Артур Хейли - В высших сферах

Но ведь будет и оппозиция, и жестокая битва. Собственно, она уже началась.

Сегодня рано утром он побеседовал в отдельности с восемью диссидентствующими членами кабинета, которые поддерживали Эдриена Несбитсона. Путем усиленного убеждения и личного обращения ему удалось перетянуть к себе троих, но пятеро упорно держались своего. Вместе с генералом Несбитсоном они подадут в отставку и будут противиться Акту о союзе в качестве независимой оппозиционной группы. По крайней мере несколько членов парламента, несомненно, присоединятся к ним, образовав в палате «охвостье».

Это был серьезный удар, но отнюдь не непредсказуемый. Хоуден был бы больше уверен в том, что выживет, если бы популярность правительства в последние недели не упала. Вот если б не было этого инцидента с безбилетником…

Боясь разжечь сидевший в нем гнев, Хоуден решительно переключился мыслью на другое. Он, правда, заметил, что Харви Уоррендер еще не появился в палате. Как не было и Бонара Дейца, лидера оппозиции.

Кто-то дотронулся до его плеча. Обернувшись, он увидел черные кудри и торчащие усы Люсьена Перро. По обыкновению небрежно, французский канадец поклонился спикеру и опустился на место Стюарта Каустона, который ненадолго вышел из зала.

Перегнувшись к премьер-министру, Перро прошептал:

— Это правда, я слышал, что нам предстоит борьба.

— Боюсь, что да, — шепотом ответил ему Хоуден. И тепло добавил: — Я и сказать вам не могу, как много для меня значит ваша поддержка.

Перро по-гальски передернул плечами, в глазах его была смешинка.

— Что ж, будем стоять вместе, а если упадем, то звук будет громоподобный. — И, улыбнувшись, пересел на свое место.

Рассыльный положил на пюпитр перед премьер-министром конверт. Вскрыв его, Хоуден прочел записку Милли Фридман, написанную от руки:

«Президент готовится выехать из Белого дома в Капитолий».

Милли сидела в приемной премьер-министра на телефоне, связывавшем ее напрямую с Вашингтоном. Он существовал для чрезвычайных ситуаций. До сих пор таких не было.

На противоположной стороне палаты появился лидер оппозиции. Хоуден подумал, что Бонар Дейц выглядел бледнее обычного и был явно озадачен. Он прошел прямо к своему месту в переднем ряду и щелкнул пальцами, подзывая рассыльного. Рассыльный подождал, пока Дейц нацарапал записку и сложил бумагу. К удивлению Хоудена, записка была доставлена ему. Он прочел:

«Необходимо срочно обсудить личную проблему, касающуюся вас и Харви Уоррендера. Прошу немедленно встретиться со мной в комнате 16. Б. Д.».

Встревоженный и напуганный, Хоуден поднял голову. Но лидера оппозиции на месте уже не было.

В то время, когда Бонар Дейц появился в палате общин, Брайан Ричардсон вошел в приемную в номере премьер-министра, где его ждала Милли Фридман. Лицо лидера партии было мрачно. В руке он держал бумагу, оторванную от телетайпа. Без всякого вступления он сказал Милли:

— Где бы ни был шеф, мне он нужен — срочно.

Милли указала на трубку, которую держала в руке, беззвучно произнесла одно слово: «Вашингтон», — и подняла глаза на висевшие на стене часы.

— Еще есть время, — сказал Ричардсон. — Если он в палате, вызови его. — Он положил перед ней листок из телетайпа. — Пришло из Ванкувера. Сейчас это прежде всего.

Милли быстро прочитала и, отложив телефонную трубку, поспешно написала записку. Сложив вместе записку и лист из телетайпа, она запечатала их в конверт и нажала на кнопку зуммера. Почти тотчас в дверь постучал рассыльный и вошел. Милли сказала ему:

— Пожалуйста, отнесите это побыстрее и тотчас вернитесь.

Когда рассыльный ушел, она снова взяла телефонную трубку и стала слушать. Через минуту, прикрыв рукой трубку, Милли спросила:

— Все очень плохо, да, — то, как дело обернулось в суде?

Ричардсон с горечью ответил:

— Если есть другой способ сделать так, чтобы правительство выглядело одновременно тупым, жестоким и неумелым, то я его не знаю.

— А можно тут что-то сделать… хоть что-нибудь?

— При удаче — если шеф согласится со мной — мы сможем спасти процента два из потерянного. — Глава партии упал в кресло. И мрачно добавил: — При том, как обстоят дела, даже два процента стоит спасти.

А Милли в этот момент слушала, что ей говорили по телефону.

