Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 2)

Солнце уже бродило где-то за деревьями, когда ребята, пройдя редкое полесье, вступили в темную чащу. Потянуло сыростью, под ногами стелился мох, косматые ели преграждали путь. Генка грудью продирался вперед, на ходу обламывая сухие, колючие ветки и мягко отводя рукой зеленые. Севе расчищали путь Одинцов и Саша. Где-то близко зажурчала вода. Генка остановился, прислушался и повернул влево.

— Подожди!.. Выкладывайте дорожные знаки — здесь поворот! — сказал Васек.

Севу усадили на пень. Он жадно дышал свежим хвойным запахом леса. Ребята долго и озабоченно выкладывали знаки.

Сева подозвал Русакова:

— Здесь должны быть грибы… Ты посмотри, Петя!

Русаков радостно закивал головой и шмыгнул в кусты.

Генка привел ребят к тихому ручью. Ручей монотонно булькал на дне оврага. По склону поднимались молодые сосенки. Над сосенками зеленой крышей переплелись ветви смешанного леса. Сквозь них желтыми бликами пробивалось солнце. Генка показал на вывороченное дерево. Глубокая сухая яма виднелась из-под узловатых корней, обросших коричневым мохом.

— Здесь!

Бобик бросился к ручью. Ребята огляделись:

— Знатное местечко!

— Спасибо, Генка!

Сбежали вниз. Жадно пили воду. Напоили Севу, разгребли под корнями яму. Саша постелил свое пальтишко. Сева с благодарностью смотрел, как хлопочут товарищи, но говорить ему было трудно. Он лег и закрыл глаза.

Ребята сели около ручья. Голод тянул их к воде.

— У нас ничего нет… никакой еды, — с усилием сказал Васек и посмотрел на товарищей.

— Это пустяки. Можно потерпеть.

— Человек может четырнадцать дней жить без еды.

— Ну, четырнадцать дней не проживешь.

— В лесу не умирают от голода! — строго сказал Трубачев.

— Здесь есть грибы! — буркнул Мазин.

— А у меня есть спички! — с торжеством сказал Петька.

— Где? Где? — Ребята оживились, полезли смотреть на измятую спичечную коробку.

— Я ее на мельнице нашел. Пошарил на окне, смотрю — спички!

— Я тоже кое-что нашел! — Мазин вынул из кармана заплесневелую горбушку.

— Хлеб! Хлеб!

Глаза у ребят жадно заблестели. Бобик облизнулся, завилял хвостом. Васек потрогал горбушку.

— Не клади на траву, а то муравьи растащат, — отворачиваясь, сказал он.

— На, спрячь. Мы сейчас грибов найдем и сделаем похлебку, — сказал Мазин. Он тряхнул своим тощим вещевым мешком. Оттуда со звоном упало зеленое ведерко. — Это я на пасеке взял, — нехотя пояснил Мазин.

Генка вытащил из кармана грязную тряпочку, развязал зубами узелок и положил рядом с горбушкой комок слипшейся соли.

— Все! Все! — кричали ребята. — Все у нас теперь есть!

Саша побежал к Севе:

— Малютин! Севка! Мы похлебку будем варить, мы тебя прямо до отвала накормим! Мы сейчас все за грибами пойдем… Пошли, ребята!

— Генка, где тут грибы? Лисички или маслята?

— Я найду, — вместо ответа сказал Генка.

Ребята побежали за ним.

— Не уходите далеко, — предупредил Васек.

Он сел на берегу ручья и опустил голову. В глазах было зелено, колени дрожали. Одинцов вернулся, присел рядом с ним.

— Вот поедим, Трубачев… ладно? А потом посоветуемся, ладно? — робко сказал он.

Васек кивнул головой.

— Все б тебе, Петька, есть да есть! Об одной еде ты только и думаешь, — ковыряя палкой землю, ворчал Мазин. — Уж ты мне и про сырую рыбу в землянке припомнил и про Макитрючкины вареники… Трепло ты, Петька!

— Да я же только так вспомнил… как мы ели когда-то… вообще…

— "Вообще, вообще"! Никто не жалуется, один ты скулишь! И тошнит тебя, и под ребрами болит…

— Я этого не говорил даже! — вытаращил глаза Петька.

Мазин сплюнул голодную слюну:

— Не говорил, а все понятно… все на твоей физиономии написано!

Петька молча смотрел на Мазина. Пухлые щеки товарища опали, под глазами легли глубокие тени. У Петьки задрожали губы, он нащупал заветный кусочек завалявшегося в кармане сахару. Когда голод особенно мучил Петьку, он осторожно лизал языком этот сахар и, завернув в бумажку, прятал от самого себя. Теперь он вынул его и протянул Мазину:

— На, Мазин. Это правда — я просто нетерпеливый… Возьми, возьми! Я уже много съел… я еще вчера ел…

Мазин хмуро посмотрел на Петькину ладонь.

