Артур Гиваргизов - Записки выдающегося двоечника

– Дедушка, а что такое девятый вал?

– Девятый вал?! – оживился дедушка и приподнялся на локте. – Девятый вал?! – ещё больше оживился дедушка и резко сорвал с себя пуховое одеяло. – Девятый вал – это когда волна как гора или как башня! – воскликнул дедушка, вскочил с дивана и начал быстро ходить по комнате, размахивая руками.

– Здорово! – восхитился Коля.

– Сейчас я тебе покажу, – сказал дедушка. – У тебя ведь есть воображение? Ты ведь можешь представить себя муравьём?

– Конечно, – сказал Коля. – Представил.

– Вот и отлично.

Дедушка наполнил ванну, пустил в неё бумажный кораблик, закатал повыше рукава и начал раскачивать руками воду.

– Раз, – считал волны дедушка, – два, три, четыре…

Волны становились всё выше и выше, и вода уже немножко выплёскивалась на пол.

– У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у, – завыл, как ветер, дедушка, – пя-я-я-ять, ше-е-е-есть, у-у-у-у-у-у, се-е-емь, во-о-о-осемь!

Вода уже так сильно выплёскивалась, что у дедушки и Коли промокли ноги.

– Эге-ге-ге-ге-е-е-ей! – кричал дедушка. – Руби мачту! У-у-у-у-у! Восемь с половиной, девять!

На счёте девять поднялась такая большая волна, что у дедушки и Коли промокли брюки, рубашки и майки.

– Вот это и есть девятый вал, – сказал довольный дедушка. – Страшно было?

– Нет, – сказал Коля.

– Так ты что, не представил себя муравьём, сидящим в кораблике? – спросил дедушка.

– Ты не говорил, что в кораблике, – ответил Коля. – Ты сказал, просто муравьём. Вот я и представил, что я сижу на потолке. А там было не страшно.

– Тогда ты ничего не почувствовал, – огорчился дедушка. – Ну ладно, повторим ещё раз.

Дедушка переоделся в сухую одежду и открыл кран.

Однажды дедушка познакомился на улице с одной бабушкой.

– Бабушка, можно я вас провожу? – спросил дедушка.

– Попробуй, – ответила бабушка, – я быстро хожу – два километра в час.

– А я – три, – бодро сказал дедушка. – Александр.

– Люда.

Потом они не знали, о чём говорить, и долго шли молча, постукивая палочками. Наконец дедушка сказал:

– Я люблю музыку.

– А я нет, – сказала бабушка.

– А спорт? – дедушка старался найти общие интересы.

– Нет, – ответила Люда. – Всё это глупости.

– Я люблю готовить, – сказал дедушка.

– Это другое дело, – обрадовалась бабушка.

Они сели на лавочку, достали из сумок учебники и тетради и стали готовить уроки: дедушка за своего внука, а бабушка за своего.

Мама сегодня была строгая.

– Мама, а что такое строгость? – спросил Коля.

– Строгость – это чёрные туфли на низком каблуке, губы не накрашены, глаза подведены чуть-чуть, очки, волосы собраны в пучок, духи «Мария Ивановна» и мысли о неприятном деле.

– А мысли зачем? – не понял Коля.

– Если мысли будут о хорошем, а ещё хуже – о приятном и весёлом, будет нестрогое выражение лица.

– Вот такое? – спросил Коля и показал пальцем на своё выражение.

– Да, – сказала мама.

– А сейчас? – спросил Коля – он подумал обо всех предстоящих ему в жизни контрольных по химии, физике и русскому языку.

– Сейчас у тебя не строгое, а разочарованное в жизни, – сказала мама.

– А мне и не нужно строгое, – махнул рукой Коля и стал думать о летних каникулах, которые бы длились три года. – А тебе зачем?

– Затем, что оно идёт к серому костюму, который я купила в ЦУМе. Мама была в строгом сером костюме, в чёрных туфлях на низком каблуке, в очках, и от неё пахло «Марией Ивановной», хотя на самом деле она была Светлана Николаевна.

Кошка была опять голодная.

– Ведь она только что съела целую тарелку рыбы! – удивлялась мама.

– Рыба для неё, как для нас воздух, – сказал папа. – Вот ты же не можешь долго не дышать.

– Правильно, – сказала кошка.

– Видишь, – сказала мама, – она опять просит.

– А может быть, дело в чесноке? – подумал вслух папа.

– В чесноке?

– Ну да, чеснок возбуждает аппетит. Ты ведь даёшь ей чеснок?

– А как же не давать ей чеснок, – заволновалась мама, – когда она босиком ходит по грязному полу, а потом сидит и лижет лапы, на которых миллиард микробов.

