Сергей Александров (Огрызкин) - Старая дама, или Чехарда с ожерельем

— Да их с каждым днем становится все больше, — сказала сама себе Баратова.

Она подождала еще четверть часа, но больше никто не появился.

«Что происходит в этом доме по ночам? — размышляла Юлия Александровна. — А главное, что делает под моими окнами эта долговязая девица? — Воображение рисовало Баратовой одну картину занимательнее другой. — Может быть, девица выводит новый сорт роз, — предположила она, — и хочет увезти с собой один из саженцев? Или ей срочно понадобилось похоронить тела только что утопленных котят или хомячков?»

Юлия Александровна живо представила ряд крошечных могилок, в которых покоились зверьки, с аккуратными крестиками над ними. Это было так трогательно, что на глаза Баратовой даже навернулась слеза. Ей было только непонятно, зачем надо было для этого вырывать столько кустов роз?

В меланхолическом настроении Юлия Александровна прошла в спальню, но как только она легла в кровать, сразу же послышалось уже знакомое постукивание. Временами Баратовой казалось, что это какой-то узник никак не может выбраться из темницы и перестукивается с товарищами по несчастью. Наконец около часа ночи постукивание прекратилось, и Юлия Александровна заснула. Ей приснился маленький аккуратный розовощекий Дрюсик, которого так долго звала вчера влюбленная девица. Он почему-то очень напоминал симпатичного молодого поросеночка с небольшим пятачком. «Хрюсик, мой милый Хрюсик», — умильно звала его во сне долговязая девица, и тот при этом блаженно улыбался.

К сожалению, и эта ночь прошла для Баратовой беспокойно. Несколько раз она просыпалась и слышала, как «узник» снова начинал долбить стену своего каземата. А под утро Юлия Александровна увидела еще один очень странный сон. На этот раз ей приснилось, что на кухне разговаривают два человека. Причем один явно говорил голосом Семена Яковлевича.

— Вы же знаете, Петя, сегодня был-таки мой день, — сказал голос Шульмана настойчиво.

— Вы перепутали, Семен Яковлевич! Ваш день был вчера, — раздраженно ответил второй голос.

— Ничего я не перепутал, — возразил голос Семена Яковлевича громким шепотом. — Вчера был вторник, а в этот день к нашей Петровне обычно приходит ее обожаемый племянник. Они сначала раздавили пол-литра, а потом устроили спевку самодеятельности на кухне! Жуткое, доложу я вам, было впечатление! У Петровны голос тонкий, но противный, а у ее племянничка низкий и гнусавый. А их кухня соединена вентиляционной отдушиной как раз с моим туалетом! Представляете, захожу я туда по своим делам, а за стеной раздается такое призывное завывание на два голоса! Просто нечеловеческая музыка! И мелодия такая душераздирающая, как будто бы какой-то садист мучает свою жертву! Честное слово, Петя, я чуть не сделал свое дело, не доходя до отхожего места! А когда у нас идет спевка народных талантов, это всегда был ваш день!

— Ну, сами рассудите, Яковлевич! Вчера был выходной, потому что позавчера заехала новая жиличка, и весь график сдвинулся. Так что мой день как раз сегодня, — терпеливо увещевал второй голос.

— Ладно, Петя! Мы же с вами, можно сказать, близкие люди. Живем дверь в дверь! Что мы будем рядиться! Давайте каждый просто займется своим делом, — покладисто ответил голос Семена Яковлевича.

— Но мы же будем друг другу мешать, — недовольно возразил второй голос.

— Это я вам буду мешать?! Еще не было случая, чтобы Шульман кому-нибудь мешал, — возмутился голос Семена Яковлевича. — Короче, хватит болтать, пора переходить к делу! Уверяю вас, все будет просто превосходно! Мы же с вами интеллигентные люди!

— Хрен мне в вашей интеллигентности! — буркнул второй голос.

— Тише, — шикнул на него голос Семена Яковлевича. — Кажется, в комнате послышался какой-то шум, и нам отсюда лучше уйти! Вы были правы, Петя, сегодня был-таки ваш день, а вот завтра будет уже мой!

— Нет уж! Я согласен, сегодня был именно ваш день, — сварливо ответил второй голос.

— Хорошо, хорошо, только не кричите, — поспешно согласился с ним голос Семена Яковлевича.

И голоса стихли. Некоторое время Юлия Александровна лежала с открытыми глазами, потом встала с кровати и прошла на кухню. Там никого не было, и все предметы лежали на своих местах.

