Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №6 (2004)

Академик скульптуры, вышедший из народа,

А. М. Опекушин

Ул. Красных зорь, д. 52-24, кв. 3. 3 июля 1919 г.”

Прошу обратить внимание читателя на дату этого письма — 3 июля 1919 года. Потом были письма и документы по поводу оказания помощи, дати­рованные 1920, 1921, 1922 годами. Ему никто не отказывал в просьбе, более того, вопреки опасениям Опекушина, революционная власть высоко оценивала его заслуги перед Родиной, перед русским народом. За него хлопотали А. М. Горький, А. В. Луначарский. Революция, сокрушившая старый мир, оказалась бессильной перед бастионами революционного бюрокра­тизма. Лишь через три года после первого обращения ему была назначена пенсия.

Однако все по порядку. Читаем документ на бланке Комиссариата Народ­ного Просвещения РСФСР, датированный 28 октября 1919 года.

“В Исполком Петроградского Совета.

Известный скульптор академик Александр Михайлович Опекушин обратился с ходатайством об оказании содействия и назначения ему ежемесячного пособия. Во избежание каких-либо колебаний при разрешении вопроса о необходимости назначения А. М. Опекушину пожизненного пособия и определении размеров его, Компрос считает необходимым, хотя бы вкратце, напомнить о жизни и деятельности этого художника, ныне маститого 80-летнего старика, уже почти полстолетия носящего почетное звание акаде­мика скульптуры. Александр Михайлович происходит из русской крестьянской семьи. Побужденный природным талантом, он с малых лет, борясь с нуждою и опираясь исключительно на собственные силы, пробивал себе путь к знанию и свету и шаг за шагом отвоевывал почетное место в ряду художников скульптуры. На 24-м году жизни он получил звание неклассного художника, к 30-ти годам — художника первой степени, а еще через два года возведен в звание академика скульптуры. Многочисленные работы А. М. Опекушина, в виде памятников и бюстов, экспонировались на академических выставках и украшают многие русские города.

...Ввиду изложенного и принимая во внимание безвыходное положение обремененного годами А. М. Опекушина, лишенного трудоспособности и всяких средств к существованию и нуждающегося для ухода за собой в услугах другого лица, Компрос, не имея возможности за отсутствием средств придти на помощь этому престарелому художнику, просит Исполком оказать просимую поддержку, назначив А. М. Опекушину из сумм Исполкома пожизненное пособие в размере 5000 рублей в месяц”.

Письмо подписали заведующий Отделом народного просвещения при Петросовете, заведующий Общим подотделом и заведующий Отделом общих дел. Можно только себе представить, какие мозговые усилия надо было приложить руководству тогдашнего Петросовета, чтобы придумать такое: Общий подотдел и Отдел общих дел. Революция явно испытывала тогда большой дефицит в Гоголе и Салтыкове-Щедрине.

Каким-то образом А. М. Опекушину с двумя из трех дочерей все-таки удалось к осени 1919 года добраться до деревни Рыбницы в Ярославской губернии. Об этом мы узнаём из письма средней дочери, Марии Опекушиной, адресованного Товарищу народного комиссара по просвещению Союза коммун Северной области 3. Гринбергу.

“Умоляю глубокоуважаемого Захария Григорьевича, — писала Мария Александровна, — оказать мне содействие на выезд мой из Петрограда в Ярославскую губернию к больному 80-летнему отцу, русскому скульптору Александру Михайловичу Опекушину, и неотобрание у меня багажа, который я везу с собой, где находятся теплые вещи и зимнее пальто моего отца, сестер и мои”. На письме, датированном 20 октября 1919 года, стоит резо­люция: “Поддерживаю настоящее ходатайство и прошу выдать разрешение. 3. Гринберг”.

Через некоторое время в Ярославский губисполком было направлено письмо следующего содержания:

“Настоящим Отдел ИЗО Наркомата просвещения ввиду крупных заслуг перед искусством престарелого скульптора Опекушина ходатайствует о предоставлении ему в срочном порядке академического пайка.

Нарком Луначарский”.

Наступил 1920 год, и А. М. Опекушин в октябре получает письмо на бланке Наркомата социального обеспечения РСФСР: “В ответ на Ваше заявление, препровожденное из Управления делами Совнаркома, Отдел пенсий сообщает, что копия означенного заявления препровождается в Наркомпрос для подтверждения заслуг Ваших перед РСФСР со стороны т. Луначарского, необходимых для назначения усиленной пенсии”.