— Да, — сказала она. — Я записала. — И свободной рукой написала вторую записку. Снова прикрыв трубку рукой, она сказала Ричардсону: — Президент выехал из Белого дома и едет в Капитолий.

Он мрачно ответил:

— Поприветствуем его. Надеюсь, он знает туда дорогу.

Милли заметила время: 15.30.

Брайан Ричардсон встал и подошел к ней.

— Милли, — сказал он, — да черт с ним со всем. Давай поженимся. — Помолчал и добавил: — Я уже начал оформлять развод. Элоиза помогает.

— Ох, Брайан! — На глаза ее вдруг набежали слезы. — Ты выбираешь самое неподходящее время. — Рука ее по-прежнему прикрывала телефонную трубку.

— Подходящего времени не бывает… никогда. — И грубовато заметил: — Приходится брать то, что можешь добыть.

— Хотела бы я иметь твою уверенность, — сказала она. — Я думала об этом, думала много.

— Послушай, — не отступался он, — будет война — все так говорят — и что угодно может произойти. Давай же возьмем от жизни то, что остается, и максимально это используем.

— Если бы только это было так просто. — Милли вздохнула.

Он с вызовом произнес:

— Мы можем сделать все так, чтобы было просто.

Она с несчастным видом сказала:

— Брайан, дорогой, я не знаю. Честно говорю — не знаю.

«А может быть, знаю? — подумала она. — Потому что хочу слишком многого: независимости и брака, и чтобы то и другое было самым лучшим и ни от чего не надо было отказываться?» А такого, она знала, быть не могло. Возможно, слишком долго она была независима.

— Я люблю тебя, Милли, — неуклюже произнес он. — Я, по-моему, уже говорил тебе, и тут ничего не изменилось. — Ему хотелось выразить всю глубину того, что он чувствовал. Но для некоторых вещей трудно найти слова.

Милли взмолилась:

— Не можем мы еще какое-то время жить как жили?

«Еще какое-то время. Так оно всегда было, — подумал он, — и так всегда будет. Еще какое-то время, и рано или поздно один из нас решит, что пора кончать».

— Наверное, — сказал он. И почувствовал, что теряет что-то, чем никогда не обладал.

В комнате 16 — большом, роскошно обставленном святилище, примыкавшем к кабинету спикера, которым пользовались все партии, премьер-министр встретился с Бонаром Дейцем. В комнате, кроме них, никого не было.

Дейц спокойно произнес:

— Спасибо, что так быстро пришли.

Хоуден кивнул. Предчувствие, возникшее ранее, не покидало его. Он неуверенно спросил:

— Что это вы хотите сообщить мне про Харви Уоррендера?

Вместо ответа Дейц произнес:

— Вам известно, что мы живем рядом в Рокклиффе?

— Да. — Хоуден знал, что Уоррендеры и Дейцы живут напротив друг друга.

— Сегодня утром жена Харви позвала меня к ним в дом. — И лидер оппозиции добавил: — Жена Харви и моя жена — добрые подруги.

Хоуден нетерпеливо бросил:

— Продолжайте.

Его собеседник медлил, худое лицо ученого было взволнованно. Затем он сказал:

— Харви заперся у себя в кабинете. Он не желал выходить оттуда. Когда мы стали его звать, он пригрозил, что покончит с собой.

Хоуден был потрясен и сказал:

— И он…

— Нет. — Дейц покачал головой. — Люди, которые грозят это сделать, обычно никогда такого не делают — во всяком случае, так мне говорили.

— В таком случае что же…

— Со временем мы к нему проникли. У них есть слуга. Мы вместе с ним взломали дверь.

От этой медлительности можно было взбеситься. Хоуден резко произнес:

— Ну и что дальше?

— Это был кошмар. Харви совсем обезумел. Мы пытались его усмирить. А он бессвязно бормотал, брызгал пеной…

Словно они говорили о чем-то абстрактном, Хоуден заметил:

— Я всегда считал, что подобные вещи случаются только в романах…

— Да нет. Поверьте, это не так. — Дейц снял свои очки со стеклами без оправы и провел рукой по лицу. — Надеюсь, мне никогда больше не придется наблюдать такое.

Было впечатление нереальности происходящего. Хоуден спросил:

— Ну и что было потом? — И окинул взглядом тощую фигуру собеседника — фигуру, которую жестокий карикатурист назвал однажды жердью.

— О Господи! — Дейц закрыл глаза, потом снова их открыл. Он усилием воли совладал с собой. — По счастью, их слуга оказался сильным. Он держал Харви. Мы привязали его к креслу. И все это время… пытаясь вырваться, брызжа слюной…

Это было невероятно, гротескно.

— Я не могу этому поверить, — сказал Хоуден. И обнаружил, что руки у него дрожат. — Я просто не могу этому поверить.