Воспоминания собаки Мускуби(Рассказ) - Приват Гонзаго

— Прощай, Муск, мы никогда больше не увидимся!

И пастух удалился.

Моим хозяином сделался Адмир.

Он схватил мою цепь, и чтобы показать мне, какая жизнь меня ожидает, — я шла за ним не спеша, — он меня изо-всей силы ударил в бок и, толкнув в пустую конюшню, крепко меня там привязал.

Уходя, он еще запер дверь, — на всякий случай.

Наконец, вот я одна! — подумала я, — и я смогу теперь бежать. Мне это не удалось, когда целая толпа народа меня окружала.

Я растянулась на земле, вытянула шею, прижала к ней остатки моих ушей, — я вспомнила, как поступил Тисте, чтобы освободить мою голову, когда я застряла в барьере железной дороги, затем я лапами ухватилась за край ошейника и стала его потихоньку стаскивать, отодвинув голову совсем назад…

Ох, это не было уже так трудно!

— Уф!.. — вот я и свободна, или почти свободна.

Мне оставалось только выйти из конюшни. Я мигом вскочила на край одного из круглых слуховых окон, в другое мгновение я коснулась толщи стены, и… вот я на дворе.

Я пустилась бежать со всех ног к забору.

За мной послышались смех, ругательства, крики; меня звали, толпа смеялась.

— Хе, Адмир, — раздался чей-то голос, — посмотри как твои 120 франков спасаются!

Насмешки усиливались. Адмира не любили в округе. Я не могла отказать себе в удовольствии посмотреть, хоть немного, на озадаченное лицо моего старого врага.

Мною одолело желание отомстить… я остановилась на ласковый зов… — Моя маленькая Муска!.. Мускета!.. Моя Мускуби!..

Я притворилась, что хочу вернуться, подпустила его к себе на два шага. За его спиной вертелся конец его палки с золотым набалдашником.

В тот момент, когда он протягивал руку, чтобы схватить меня, я отодвигалась на несколько шагов. И это повторилось раз двадцать.

Там, на дороге, ничем я не рисковала. Эта игра меня веселила. И не только меня…

Двор фермы опустел, — все пришли смотреть на это зрелище…

— Он ее поймает… — Он ее не поймает!..

Шутки, насмешки меня подзадоривали. Адмира они раздражали. Его гадкое лицо было бледно, глаза сверкали, зубы стучали. Он не мог сдержаться; он бросил свою палку, которая полетела как стрела; очевидно, он метил в меня, в мои лапы.

Но она, ударившись о землю, отскочила, и я, на лету, схватила ее зубами.

Я оказалась более ловкой, чем Адмир.

И с этой драгоценной ношей я пустилась бежать со всех ног.

Ах какой смех, какой смех раздался!..

— Трость!.. Она убегает с тростью!..

^{— Трость!.. Она убегает с тростью!..}

Они смеялись до упада, они, наверно, смеялись весь день и весь вечер.

В тот же день, немного до заката солнца, я прибежала в красивый городок, который, как я потом узнала, назывался Монпелье.

Праздничная ярмарка, на красивой площади около цитадели[2], только что закрылась.

Приступали к разборке театров.

Перед одной из цирковых палаток, которая была больше других, спали собаки.

Их было полдюжины, все они были разного роста и разношерстные. Я подошла к ним и улеглась около дерева. Первая, которая проснулась, подошла ко мне; мы скоро познакомились. Я ей рассказала все мои приключения; когда же проснулись другие, я и им повторила свой рассказ.

Ночь еще не наступила, а я уже решила, что разделю с ними хорошую или плохую их участь. Но Мюссидор, их хозяин, а главное директор цирка, согласятся ли они взять меня? Я почему-то в этом не сомневалась.

Мюссидору понравился цвет моей шерсти, а мой хвост в виде султана, огненного цвета, решил мою судьбу.

На другое утро он подошел ко мне с большим котлом, наполненным вкусным супом, и предложил мне разделить его вместе с лучшими силами его труппы.

