Три повести - Виктор Семенович Близнец

Беспокоил больной палец, нарывал-нарывал без конца, что-то надоедливо выстукивало по вискам, не возвращался Мишка — все это злило Вовку. Сделав над собой усилие, он опять встал. Чирвы на мосту не было. И Мишка словно провалился сквозь землю. «Вот глухарь! Придется самому идти! — Вовка сжал в руке кнутовище. — Исполосую, чтоб знал!»

Съежившись, он побежал к реке. Шуршали брезентовые брюки. Шапка прыгала на голове и спадала на глаза. Во все стороны разлетались брызги из-под босых ног. Наконец Вовка, тяжело вздохнув, остановился над обрывом. «Ну вот, полюбуйтесь! — Вовка показал кнутовищем туда, где на куче сухого камыша неподвижно лежал Цыганчук. — Так и знал — дрыхнет!» Мишка в самом деле тихонько похрапывал, раскинув, как плети, высохшие руки. А Чирва стояла уже под мостом и лениво чесалась об рельс сваленной фермы. «Вот я вам сейчас задам!» — хлестнул Вовка кнутом. Расставив широко ноги, он, как на коньках, съехал вниз по скользкому склону. Замахнулся, хотел ударить Мишку. Но тот лежал вверх лицом, рот его был открыт, и в скорбной щелке желтели выщербленные зубы.

Вовка отступил. «Переверну его», — подумал он, схватил Мишку за ситцевый воротник. Рубашка лопнула, оголив его худую, глубоко запавшую грудь. Из-под рубашки выскользнуло что-то гибкое и чешуйчатое. Вовка удивленно фыркнул: «Гляди, какой-то шланг спрятал за пазухой и не показывает!» Уже растопырил пальцы, чтоб схватить Мишкин трофей, да так и замер. Острый кончик шланга зашевелился, посмотрел черными, как маковки, глазами.

— Ой! Ой-ой! — Этот крик, как взрыв, отбросил Вовку назад. — Гадю-ю-ка!!!

Все, что случилось потом, пронеслось в Вовкиной голове как страшный сон. С криком: «Змея!» он без оглядки бежал вдоль берега, ноги сами несли его к мосту. Из-за разрушенной фермы выскочила перепуганная Чирва, а потом дорогу преградил ему Яшка Деркач в широких солдатских галифе. Вовка не успел и подумать, почему здесь оказался бродяга из Колодезного, а только бросил ему в лицо, покрытое лишаями:

— Змея!.. Вон там, в Мишку вцепилась!..

— Сумасшедший!.. Козу испугаешь, она и так нервная, — злобно выпалил Яшка. — Какие змеи? Они сейчас дохлые, понял? В норах спят.

Но Вовка ухватил Яшку за галифе, потянул его за собой и бормотал что-то бессвязное о гадюке, которая, ей-богу, шевелится.

Длинноногий Яшка, которого собаки обходили за версту, которого боялся сам бешеный бугай Гордон (немцы его пристрелили), — Яшка Деркач без страха и колебаний подошел к спящему Мишке. Одним движением отвернул мальчугану рубаху. На белой детской груди, свернувшись клубочком, действительно лежала змея.

— Н-да, — покачал Яшка головой. — Наверное, из камыша выползла… Тепло учуяла.

Вовке показалось, что змея зашипела, напряглась… Вот сейчас кинется — и жалом в Яшкино лицо.

«Убегай!» — хотел было крикнуть Вовка, но не мог: язык одеревенел. А Яшка спокойно ухватил змею чуть пониже головы и поднял ее над собой. Длинное спиральное тело гадюки извивалось в воздухе.

— Ишь гадюка, пригрелась на груди, совсем ожила…

Правой рукой Яшка схватил змею за хвост, размахнулся и что есть силы хрястнул ее головой об камень. Змея свернулась, судорожно передернулась и сникла. Засунув руки в широченное галифе, Яшка гордо стоял над убитой змеей. Его рыжие, немного вороватые глаза как бы говорили: «Вот как надо, шкелеты! Поняли?..»