— Почему не отдал Трубачеву? Сейчас все общее, — сказал он, пряча в карман сахар. Потом увидел мокрые глаза Петьки и виновато сознался: — Я сам нетерпеливый… Сорвался на тебя зря…

Ребята принесли полные шапки грибов и весело принялись за стряпню. Чистили грибы. Перочинные ножи нашлись у всех. Костер зажгли одной спичкой. Над ручьем потянулся дымок. Все сидели вокруг огонька. Бобик, положив на лапы голову, спал. Скоро в зеленом ведерке забулькала похлебка. Никто не говорил о страшных событиях, которые загнали их в лес. Но едва наступила тишина, как в памяти каждого вставала пасека, мертвые лица Матвеича и дедушки Николая Григорьевича, пустая, брошенная мельница… А в глазах у Васька возникало детское удивленное лицо Ничипора и бился захлестнутый петлей дед Михайло… Васек вскакивал, с испугом глядел на Генку. Но Генка как будто омертвел. В темных глазах его, как в темной воде, отражалась зелень леса, матово переливались блестки от огня. Похлебку ели жадно, черпая из ведра самодельными ложками и обжигая рты.

— Сроду ничего вкуснее я не ел! — говорил Саша.

— Еще бы! — подтверждали ребята.

Горбушку хлеба пилили перочинным ножом. Разделили поровну. Сахар, с общего согласия, решили отдать Севе.

— Да зачем, ребята! Я уже лучше себя чувствую, — сконфуженно отказывался Сева. Он съел размоченный в похлебке хлеб и несколько вареных грибов.

— Вкусно тебе? — спрашивали ребята.

— Вкусно, — улыбался Сева.

— Заешь сахаром.

— Я завтра лучше…

Бобик долго гремел ведром, доедая остатки. Похлебка подействовала на всех, как волшебное питье. Щеки зарумянились, глаза заблестели, клонило ко сну. Не хотелось думать, что будет дальше; хотелось, разбросав усталые руки и ноги, спать, спать, спать… Даже Генка, свернувшись калачиком на земле, закрывал глаза.

— Спите! — махнул рукой Васек.

— А кто будет ночью дежурить? — спросил Одинцов.

Васек вспомнил, что в тревожную ночь, когда они были в походе, Митя дежурил сам.

— Я буду, — сказал он.

— Один?

— Если надо будет, разбужу кого-нибудь.

— Тогда ложись сейчас, а мы с Сашей посидим, — предложил Одинцов.

Васек не стал отказываться, натянул на уши курточку и лег около Севы. Мохнатые корни дерева скрыли его под своим навесом, покачали коричневой бородой, пощекотали ему шею. Васек вздохнул и закрыл глаза.

Снова кричат ночные птицы. Снова с нудным гудением пролетают куда-то вражеские самолеты. И так же полон таинственных шорохов лес, но теперь нет рядом Мити. Васек сидит на поваленном дереве. Ухо его привыкло к гудению самолетов, ночные шорохи не пугают своей таинственностью. Не лес страшен Ваську Трубачеву, командиру пионерского отряда. Страшны люди в железных касках, с черепами на рукавах, страшна неизвестность и еще страшнее ответственность, которая легла на его мальчишеские плечи. Что делать? Куда идти? Жив ли Митя и найдет ли он своих ребят? Где партизаны? Как искать их в этом большом, незнакомом лесу?

Васек вспоминает жалкую кучку своих товарищей, испуганных, голодных, в грязных куртках…

На глаза его навертываются слезы. Он встает и присаживается ближе к яме, где спят вповалку ребята. Теплое дыхание их успокаивает его. Трудно дышит Сева, но он тоже спит, повернув к Саше бледное лицо. Не спит только Генка, его глаза широко открыты. Васек боится заглянуть в Генкины глаза, боится окликнуть товарища. Он со вздохом отворачивается.

Что делать? Как поступил бы на его месте взрослый командир? Куда он повел бы свой отряд? Какие-то смутные воспоминания проносятся в голове… обрывки рассказов о твердых, бесстрашных коммунистах, страницы прочитанных книг.

Возникает лицо Сергея Николаевича. Васек видит учителя в классе, на сборе, мысленно представляет себе учителя и на фронте. Вот он стоит среди бойцов, такой спокойный, подтянутый, в военной форме. Васек видит и бойцов, окружающих учителя, — они такие же спокойные и подтянутые, как их командир. Они пойдут за ним в бой, может быть, на смерть, они не растеряются перед любой опасностью.

Васек машинально стирает с рукава прилипший комок глины. Почему он не заставил ребят вычистить курточки и привести себя в порядок? На что он похож сам! Ведь он командир! Разве было бы так при Мите или Сергее Николаевиче? Васек потихоньку спускается к ручью, растягивает на траве одежду, трет холодной водой щеки, приглаживает непокорный чуб. Потом застегивается на все пуговицы, медленно поднимается назад и осторожно вытаскивает из-под головы Одинцова вещевой мешок. В нем хранится пионерское знамя. Когда-то вместе с Митей, собираясь уходить из села, они аккуратно завернули его в платок и спрятали на самое дно вещевого мешка. Васек присаживается на корточки и осторожно вынимает сокровище отряда. Свет луны падает на шелковое знамя, блестит и переливается в мягких складках.