Несколько часов спустя, я уже сидела в одном из трех огромных фургонов, которые направлялись в новые страны, И тотчас меня начали обучать новому ремеслу.

Не прошло и пятнадцати дней, как я уже могла держаться на галопирующей лошади, несмотря на мой большой рост; в конце второго месяца никто из труппы не мог так легко вскакивать на спину моего Сириуса, когда тот проскакивал мимо. В следующую весну, — о, мои дорогие горы, как я скучала по вас! — я уже в глазах публики приобрела славу замечательного балагура и веселого клоуна.

Я действительно, с большим комизмом, подражала всем трюкам Мирры, старшей дочери Мюссидора, и ее младшего брата Педро, — мальчика-змеи, получившего такое прозвище вследствие того, что он умел ерзать по земле. Он это делал не оттого, что его к этому приучили, а просто из удовольствия.

Мюссидор, обучая меня, никогда меня не бил, а угощал меня лакомствами, позволяя спать на коврике у его кровати. Он ни одного шага не делал без меня.

Я его очень любила, так же, как и всех моих товарищей — добрых спутников, кроме, быть может, Стефано, — мартышки с претензиями, которая вместо того, чтобы с нами играть, брала газету, делая вид, что читает, держа ее вверх ногами, и постоянно лгала.

Обо мне писали в газетах; мое имя крупными буквами выделялось на верху афиши.

Когда, с музыкой во главе, мы объезжали города в большом белом, украшенном флагами, фургоне, которым управлял Мюссидор, громко выкрикивая цирковые новости, я сразу узнавала афиши нашего цирка, среди всех других, наклеенных вперемежку на стенах домов и заборов.

Я знала, что первая строка с крупными буквами обозначала мое новое прозвище Командир Тартемпион. — Таким образом, стоило мне только взглянуть на эти крупные буквы, чтобы вспомнить себя, И я себе говорила: — Может быть, это и называется читать.

Рассматривая афиши цирка, я была изумлена, как маленькие дети, проходя мимо, сразу одним взглядом отыскивали среди множества афиш те, на которых красовалось имя Тертемпион. — Какое чудо!..

Я просила мадам Стефано, ту самую, которая имела претензию читать, показать мне мое имя. Она пальцем указала на одно место внизу афиши.

Этого мне было достаточно! Я знала больше ее, — этой милой дамы.

Часто, после полудня, лежа на подмостках перед входной дверью цирка, я разглядывала огромный плакат, наклеенный около кассы, где жена Мюссидора получала входную плату.

Мне было досадно, и я не могла успокоиться: мальчуганы умели читать, а я нет.

Между тем, я знала, что на конце этой линии, — я отлично это видела, — слово Тартемпион было написано. Закрывая глаза, я вспоминала форму утолщенных букв, почти в конце имелся кружок; я так хорошо помнила эти прямые и наклонные палочки, что среди всех других всегда узнавала те, которые составляли «Тартемпион». И мне казалось, что я уже много знаю. Я с таким упорством хотела непременно выучить все эти буквы. Они стали мне казаться менее непонятными после того, как я, благодаря моим наблюдениям и терпению, отгадала слово Тартемпион.

Выучиться читать… Но как это сделать?

Я заметила прежде всего, что одни и те же знаки часто повторяются.

Так как я знала только язык животных, то я могла только мысленно прочесть «Командир Тартемпион».

Один и тот же приблизительно звук получался от «тар» и «тем» я стала чувствовать также очень ясно кружок «о» в «ко» и в «он».

Это был первый успех. Я решилась пока остановиться на этом. Кружок произносился так, как крик ломовых, когда они хотели остановить своих лошадей. Я уснула в этот день немного менее обескураженной. Весь следующий день я все искала «о» на афишах.

Мюссидор, рекламируя свои объявления, имел привычку концом своего хлыста указывать имена артистов, обозначенных на афишах. Когда он говорил обо мне, он дотрагивался до первой строки. Вот почему я и узнала, на каком месте стоит мое имя. Мюссидор таким же образом проводил по всему плакату до самого низу, где стояло: