Воспоминания собаки Мускуби(Рассказ) - Приват Гонзаго

Тисте позднее ложился и раньше вставал. В тиши ночи часто раздавался продолжительный лай собак и неясный отдаленный вой.

Овцы переставали тогда блеять, ягнята прижимались к матерям, козлы как более храбрые ударяли о землю ногами и рогами, как-будто укрепляя их, готовясь к бою.

Они отлично понимали, что надо было держаться спокойно.

Мои товарищи в эти грустные часы становились беспокойными. Они подходили к скалам с большею предосторожностью, шерсть у них щетинилась, они вытягивали шею и старались держать нос по ветру.

Когда впервые ветер донес до нас эти характерные завывания, пастух достал из длинного плоского ящика, служившего ему изголовьем, ошейники с колючими гвоздями, которые он надел на нас вокруг шеи. Это были настоящие панцыри — эти ошейники; они закрывали нам все горло. Мои товарищи казались более спокойными под этой броней.

Мы сделались более бдительными вокруг стада. Днем нам нечего было бояться. Днем эти зловредные звери не отваживались приблизиться.

Вечером же вой возобновлялся, и мы до рассвета слышали эту музыку.

При наступлении сумерек Тисте зажигал костер из кустарников и сухих веток, который он поддерживал до утра, — необходимое условие, чтобы держать зверя на почтительном расстоянии.

Накануне одного из воскресных дней рабочий фермы, который приносил нам всегда продукты на неделю, заявил нам, что он видел два ярко блестящих глаза, сверкавших в чаще леса средь бела дня: это не предвещало ничего доброго.

Пастух на это покачал головой.

— Ты скажешь Роже, что если он собирался завтра приехать, то чтобы это было не слишком рано и не слишком поздно. Не забудь этого! Не пройдет и восьми дней, как волки появятся на улицах селений, если такая погода будет еще продолжаться, — прибавил он, как бы говоря самому себе.

Я ждала с нетерпением следующего утра, уверенная, что мой хозяин не пропустит такого чудного случая. Я также страстно стремилась пойти на волков; их завывания приводили меня в ярость.

Накануне дня, когда приходил рабочий, Рублотта и я одновременно видели двух из них, завывавших издали. Несмотря на зов нашего пастуха, мы кинулись за ними, но не могли их догнать. Наш большой рост, очевидно, их испугал, и они не выказали желания побороться с нами.

Волки бежали; не были ли они просто пугалом для овец?

Воскресенье наступило. Колокола так и гудели со всех селений, которые с высоты нашего плоскогорья казались просто камешками, разбросанными по равнине.

Вот, — подумала я, — на этот раз мы уже доставим себе удовольствие задушить одного или двух из этих завывателей.

И я зорко следила за тропинкой, по которой должен был приехать Роже.

В это воскресенье около 8 часов утра небо покрылось густыми тучами, солнце скрылось и мы вскоре оказались свидетелями жуткой картины — двойного урагана. Один был над нашими головами, другой — под нами.

Со всех сторон ручьи стремились по откосам гор, вливаясь в ущелье скал, чтобы соединиться в бурные потоки в глубоких тропинках.

Тропинка, которая вела на наше пастбище и по которой должен был приехать Роже, в один миг превратилась в ревущий водопад, брызги которого с страшным шумом разлетались во все стороны.

Молния сверкала со всех сторон, бросая мимолетные отблески по всей долине.

Тисте собрал испуганных овец около своего шалаша, в который он впустил ягнят, самых слабых.

Утро превратилось в глубокую ночь, настолько тучи сделались густо-свинцовыми.

Ко всему этому присоединилось еще зазывание волков.

Пастух пошел взять ружье и выстрелил.

Промокший от дождя, он сам стал на-страже возле овец, которые только что жалобно блеяли, но услышав волков, сразу притихли. Вдруг мне показалось, что я слышу какой-то зов, длинный, пронзительный вопль… Я стала прислушиваться… Еще крик более пронзительный, крик отчаяния, как-будто ближе раздался в том же направлении.