– Надо купить ей домашние тапочки, – сказал папа, – и ботинки – для улицы.

С тех пор кошка стала ходить в домашних тапочках, всегда была сытая, и от неё не пахло чесноком.

Собака была очень добрая. Ей говорили «фас», «куси», «хватай», а она ничего этого не делала.

– Болонки плохие сторожа, – сказал папа, – так что надо ставить железную дверь.

– Ничего подобного, – сказала мама, – у моей знакомой болонка укусила соседку.

– За что? – поинтересовался папа.

– Ни за что, – сказала мама, – была в плохом настроении.

– А у нашей всегда хорошее настроение, – огорчился папа.

– А ты испорти, – предложила мама, – сделай вид, что ты её не любишь, а я пойду позову соседку.

– Хорошо, – согласился папа, – попробую.

Папа сел в кресло, включил телевизор и сделал вид, что не любит свою собаку. Собака подходила четыре раза, становилась на задние лапы и лизала папину руку, виляла хвостом, принесла папе резинового ёжика… Но папа смотрел телевизор и не обращал на собаку никакого внимания. Тогда собака укусила папу за ногу и пошла спать.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – закричал папа. – А-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

– Что случилось?! – воскликнула вбежавшая в квартиру мама.

– Что с вами? – злорадно улыбнулась соседка.

– Ничего, – ответил папа. Ему было стыдно перед соседкой. – Я пою.

– Прекрасно, – сказала соседка, – только не пойте после одиннадцати.

В это время в коридоре появилась собака. Она была с чемоданом в зубах.

– Я ухожу к соседке, – сказала собака, – раз меня здесь не любят.

С тех пор собака стала жить у соседки, а мама и папа поставили железную дверь.

Однажды Коля решил поступить в музыкальную школу. Пришёл он на экзамены, а его спрашивает комиссия:

– Вы знаете, кто такой Бах?

– Это собаку так зовут, – отвечает Коля.

– А Моцарт? – не успокаивается комиссия.

– Собачка, – отвечает Коля.

– Ну хорошо, – говорит комиссия, – тогда назовите хоть одного великого композитора.

– Полкан! – обрадовался Коля. – И ещё – Шарик! Целых два!

Члены комиссии переглянулись между собой, им было стыдно, что они не знают композиторов, которых назвал Коля, и они сделали вид, что знают.

– Что ж, отлично, – сказала комиссия Коле, – вы приняты учиться на погремушках.

Сидел как-то Коля в лесу на раскладном стульчике. Вдруг видит, бабушка какая-то с дерева спускается – с дуба. Ну, обрадовался Коля, волшебница. Стал думать, что бы попросить. Решил – просто денег.

Подходит бабушка и говорит:

– Здравствуй, батюшка Илья Муромец.

– Здравствуйте, – отвечает Коля. – Только я – Коля, Николай Николаевич. Мне бы денег.

– Молчать! – закричала бабушка.

Тут Коля заметил, что у бабушки двух передних зубов нет, и понял, что не добрая это волшебница. У добрых всегда здоровые зубы. Не даст она денег. Расстроился Коля, молчит, а бабушка – раз, и куда-то делась. Вот хорошо!

– Не нужны мне деньги. Главное – здоровье. А для этого надо побольше дышать свежим лесным воздухом, – сказал Коля и глубоко вдохнул.

Пока он вдыхал, бабушка второй раз с дуба слезла и марширует как солдат – ать-два, ать-два.

– Здравия желаю, батюшка Илья Муромец!

– Здравствуйте, – отвечает Коля, решил не спорить, – рад вас видеть. Хорошо выглядите… Как поживаете?.. Что-то давно вас не ви…

– Ах, ты ра-а-а-ад! – закричала бабушка. – Рад меня видеть, говоришь?! А помнишь, как ты меня палицей огрел и ступу отобрал?! Ну держись, теперь моя очередь! – И как даст подушкой по голове.

Хорошо ещё, что Коля был в мотоциклетном шлеме. С тех пор он всегда в лес в шлеме ходил.

В лесу стало опасно.

Детям до восемнадцати лет водить КАМАЗы запрещается.

Коля очень сильно мечтал о машине – не об игрушечной, а о настоящей.

«Машина, машина, машина!» – кричал Коля по ночам и метался в кровати, и у него поднималась температура.

Тогда родители вызвали врача.

Врач посмотрел Колин язык и сказал: «Организм ослаблен из‑за неудовлетворённого желания иметь собственную большегрузную машину или экскаватор и поэтому подвержен нервным заболеваниям. Nolens, volens».