ее в темноте.