Беатриче Мазини - Дети в лесу

– Спасибо, мне хватает и телекамер. К тому же я никогда не пылал особой любовью к детям. Я не этих имею в виду… а вообще всех.

Снаружи Рубен собственным телом защищал Собака: охранники травили диковинного зверя, тыкали его ружьями в бока. Зверь скалил зубы и рычал, но они только гоготали и не оставляли его в покое. Наконец, разъярившись, Собак прыгнул вперед и попытался схватить одного из них зубами; тот испуганно отпрянул и крикнул:

– А ну успокой его, а не то я сейчас всажу в него весь заряд!

– Ага, если сможешь отыскать курок, – насмешливо заметил его товарищ.

– Нам пора, – быстро сказал Джонас. – Рубен, ты со мной.

– А Собак? – нерешительно спросил тот.

– Он тоже.

Рубен облегченно вздохнул.

– А мы? – шагнула вперед Хана. На ее лице читались вызов и подозрение.

– Вы пойдете с ними. Помоетесь, переоденетесь. А потом мы снова увидимся.

Том ничего не сказал, лишь бросил на Джонаса долгий взгляд, полный доверия, надежды, тревоги, боли.

– Скоро увидимся, – успокоил его Джонас, сам не зная, возможно ли это.

– И что, значит, мы теперь должны притворяться? Чего ради? – пробурчал Рубен, когда Джонас коротко ввел его в курс дела. Они вернулись в свой кабинет, и Джонас наводил порядок после недавнего обыска. Нужно было немедленно приниматься за работу.

– Может, и не понадобится притворяться. Сначала посмотрим, что тут у них за аналитические наборы и какие они дадут результаты. – Джонас яростно выбивал ряд цифр на клавиатуре. – Откуда нам знать? Может, они и правда их родители.

– Ладно, эти, может, и родители. А остальные? Все остальные?

– О них тоже подумаем. В свое время, – отрезал Джонас, явно давая понять: все, дискуссия окончена.

– А что будет с ним? Ты хоть в курсе, что они хотели его пристрелить? – снова заговорил Рубен через некоторое время, указывая на Собака, который лежал в углу, опустив морду на лапы.

– Не посмеют. Он же твой, так?

– Вообще-то он не мой, а детей… Я его забрал, просто чтобы не пристрелили. Дети не смогут его защитить.

– Твой, твой. Детям не разрешат держать его у себя. Тем более что скоро их разлучат, – сухо сказал Джонас, не отрывая взгляда от монитора.

– И ты так спокойно об этом говоришь? А я думал, они что-то для тебя значат!..

– Я тоже так думал.

– По-моему, ты и сейчас так думаешь… просто что-то мухлюешь.

– Ну что ты, – усмехнулся Джонас. – Я верный слуга Неоправительства, делаю, что мне приказано. Скоро у меня будет медаль, и форма, и женщины, и вино… – кажется, он передразнивал недавний тон Мак-Кампа.

– Все-таки странный ты какой-то.

– Ты тоже, – отозвался Джонас. – Все мы странные…

– Брат и сестра? – Хана смотрела на Дуду с ужасом и изумлением.

– Таковы результаты анализов, – сказал Джонас, помахивая перед ее носом свежей распечаткой – двумя спиралевидными цепочками на листке бумаги. – Я не могу сейчас объяснить вам всех деталей, но сомнений быть не может. Думаешь, я не удивился?

– Но я его совсем не помню… Я вообще мало что помню, так, обрывки. Том знает? – Внезапно смутившись, Хана пожала плечами. – А разве… разве он не Вылупок?

– Ничто не препятствует тому, чтобы Остаток и Вылупок оказались родственниками. В начале Великой Угрозы твои родители, как и многие другие, решили вступить в программу «Гарантированное Будущее». У них с собой все документы, им удалось их сохранить, несмотря ни на что. В то время они согласились, чтобы их гаметы были использованы для эмбрионов, которые хранились бы в идеальных условиях, в очень надежном месте – как в банке. На всякий случай. Чтобы гарантировать потомство в случае чего-то непредвиденного.

– То есть если бы я умерла… – помрачнела Хана.

– Или если бы умер один из них, а второй хотел бы иметь рядом родного человека, чтобы жить дальше. Вместе с тобой, конечно же, – поспешил добавить Джонас.

– Короче, он – ребенок из морозильника, – Хана прищурилась и оглядела Дуду с ног до головы.

– А ты была зачата традиционным способом. Но у вас одни и те же родители.

– И где они? – не выдержала Хана.

В лаборатории повисло молчание; выражения лиц детей менялись от испуганно-тревожного до равнодушного. Джонас договорился, чтобы Хане и Дуду дали возможность побыть вдвоем, и теперь они ждали, что будет дальше.

– Они здесь. На Базе. Они искали вас повсюду, потом узнали, что вы можете находиться здесь, и примчались за вами. Они прошли все анализы, так же, как и вы, и могу вас заверить – это и есть ваши родители. Конечно, это небывалый случай – чтобы Остаток и Вылупок оказались братом и сестрой и встретились в такой невероятной ситуации. Такого еще не было… до сегодняшнего дня.

