Ульф Старк - Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?

— Спасибо, Сикстен. Замечательный был фильм. Самый лучший из всех, что я видел.

— А конец какой?

— Конец?

— Ну да, конец тебе понравился?

— Конечно. Отличный конец.

Сикстен понимает, что папа хитрит.

Так же, как и он сам. Они оба притворяются, что счастливы.

Сикстен зарывается лицом в подушку.

— Ну, я сплю, — заявляет он.

У него нет больше сил притворяться.

Теперь ему ясно — выхода нет.

— Спокойной ночи, — шепчет папа. — В пятницу приезжает мама.

Сикстен не отвечает. Когда папа выходит, он что есть силы швыряет плюшевую обезьянку о стену.

— Но мы только разок попробовали, — говорит Йонте.

Сегодня он сам предложил пойти на пляж. Хочет развеселить друга.

Он снова достает пакет с объявлениями.

— Посмотри, сколько еще осталось!

Но Сикстен не желает смотреть. Он лежит на животе в траве и слушает плеск и радостные крики купающихся.

— Да мы можем любую выбрать! — не унимается Йонте. — Хоть ту вегетарианку.

Сикстен приподнимается на локте.

— Папе не нужна любая. Ему вообще никакие женщины не нужны. Понимаешь? Умник ты этакий!

— Я только помочь хотел, — обижается Йонте.

— Не нужна мне твоя помощь, — огрызается Сикстен. — Мы и так прекрасно обходимся. Так что вали лучше отсюда.

Йонте встает, отряхивает брюки и смотрит на друга.

— Чего ждешь? — злится Сикстен. — Отправляйся домой писать свои дурацкие стишки.

И Йонте уходит. Не оборачивается. Он не переносит, когда ругают его стихи.

— А я-то думал, мы в следующий четверг пойдем в летний кинотеатр в Хаммарбю, — бормочет он.

Сикстен остается лежать один. Пластиковый пакет с объявлениями валяется рядом. Йонте его оставил.

Полуденное солнце припекает спину. Но купаться не хочется. Вообще ничего не хочется. Только чтобы Йонте вернулся.

Кто-то кладет руку ему на плечо.

— Вот здорово, что ты вернулся, — говорит он. — Конечно, я с пойду с тобой в кино.

Сикстен открывает глаза и видит склонившуюся над ним Эмму. Она в красном купальнике.

— И я рада тебя видеть. Пошли, искупаемся.

Они идут к берегу.

Не успевают они дойти до воды, как их замечают Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс. Они гоняют по берегу на велосипедах и сбивают построенные детьми песочные замки.

Сикстен хватает Эмму за руку.

— Бежим, — кричит он.

И они бегут мимо людей, сидящих на пляжных ковриках и пьющих кофе. Забираются на мостик. Вот и вышка.

— Куда ты меня тащишь? — спрашивает Эмма.

— Держись крепче и лезь на самый верх, — командует Сикстен.

Они стоят на самом краю, почти в небе, ветер развевает их волосы.

Далеко внизу блестит голубая вода. Вдали виднеется лес, дома, дороги, по которым мчатся автомобили. Сикстен замечает, что Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс бросили велосипеды и стоят в нерешительности у подножья вышки.

— Черт, ну и высотища! — ахет Сикстен.

— Ага, — улыбается Эмма. — Если бы не ты, я бы никогда не решилась сюда забраться. Вон моя мама, видишь? Она такая маленькая!

— Моя мама разводится, — сообщает Сикстен.

— Как? Разве она еще не развелась? — удивляется Эмма.

— Да нет, теперь со своим новым мужем. Вот приедет в пятницу нас проведать.

— А я своего папу почти совсем не вижу, — вздыхает Эмма. — Между прочим, когда мы идем в кино?

— В следующий четверг. Это летний кинотеатр. В Хаммарбю.

Но надо торопиться. Боббо, Микаэль и Арне Бурфорс уже карабкаются по лестнице. На берегу стоит мама Эммы и машет руками.

— Эмма! Эмма! Живо слезай!

— Сейчас! — кричит Эмма. Она крепко стискивает руку Сикстена и прыгает, увлекая его за собой.

Вечером папа дома. Разговаривает по телефону. Сикстен сидит на диване перед телевизором и смотрит на прыгающее изображение на экране.

— Это мама? — спрашивает он, когда папа возвращается.

— Да, — кивает папа. — Хочешь соку?

— Нет.

— А молока?

— Нет, ничего не хочу. Что она сказала?

— Просила тебя обнять.

— Так она не приедет в пятницу?

— Нет. На этот раз нет. Они помирились.

Папа смотрит на Сикстена, потом на мелькающий экран.

— Что показывают?

— Велогонки.

Папа подходит и изо всех сил хлопает по телевизору. Изображение исчезает совсем.

