Воспоминания собаки Мускуби(Рассказ) - Приват Гонзаго

Бижу, несмотря на свою рану, выглядел довольно бодро, он только немного хромал. Бедная лошадь, испугавшаяся воя волков, гнавшихся за ней, мчалась по скользкому от дождя грунту, поскользнулась и растянулась всеми четырьмя ногами. От этого падения на полном ходу и произошло все несчастье.

Полчаса спустя мы все собрались здравы и невредимы под крышей шалаша — веселые и бодрые.

Сильный порыв северо-восточного ветра разогнал тучи, снова показалось солнце, осветившее горы, холмы и равнину своим ослепительным блеском.

Тисте развел огонь, чтобы высушить одежды, а также и нас промокших, но не особенно пострадавших от волчьих зубов!

— Мы никогда не расстанемся с тобой, моя храбрая Мускуби! — воскликнул Роже, обмывая теплой водой все еще текшую кровь вдоль моей морды, хотя рана и не была велика. Никогда не расставаться! Увы! Можем ли мы сказать никогда?..

— Теперь моя очередь, — сказал Тисте, выходя из шалаша, — мы только выполнили половину того, что должны были сделать. Если я говорю «мы», то это привычка так говорить, так как Мускуби не дала нам даже времени подойти. Нам нужны теперь шкуры этих пройдох! Это уже мое дело, — добавил он с значительным видом, показывая свой нож. — Солнце пригревает, — и их товарищи не помешают мне.

Тисте направился через долину, Рублотта и я последовали за ним.

Когда пастух вернулся, нагруженный окровавленными шкурами и висящими волчьими головами, он не мог не улыбнуться, увидя Роже с ружьем в руке, стерегущего стадо и следящего за собаками.

Пребывание становилось опасным.

Наступало время гроз. Волки, гонимые голодом, спускались с вершин; надо было уходить.

На следующий день после нападения волков на Роже Тисте спрятал свое ружье в его обычное место, запер свой шалаш, заиграл на свирели, собирая свое стадо, которое значительно увеличилось благодаря рождению ягнят.

С котомкой на боку, с посохом в руке, миской на спине, он дал сигнал к выступлению.

Роже и я остались позади колонны, Бижу — между нами. Он был нагружен шкурами своих врагов, едкий запах которых неприятно щекотал его ноздри.

Во главе шел Тисте.

В таком порядке мы проходили селения и пришли домой настоящими победителями.

Баладзин! Баладзин!

Бум! Бум!.. Входите граждане, гражданки! Вы здесь увидите то, что никогда еще не видали…

— Но где же мы?

В Марселе в самое лучшее время ярмарки в день праздника Конституции.

Эта большая дорога называется Аллеей Капуцинов, тут-то и ярмарка.

— Баладзин! Бум!.. Бум!.. Со всех мест одинаково хорошо видно, гражданки, граждане!

Первые места — франк, вторые — 50 сантимов, третьи — 25 сантимов. Входите! Берите билеты… представление сейчас начнется… Идите, идите в большой цирк Мюссидора.

— А Мускуби? — спрашиваете вы.

— Мускуби? Посмотрите вокруг того, который зазывает публику; вот он, меланхолично сидящий на плоском седле этого маленького пони…

— Этот большой кавалерист с мордой обезьяны? Не думаю, чтобы это была Мускуби.

— Нет, но возле него вы видите несколько комичных личностей, одинаково сидящих верхом на пони: судью, танцовщицу, начальника негров, матроса, фермершу…

Затем среди всей этой банды вы видите несчастного кавалерийского командира; он в мундире с золотыми нашивками, с саблей на бону и ремешком под подбородком, который, придерживая его шлем, еще более удлиняет его грустное лицо!

А кларнет, тромбон и большой барабан тем временем издавали на эстраде всевозможные звуки, напоминавшие настоящий кошачий концерт.

Итак, этот командир и был…

Но лучше послушайте, что будет говорить дальше этот зазыватель…

— Входите, гражданки, граждане! Приходите смотреть представление, в котором принимают участие только собаки верхом на лошадях, — все верхом, пьесу, гражданки и граждане, которую мы показывали во всех пяти странах света!