Но понадобилось еще полтора года, чтобы в мае 1922 года А. М. Опекушин наконец-то получил сразу два долгожданных ответа. Первый — из Наркомата соцобеспечения. Сообщалось, что согласно постановлению комиссии Наркомсобеса Опекушину назначена усиленная пенсия с частичной натурализацией через Центральную комиссию по улучшению быта ученых. Второй ответ — из Центральной комиссии по улучшению быта ученых при Совнаркоме РСФСР аналогичного содержания с приложением нормы академического пайка.

Три года переписки, в которую был вовлечен помимо Луначарского и А. М. Горький. Пенсионное дело Опекушина плутало где-то совсем рядом с каби­нетом В. И. Ленина в Совнаркоме. Как раз в это время вождь революции активно добивался принятия суровых мер против волокитчиков. 22—28 февраля 1922 года он написал: “Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это” (16).

А как, на что жил все эти годы старый скульптор? Приезд в деревню не принес семье облегчения. Брат скульптора Константин Михайлович уже умер, а его семья не нашла общего языка с дочерьми Опекушина. Пришлось снимать угол в чужом доме. Продано было последнее. Наступили беспросветные времена, когда бывшим петербургским “барыням” пришлось просить по деревням милостыню, младшая, Ольга, пыталась зарабатывать гаданием на картах, за что арестовывалась.

Понятно, деревня Рыбницы далека от столичных учреждений, но где же были губернские, уездные власти?

Однажды Александр Михайлович получил письмо от студентов Ярослав­ского государственного университета. Они писали:

“Простите нам то, что мы не слышали о Вас, что мы забыли вас... Ведь мог ли кто подумать, что будет такой позор для всего культурного в России, что один из мировых гениев скульптуры, что автор памятника Пушкину, который не сходит с языка многих, известность которого безмерно велика, что автор памятника, у которого плакал И. С. Тургенев, прощаясь с Россией, что этот автор проводит свою старость в глухой деревне, забытый всеми, без куска хлеба, в холодной избе! Нам стыдно за себя... и за тех, имеющих власть людей, которые забывают народных гениев и этим самым оскорбляют народ! ...Положим все силы, чтобы оповестить Россию через “Известия” ВЦИК о том, в каком тяжелом положении находится один из известнейших, но забытых гениев скульптуры XIX века ”.

Назначенная повышенная пенсия и полуторный (“натурализованный”) академический паек облегчили жизнь семьи Опекушина. Ольга иногда подрабатывала гаданием на картах, старшие сестры учили детей и всех желающих грамоте — все-таки гимназическое образование! Но за пять лет беспросветной нужды они так пообносились, что все равно денег не хватало, чтобы мало-мальски прилично одеться.

Появление в Рыбнице молодого шустрого агента потребкооперации Скребкова-Украинского внесло некоторое разнообразие в серые будни семьи Опекушиных. Александр Михайлович оживлялся, когда в их доме появлялся Скребков. Ему нравилось, что молодой агент потребкооперации интересо­вался искусством, в частности его творчеством, записывал эпизоды из жизни старого скульптора. Иногда выпрашивал у Опекушина какой-нибудь эскиз, открытку с изображением памятника его работы, а то и статуэтку. Сестер он обычно одаривал конфетами, выполнял их заказы, доставал “дефицит”. Они благоволили к нему.

На погосте

Недолго прожил Александр Михайлович в относительном достатке. Он умер 4 марта 1923 года на 85-м году жизни. Похороны на кладбище при церкви Всемилостивого Спаса были скромные, в некрашеном тесовом гробу, с участием лишь родных и односельчан. Священник на панихиде сказал добрые слова о заслугах усопшего во славу русского искусства. В единст­венной газете “Крестьянин-кооператор” был напечатан некролог за подписью Скребкова-Украинского.

Скребков продолжал наведываться к осиротевшим престарелым сестрам, они собирались при первой возможности вернуться в Петроград. Все, что осталось после смерти А. М. Опекушина, вплоть до личных писем, было приобретено А. И. Скребковым. Он и после возвращения сестер в Петроград неод­нократно наезжал к ним на улицу Красных зорь, пополняя свою кол­лекцию.

Мы должны быть чрезвычайно признательны Александру Ивановичу Скребкову-Украинскому за то, что он не дал пропасть многим работам знаменитого скульптора, документам и большому количеству писем самого Опекушина и его близких. Он первый и единственный записал со слов скульптора его биографию, был первым пропагандистом творчества этого незаурядного художника.