— Не беда. Потом починю. А в пятницу мы найдем, чем заняться. Придумаем что-нибудь веселенькое, и чтобы только я и ты.

В пятницу папа поднимается ни свет ни заря. Сикстен слышит, как он возится в кухне. Потом он является в комнату Сикстена. Причесанный по такому случаю и в водительской форменной куртке.

— Ты что, еще не встал? — кричит он.

— А что? — зевает Сикстен. — Разве сегодня особенный день?

— Да нет, — говорит папа небрежно, как человек, приготовивший сюрприз.

Сикстен садится на кровати.

Когда папа волочет его по коридору, Сикстен замечает велосипедную корзинку у дверей и сразу забывает все свои печали. Ведь сверху на корзинке лежит новенький велосипедный насос.

— А завтракать мы что, не будем? — спрашивает мальчик.

— Нет. Поедим на природе. Ну-ка, закрой глаза и не открывай, пока не скажу.

Зажмурившись, Сикстен спускается по лестнице и не открывает глаз, даже когда папа проводит его в дверь.

— Ничего не видишь? — волнуется папа.

— Нет, — улыбается Сикстен.

— Хорошо, — говорит папа. — А теперь — смотри!

Сикстен открывает глаза.

Перед ним зеленый велосипед — как раз ему по росту. Но это не горный велосипед и не гоночный с многочисленными передачами. Это новенький блестящий девчачий велик. На седле красуется новенький шлем. Сзади на багажник прикреплен огненно-красный предупредительный знак, чтобы все автомобили объезжали.

— Ну как? — папа сияет не меньше велосипеда. — Ножной тормоз, сигнальный знак и щиток для цепи.

— Ага, вот только рамы нет.

— Это чтобы ты ничего себе не ушиб, если нога сорвется с педали. — объясняет папа. — Ну, что скажешь?

— Спасибо, — тихо бормочет Сикстен.

Они отправляются в путь.

Папа едет за Сикстеном и ему не видны слезы, текущие по щекам сына.

— Сигналь рукой, когда сворачиваешь, — учит папа.

Он предупреждает, чтобы Сикстен не слишком вырывался вперед, и чтобы глядел по сторонам на перекрестках. Папа опасается, что в любой момент из-за угла может вылететь машина и сбить сына, так что от мальчика только мокрое место останется.

А ведь они едут тихими проулками. Впрочем, это и лучше: хоть никто из знакомых не встретится.

— Скоро уже? — спрашивает Сикстен. Он совсем запарился в шлеме.

Наконец они замечают вдалеке коров.

— Вот они! — кричит мальчик. — Тут и остановимся.

Папе нравятся коровы. Он считает, что у них необыкновенно красивые глаза.

И вот он сидит, прислонившись к березовому стволу, закатав рукава рубашки, греется на солнышке и радуется, что Сикстен рядом и что в корзинке полным-полно всякой вкусной еды.

Велосипеды они прислонили к коровьей изгороди.

— Видишь, — папа указывает в сторону коров.

— Ага, — кивает в ответ Сикстен и отмахивается от мух.

Папа доволен.

— От коров исходит такой покой. Не замечал? У них глаза особенные: карие и умные. Вот бы быть коровой! Если бы можно было загадать, кем стать в следующей жизни, я бы стал коровой. Ничто их не беспокоит, жуют себе и все. Спят, да от мух отмахиваются. Ни забот, ни хлопот.

Сикстену невмоготу слушать дальше.

Он осторожно встает и отходит прочь.

— А вот мне приходится обо всём беспокоиться, — вздыхает папа. — Это совсем непросто. И даже поговорить не с кем.

— Сикстен, ты где? — спохватывается папа.

Он находит сына, тот сидит на пригорке и жует травинку. Папа присаживается рядом.

— О чем думаешь? — спрашивает он.

— А что? Ни о чем. Просто сижу.

— Что-то стряслось? У тебя все в порядке?

— Конечно. Просто вот думаю: почему бы тебе не жениться снова?

— Мне — жениться?

— Ну да, мама вот вышла снова замуж.

Папа смотрит на мирно пасущихся коров.

— Мама другое дело, — качает он головой, обнимает сына и смотрит ему в глаза. — Что это тебе в голову взбрело? Не волнуйся. Нам и так хорошо. Никто мне не нужен. У меня ведь есть ты.

Он крепче обнимает сына. Они принимаются кататься по траве и не могут остановиться: каждый притворяется беспечным и счастливым.

Так они куролесят, пока папа не вляпывается в коровью лепешку.

Чертыхаясь, он осматривает рубашку.

— Пожалуй, пора возвращаться домой, — решает он.

Папа склонился над тазом. Он трет свою лучшую рубашку стиральным порошком, от старания у него даже шея покраснела.