Утром Юлия Александровна первым делом спустилась вниз и осмотрела палисадник. Все розовые кусты были на месте, и никаких аккуратных маленьких могилок там, конечно же, не было! Только у самой стены валялась пустая бутылка из-под пива. «У нас с друзьями есть обычай, — почему-то вспомнила Баратова классику отечественного кинематографа. — Каждый год тридцать первого декабря мы ходим в баню». «Может быть, и у этой девицы есть обычай: каждую ночь перед сном выходить во двор и вырывать с корнем хотя бы один розовый куст. После чего торжественно выпивать над ним бутылку пива, читать несколько сентиментальных стихов, а потом с чувством глубокого удовлетворения торжественно зарывать куст обратно, — размышляла Юлия Александровна. — В конце концов, не такая уж и плохая привычка. Сам сэр Уинстон Черчилль каждый день возводил на своем дворе кирпичную стену, а потом с удовольствием ломал ее. Кто знает, сколько гениальных мыслей приходило при этом ему в голову».

Немного прогулявшись по двору, Баратова вернулась домой, а в восемь часов утра ей позвонил сын.

— Ну, как прошла ночь, мама? — спросил он.

— Плохо, — жалобно ответила Юлия Александровна. — Под утро я опять слышала шум на кухне, а потом даже голоса! Какие-то двое ненормальных спорили, чей сегодня был день! Как будто, кроме моей, других кухонь в этом доме уже нет! Причем один из голосов явно был голосом моего соседа по лестничной клетке!.. Что ты смеешься? Какой там «сон в руку»! И при чем здесь любовное свидание, — обиженно сказала она. — Ты бы его видел! Полгектара всклокоченных седых волос и старые засаленные спортивные штаны! Мне даже страшно стало! Нет, не от штанов, а от голосов на кухне! А тут еще вчера ко мне заходила соседка снизу! Не то экстрасенс, не то гадалка! И просила продать квартиру! Она еще несла всякую чепуху о том, что эта квартира энергетически грязная! В ней якобы много посторонней отрицательной энергетики и даже есть домовой! А вечером заглянула еще одна соседка и тоже говорила, что в квартире по ночам часто слышатся посторонние шумы! Да не слушаю я всякую чепуху! Но когда говорят уже двое… Не знаю, пока вроде ничего не пропало! Хотя, подожди, сейчас проверю!

Баратова прошла в комнату и открыла шкатулку, в которой хранилось ее ожерелье. Она была пуста!

— Моего любимого ожерелья нет, — почти прокричала Юлия Александровна в трубку. — Звонить в милицию? Хорошо, я подожду, пока приедет твой знакомый! Вот видишь, а ты говорил, что все это чепуха, — даже с каким-то облегчением сказала она.

Проверив все шкафы и убедившись, что больше ничего не пропало, Юлия Александровна решила все-таки позвонить своей подруге.

— Люда? Ты не могла бы приехать ко мне со своим другом? — попросила она. — Нет, захватывать уже никого не надо! Все, кто мог, уже эту квартиру навестили! Просто нужен опытный криминалист! Пропало мое любимое ожерелье!

Через час Людмила была у подруги. Правда, на этот раз она приехала без своего знакомого майора. Убедившись, что ожерелья в шкатулке действительно нет, она несколько минут глубокомысленно смотрела на нее, а потом высказала предположение:

— Может быть, ты его куда-то вчера переложила?

— Не знаю! Вроде бы клала на место, — пожала плечами Баратова. — А тут еще ночью мне приснился странный сон. Причем, я так и не поняла, возможно, это было даже наяву, — продолжала она. — Как будто бы ночью на моей кухне был мой сосед — Семен Яковлевич и с ним еще кто-то. И они там спорили, чья сегодня была очередь!

— Ого! У меня, конечно, бывало всякое, но чтобы двое мужчин спорили из-за меня ночью на кухне! — уважительно посмотрела на нее Людмила.

— Что за чепуха! Они явно говорили о чем-то другом, — с досадой отмахнулась Баратова.

— Не скажи, — мечтательно заметила Людмила, думая, по всей видимости, о чем-то своем.

— Ты знаешь, Люда, сначала я подумала о банде квартирных воров, которые держат в страхе всю округу, — продолжала Баратова. — Но вряд ли членом этой шайки может быть такой пожилой и внешне безобидный человек, как Семен Яковлевич.

— В тихом омуте черти водятся, — убежденно сказала Людмила. — Как раз такие тихони обычно и бывают самыми отъявленными преступниками.

— А вот я сейчас сама пойду к этому ненормальному и спрошу, что он делал у меня на кухне, — решительно сказала Баратова.

Но Семен Яковлевич пришел к ней сам.

— Извините, Юлия Александровна, у вас не найдется взаймы немножко сахару? — спросил он, галантно шаркнув ножкой.

— Ах вы, проказник! — лукаво посмотрела на него Людмила и погрозила пальцем. — Надо же, какой тонкий подход! Но если я вам мешаю, вы так и скажите, я могу сейчас же уйти!