Джоан Роулинг - Гарри Поттер и Принц-полукровка

Гарри замолчал, глядя в окно. Никак ему не удавалось отогнать от себя мысли о непростительном доверии, которое Дамблдор питал к Снеггу… хотя, как нечаянно напомнила ему Гермиона, и он, Гарри, ничуть не меньше доверял… Несмотря на то что нацарапанные на полях заклинания становились всё страшнее, он отказывался плохо думать о мальчике, который был так умён, так сильно ему помогал…

Помогал… Сейчас мысль об этом была почти непереносимой…

– Я всё-таки не понимаю, почему он не выдал тебя, никому не сказал, что ты используешь эту книгу? – произнёс Рон. – Он должен был знать, откуда ты всё берёшь.

– А он и знал, – с горечью сказал Гарри. – Понял, когда я ударил Малфоя Сектумсемпрой. Никакая легилименция не потребовалась… А мог понять и раньше – по рассказам Слизнорта о моих блестящих успехах в зельеварении. Не стоило ему оставлять свой старый учебник в том шкафу, верно?

– Да, но почему он тебя не выдал?

– Думаю, не хотел, чтобы его как-то связали с этой книгой, – сказала Гермиона. – Услышь о ней Дамблдор, ему бы это очень не понравилось. И даже если бы Снегг сделал вид, что не имеет к ней отношения, Слизнорт мигом узнал бы его почерк. Да и в любом случае – книга лежала в шкафу прежнего класса Снегга, а Дамблдор, готова поспорить, знал, что фамилия его матери Принц.

– Я должен был отдать книгу Дамблдору, – сказал Гарри. – Сколько раз он показывал мне, что Волан-де-Морт уже в школе был олицетворением зла, а я держал в руках доказательство, что и Снегг таков же…

– «Зло» слишком сильное слово, – негромко произнесла Гермиона.

– Ты же и твердила мне, что эта книга опасна!

– Я о другом, Гарри, ты чрезмерно винишь себя. Я считала, что у Принца отвратительное чувство юмора, но мне и в голову не приходило, что он – потенциальный убийца…

– Да и никто из нас не догадывался, что Снегг… ну, сам знаешь, – прибавил Рон.

Они замолчали, каждый ушёл в свои мысли, но Гарри не сомневался, что друзья его, как и он, думают о завтрашнем утре, когда тело Дамблдора обретёт последний покой. На погребении Гарри никогда ещё не бывал – после гибели Сириуса не осталось тела, которое можно было похоронить. Он не знал, чего ему ожидать, и немного тревожился из-за того, что может увидеть и какие им овладеют чувства. И гадал, сделают ли похороны смерть Дамблдора более реальной для него. Были минуты, когда ужас этой смерти грозил раздавить его, но их сменяли часы пустого оцепенения, в которые (даже несмотря на то, что никто в замке ни о чём другом не говорил) ему было трудно поверить, что Дамблдора действительно больше нет. Впрочем, Гарри не пытался, как это было после гибели Сириуса, найти какую-то мысленную лазейку, какой-то способ уверить себя, что Дамблдор может вернуться. Он лишь нащупывал в кармане цепочку поддельного крестража, который носил теперь с собой повсюду, – не в виде талисмана, а как напоминание о том, что ему ещё осталось сделать.

Утром следующего дня Гарри встал пораньше, чтобы уложить вещи, – «Хогвартс-экспресс» уходил через час после похорон. Сойдя вниз, он нашёл Большой зал притихшим. Все надели парадные мантии, голода никто не испытывал. Похожее на трон кресло, что стояло в середине преподавательского стола, профессор МакГонагалл оставила незанятым. Пустовало и кресло Хагрида: скорее всего, подумал Гарри, он не смог заставить себя явиться на завтрак. Зато в кресле Снегга бесцеремонно восседал Руфус Скримджер. Гарри старался не встречаться с обшаривавшими зал жёлтыми глазами министра – он испытывал неприятное чувство, что Скримджер высматривает именно его. В свите министра Гарри заметил рыжие волосы и роговую оправу очков Перси Уизли. Рон ничем не показывал, что знает о присутствии брата, только вилкой в селёдку тыкал с редкостным озлоблением.

За столом Слизерина негромко переговаривались Крэбб с Гойлом. При всей их массивности, в отсутствие сидящего между ними заводилы – высокого, бледного Малфоя – оба выглядели странно одинокими. О Малфое Гарри в эти дни почти не вспоминал. Но хоть все помыслы его и занимал Снегг, Гарри не забыл о страхе, прозвучавшем тогда, на башне, в голосе Малфоя, как не забыл и того, что перед самым появлением Пожирателей смерти Драко свою палочку опустил. Гарри не верил, что Малфой мог убить Дамблдора. Он, как и прежде, питал к Малфою неприязнь за его приверженность Тёмным искусствам, но к неприязни теперь примешивалась толика жалости. Гарри думал, где сейчас Малфой и что заставляет его делать Волан-де-Морт, угрожая убить и Драко, и его родителей?