Когда пару часов назад Джонас объявил Мак-Кампу результаты анализов, тот окинул его быстрым взглядом и тут же кинулся считать: хорошее финансирование, престиж, к тому же стопроцентные гарантии…

– А другой? Тот, другой родитель, о котором ты говорил? – спросил Глор. – Может, это мой?

Джонас в сомнении смотрел на него, не отвечая сразу. Чтобы дать детям еще немного почувствовать себя одинаковыми, он сделал анализ ДНК всем без исключения: поворошить ватной палочкой во рту – не страшно и не больно, зато дети снова были вместе. Одинаковые. В последний раз. Но очень скоро все изменится.

– А я? Я тогда чья? – вскочила Орла.

– И я? – эхом откликнулась Нинне.

Джонас снова терпеливо повторил:

– Как я вам уже говорил, на Базу приехали трое родителей: семейная пара и тот, который остался один, – папа. Оказалось, что документы, которые предоставили эти родители, указывают на детей из одного и того же Сгустка – вашего, номер Тринадцать, того, который исчез. Вот почему мы с Рубеном отправились на ваши поиски и привели вас обратно.

– Ты не ответил на вопрос Глора, – вмешался Том-Два-Раза, глядя на Джонаса почти враждебно. Это были его первые слова за много часов.

– Я как раз к этому вел. Результаты анализов показали, что, вне всякого сомнения, речь идет об отце Нинне. – Он посмотрел на девочку, которая раскрыла от удивления рот и вдруг разрыдалась.

Никто не шелохнулся, чтобы ее утешить; будто все их правила испарились в одно мгновение.

– Но я… я… я хотела маму, – проговорила она сквозь всхлипы и продолжала плакать, стоя посреди комнаты. Сейчас она казалась почти хорошенькой, несмотря на нескончаемые потоки слез: так преобразил ее теплый душ и новая одежда, которая была, конечно, не совсем по размеру, но куда лучше ее обычного грязного мешка. Она была почти как настоящая девочка – даже с длинными каштановыми кудрями: малышка наотрез отказалась стричься и залезла под скамью, где и сидела, пока не миновала опасность.

– Но у тебя есть хотя бы папа, – успокоила ее Орла. – А у нас вообще никого.

– Да, а как же мы? – спросил вдруг Том. Том-Два-Раза, никогда не терявший самообладания.

– Вы?.. – повторил Джонас, не зная, что ответить.

К счастью, вмешалась Хана, которая, кажется, оправилась от растерянности:

– И когда же мы увидим этих… родителей?

Оторвавшись от настойчивого взгляда Тома, Джонас обернулся к ней.

– Сейчас. Их уже ведут сюда.

– Так вы что, Первопроходцы? – с нескрываемым любопытством поинтересовался Дуду. Пока что вопросы задавал только он, Хана наблюдала за вошедшими как бы со стороны, будто все это ее не касалось.

– Конечно, – ответила женщина, мать, с улыбкой, которая, как она надеялась, внушала доверие. Мужчина и женщина были так же смущены, как Хана и Дуду. Джонас время от времени вставлял несколько слов, пытаясь снять напряжение. Остальных детей увел Рубен: он пообещал им показать новую игру с Собаком. Но, уходя, Том обернулся и снова посмотрел на Джонаса. Этот ребенок с пронизывающим душу взглядом становился его кошмаром.

На слове «конечно» Хана и Дуду с ужасом переглянулись: вот теперь они впервые почувствовали полное единение, как брат с сестрой. Если все слухи о Первопроходцах – правда, то эти двое взрослых – самые опасные существа в мире!

– И… вы пожираете детей? – набравшись смелости, спросил Дуду.

– Ага, вот так! – с улыбкой ответила женщина и, притянув к себе ошеломленную Хану, прикоснулась губами к ее щеке. И еще причмокнула при этом. Хана с отвращением отпрянула и вытерла щеку ладонью.

– Никогда больше этого не делай, – прошипела она.

Женщина вздохнула.

– Да, кажется, нам придется потрудиться, – проговорила она, оборачиваясь к своему спутнику.

Тот пожал плечами.

– У нас на это есть все время мира.

Это были его первые слова. До сих пор он держался чуть в стороне и молчал, а если и улыбался, то из-за темной густой бороды улыбку все равно было не разглядеть. Высокий и широкоплечий, он с первого взгляда внушал уважение. «Но нет, – подумал про себя Джонас, – уважение Ханы придется еще заслужить. Придется стать психологом, учителем, советчиком». Он пытался объяснить это двум взволнованным взрослым еще до этой встречи: рассказывал им, что пришлось пережить детям в Лагере и потом в лесу, объяснял, что родителям будет с ними нелегко. Что память в случае Ханы придется перестраивать, а в случае Дуду – создавать с нуля.