Представление начнется с упражнения на трапеции гражданки Стефано, — прелестная мартышка, которая возле оркестра матерински ласкает Кюнигонду, свою дочку! И тотчас после этого будет представлен знаменитый, единственный, изумительный, неотразимый кавалерийский командир, Тертемпион, в разных новейших его творениях.

После большой военной пьесы, вы увидите Сириуса, несравненного Сириуса — лошадь командира; единственную арабскую лошадь, ведущую свою родословную по прямой линии от предков, дрессированную на свободе прелестной Миррой Мюссидор затем танцы на проволоке, исполняемые ее девятилетней сестрой, Имогеной; затем в роли мальчика змеи, ее пятилетний брат Педро.

Наконец, граждане и гражданки, мы закончим это умопомрачительное представление, — это единственное в мире:

Атакой пехоты!

Салютом знамени!

Взятием Редута!

Все это будет исполнено командиром Тартемпионом, который в последних из этих военных упражнений геройски погибнет со славой…

Входите, входите!.. сейчас начнется!.. Берите!.. берите билеты!.. Музыка вперед!..

— Итак, да, командир Тертемпион… — Это я, Мускуби!..

Вот уже много месяцев назад, как я из пастушечьей собаки сделалась кавалерийским предводителем армии цирка Мюссидора.

Да, почти год, что я сбежала из дома. Сбежала? Да, действительно, сбежала.

Но не торопитесь обвинять меня в неблагодарности. Не думайте, что тщеславие, жажда приключений оторвали меня от простой, но полезной жизни. Нет!

Хутор наш перешел к другим хозяевам, как-раз в то время, когда Кабассоль сделал в нем капитальный ремонт дома, для чего ему пришлось занять деньги. Таким образом, он вошел в долги. Он надеялся их уплатить, когда получит деньги от одного из своих друзей, который был ему должен, но этот друг его умер, не успев с ним расплатиться. Хутор за долги предназначен был к продаже. Как-то раз пришли неизвестные люди (я этого никогда не забуду!) на наш милый хутор и продали все: дом, землю, урожай, мебель, лошадей, коров, мулов, овец… все, — кончая собаками.

Ни отец, ни сын не присутствовали при продаже их имущества, — им слишком было тяжело терять все, что было полно семейных воспоминаний, — они уехали без меня…

Я в то время была у Тисте, который упросил, чтобы меня оставили у него. Несколько недель спустя после их отъезда произошла катастрофа!

И нам — всему стаду и собакам — пришлось вернуться с гор, чтобы быть проданными с молотка.

На другой день после нашего прихода началась продажа.

Дом был уже пуст.

Увидя его таким, мне хотелось самой уйти. — Все, что я любила, все уносили!..

Бижу? — Один сосед сел на него верхом…

Мои горные товарищи по одиночке уводились на веревке за ограду, я следила за ними вслед дороги, шедшей в гору, каждая шла уже с новым своим хозяином, все они оборачивались, чтобы еще раз взглянуть на дом, где они, как и я, родились.

Тисте был небогат… ведь, он был только пастухом… и подумайте!.. он все-таки купил Рублотту.

Пришла моя очередь.

Я хотела убежать, но меня посадили на цепь.

Я увидела Адмира — он был единственный, который остался в доме.

Ему и было поручено его стеречь.

Он важничал, нарядился как на праздник, в руке его была тросточка с золотым набалдашником. — подарок Роже.

— 20 франков… охотничья собака — хороший сторож для овец, кличка Мускуби, — кричал какой-то человек, стоявший на возвышении с молотком в руке.

— 25, — сказал Тисте.

— 30, — быстро возразил Адмир.

— 35… 40… 50…

Адмир и пастух, одни, вдвоем торговались из-за меня.

Их окружили. Ни тот, ни другой не хотели уступать.

Адмир дал 90 франков. В толпе начали шептаться. Меня стали трогать, рассматривать мою челюсть. Тисте посмотрел в свой кошелек.

— 100 франков!

— 120!.. — поспешил надбавить Адмир.

Обескураженный Тисте положил свой полотняный кошелек в котомку, наклонился ко мне, и когда он целовал меня между глаз, я увидала крупную слезу, катившуюся по его морщинистой щеке.