— Чего? — зашуршал камышом Цыганчук, поднимая с земли тяжелое, закоченевшее, усталое тело. Раскрыв рот, он посмотрел на Вовку, на Яшку Деркача…

— Было бы тебе не чего, а того… если бы не Яшка, — осклабился Деркач, тыча пальцем в гордо выпяченную грудь. — Понял?

Мишка в ответ скривил синеватые губы, сделал вымученную улыбку и снова упал на кучу холодного камыша.

Он так и не видел змеи.

2

Одолев змея-стоглава, пошел Яшка в широкую степь за новыми приключениями. А степь лежала перед ним, исполосованная недавними боями, — вся в ранах и шрамах. Куда ни посмотришь — всюду бугорки: черные, рыжие, красноватые, в зависимости от того, в какой земле рыли окопы. В глубоких воронках собиралась талая вода, и казалось, степь, когда-то ровная и гладкая, стала угрюмо-бельмастой. Хмуро поблескивали на солнце ее остекленевшие глазницы-воронки. Среди сухой травы, уткнувшись стволами в землю, неуклюже стояли развороченные танки. Тут и там валялись разбитые кузова машин, раздавленные лафеты пушек, простреленные каски.

За каждым холмиком и бугорком среди полыни валялись ржавые гильзы. Правда, в любом окопе можно было найти и нестреляные патроны — в обоймах, а то и в пулеметных лентах. Яшку сейчас не интересовали патроны — дома их полная корзина. Да и оружия припас он целый арсенал. Был у Яшки и автомат «ППШ» с круглым магазином-диском. Был и немецкий ручной пулемет. Была даже мадьярская винтовка, не считая всяких гранат: противотанковой с длинной деревянной ручкой, синего цвета лимонки с ободком посередине, ребристой «Ф-1» и других.

Когда Яшку спрашивали, зачем ему столько оружия, он злобно отвечал:

— Далеко ли фрицы ушли? Вон за Ново-Украинской — рукой подать — окопались, гады, и огрызаются. Поняли?..

И каждый понимал: если фашисты, не дай бог, снова пойдут в наступление, Яшка будет защищать свою землянку, умрет в ней, но не отступит.

Теперь Яшка с единственной целью обшаривал степь — хотел раздобыть бинокль. Черный, с мягким ремешком, он здорово подошел бы к его солдатскому галифе и пилотке. Вот так: блестящий ремешок через плечо, руки в карманах, пилотка набекрень. Поняли? Гвардии рядовой Яшка Деркач — и крышка!

Солдатским размеренным шагом идет Яшка степью. И мурлычет себе под нос:

Откроет люк «пантеры», заглянет внутрь — черно, как в дымоходе, пахнет горелым сукном и кожей. И дальше идет. Брезгливо толкнет ящик — рассыплются по земле сверкающие, как рыбы, снаряды. Найдет в шелковом мешочке порох — подожжет, согреет руки. А если увидит Яшка фанерный щиток на свежем кургане, стащит с головы пилотку. И долго будет стоять одинокий паренек на месте кровавых боев, где еще недавно свистели пули, рвались снаряды, и от этих воспоминаний у Яшки потемнеет в глазах. Невольно вспомнится ему, как мать, тяжело грохнувшись на колени, припала к холодной груди Максима и зарыдала. Это случилось недалеко отсюда. Старшего брата Максима нашли уже мертвым. И лучше бы погиб он в открытом бою, а то свой же односельчанин исподтишка прикончил.

От солдатской могилы уходит Яшка с горячим комком в груди, с неровным стуком сердца. А за ним, как тень, неотступно идет недавнее прошлое. Оно снова загрохочет снарядами, высекая искры на ингульском льду. Завоют самолеты, судорожно застрочат пулеметы, обрушится