Я слушала с замиранием сердца, и вся тряслась… Что это был за крик?.. Кажется… ну да… топот… бешеный топот лошади… Бижу… Да, это был Бижу… Ни одна лошадь, кроме Бижу, не переступала гору с тех пор, как мы были тут. Значит Роже был там… Роже, застигнутый грозой! Роже, который поднимался по более отлогому скату с противоположной стороны горы! Роже — преследуемый волками!..

Я бросилась и, несмотря на встречный ветер, на дождь, который слепил мне глаза, я в несколько прыжков очутилась на противоположной стороне долины. Тогда я услыхала третий крик — последний, отчаянный, затем выстрел внизу в глубине равнины.

Это был, без сомнения, голос моего хозяина; выстрел его ружья! Я торопилась, я летела и очутилась около него… сверкнувшая молния помогла мне его увидеть и в темноте найти его!

Стоя около лошади, лежащей на земле, Роже всячески старался ее освободить от волка, который впился в ее шею, тогда как несчастная лошадь, изнемогая от боли, билась под укусами волка.

Второй волк, в некотором отдалении, выжидал только удобный момент, чтобы ринуться на Роже.

С яростью бросилась я на спину волка, душившего Бижу, — я его кусала, тормошила и трясла за шиворот. Наконец, он выпустил шею лошади, которая с отчаянным усилием встала. Ноги у нее тряслись.

Волк обернулся ко мне, глаза его метали искры, он кинулся и схватил меня за шею, раздирая свою пасть об острия моего ошейника.

Я воспользовалась этим и, быстро повернув голову, схватила его за горло, глубоко вонзив свои клыки в его шею, тогда как он, лежа на спине, извивался от боли.

— Браво… браво… Муска! Держи его, моя хорошая собака! — кричал мой молодой хозяин.

^{— Браво… Браво… Муска! Держи его, моя хорошая собака!}

Роже сделал шаг, направляясь ко мне, повернувшись спиной к своему другому врагу, который только и ждал этого. Волк вскочил и с раскрытою пастью бросился на него. Нападение было столь неожиданно и удар так силен, что бедный Роже упал, выронив свое ружье.

Мой противник, с перегрызенным горлом, лежал недвижным под моими когтями; я его оставила и бросилась на другого волка, который в эту минуту схватил Роже за руку, которую тот инстинктивно поднес к лицу! Волк не ожидал моего нападения и был вынужден освободить руку, которая была в его пасти.

Он бросился на меня с неописуемой яростью. На его несчастье, добродушная Мускуби была сегодня в боевом настроении. Я приняла его вызов, не дрогнув; и так как на войне дозволены все хитрости, я симулировала свою неловкость и, как бы нечаянно, подставила ему свою шею — мой хорошенький ошейник, который не был виден за густой моей шерстью.

Глупец попал в западню, двойной ряд его клыков попал на острия, и я проделала с ним тот же маневр, как и с первым.

Волк упал на землю, испустив дух!

— Паф!.. но кто же так метко выстрелил в эту минуту?

Это был Тисте, прибежавший к нам на помощь, когда почти все уже было кончено.

Бедные люди!.. Как они медленно передвигаются… им нужны и ружья, и лошади, и железные дороги!

— Паф!.. еще выстрел.

Обоим волкам не суждено уже было подняться; у каждого из них в ухе было по пуле.

Мы бы и так с Рублоттой вместе отлично прикончили обоих волков! Морда Рублотты, вся в крови, свидетельствовала, что она прибежала раньше Тисте; это она прикончила первого волка, которого я, могу сказать, изрядно потрепала.

Благодаря быстро поданной пастухом Тисте первой помощи моему хозяину, потерявшему сознание во время битвы, Роже скоро пришел в себя. Он был очень сконфужен своей слабостью.

— Какой стыд, Тисте! — сказал он, — я упал в обморок, как молодая девица.

— Хорошо, хорошо, — ответил ему пастух, — у вас была только рука, Роже, вместо ошейника. Этот черт Мускуби, мне кажется, явилась как раз вовремя… Вот молодец!

Роже меня долго целовал. Ах, я никогда не забуду выражения его глаз!