Джинни прервала размышления Гарри, толкнув его локтем в бок. Профессор МакГонагалл встала из-за стола, и нестройное, скорбное перешёптывание, наполнявшее зал, мгновенно стихло.

– Пора, – сказала профессор МакГонагалл. – Пожалуйста, выходите из замка следом за своими деканами. Гриффиндорцы, за мной.

Все покинули свои скамьи почти в полном молчании. Во главе колонны слизеринцев Гарри заметил Слизнорта, одетого в величественную изумрудно-зелёную мантию с серебряным шитьём. Да и профессора Стебль, декана Пуффендуя, он никогда ещё не видел так чисто одетой: ни единого пятнышка не сидело на её шляпе. В вестибюле они обнаружили мадам Пинс, стоявшую рядом с Филчем, – она в густой чёрной вуали до колен, он в стареньком чёрном костюме и галстуке, от которого веяло нафталином.

Выйдя из парадных дверей на каменное крыльцо, Гарри понял, что направляются они к озеру. Тёплый свет солнца ласкал его лицо, пока все безмолвно следовали за профессором МакГонагалл туда, где были рядами расставлены сотни стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым возвышался мраморный стол. День выдался самый что ни на есть прекрасный, летний.

Половину стульев уже заняли люди самые необычайные – старые и молодые, кто в сильно поношенном, кто в щегольском платье. Большинства их Гарри не знал, но были среди них и знакомые, в том числе члены Ордена Феникса: Кингсли Бруствер, Грозный Глаз Грюм, Тонкс, чьи волосы чудесным образом превратились в ярко-розовые, Римус Люпин (он и она держались, кажется, за руки), мистер и миссис Уизли, Билл, которого осторожно поддерживала Флёр, а сразу за ними Фред и Джордж в куртках из чёрной драконовой кожи. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и соседка Гарри, сквиб Арабелла Фигг, и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и водитель автобуса «Ночной рыцарь» Эрни Прэнг, и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и ещё какие-то люди, которых Гарри знал только в лицо – бармен из «Кабаньей головы» или волшебница, возившая по «Хогвартс-экспрессу» тележку с закусками. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, нереально мерцая в сверкающем воздухе.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни уселись в конце одного из рядов, ближе к озеру. Люди перешёптывались, отчего казалось, будто лёгкий ветерок ворошит траву, однако громче всего звучало пение птиц. Толпа продолжала разрастаться; Гарри заметил Невилла, помогавшего усесться Полумне, и почувствовал прилив нежности. Из всего ОД только эти двое и откликнулись в ночь смерти Дамблдора на призыв Гермионы, и Гарри знал почему: именно им ОД не хватало больше всего, только они, быть может, раз за разом проверяли свои монеты, надеясь, что отряд соберётся снова…

Направляясь к передним рядам, мимо прошёл Корнелиус Фадж – лицо жалкое, в руках его обычный зелёный котелок; следом Гарри увидел Риту Скитер и с отвращением отметил, что её пальцы с красными ногтями привычно сжимают блокнот; а затем – Гарри даже вздрогнул от гнева – на глаза ему попалась Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с чёрным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках. Заметив кентавра Флоренца, застывшего, точно часовой, у кромки воды, она дёрнулась и поспешила занять место подальше от него.

Наконец расселись и преподаватели. Гарри увидел Скримджера, который с мрачным и достойным видом сидел в первом ряду рядом с профессором МакГонагалл, и подумал: так ли уж сожалеет министр да и все эти важные шишки о смерти Дамблдора? Но тут заиграла музыка, странная, неземная, и Гарри, забыв о неприязни к Скримджеру огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда она доносится. Не только он – многие беспокойно вертели головами, отыскивая источник музыки.

– Вон там, – шепнула ему на ухо Джинни.

И тогда он увидел их: в нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, жутко похожего на инферналов, пел на странном, неведомом ему языке. Мертвенно-бледные лица певцов были подёрнуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. От музыки у Гарри волосы встали дыбом, однако неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе. И, глядя в нездешние лица певцов, Гарри понимал, что уж они-то, по крайней мере, о гибели Дамблдора горюют. Тут Джинни снова толкнула его локтем, и он оторвал от них взгляд.