Владимир Корн - АРТУА. ЗОЛОТО ВАЙХОВ

Гвартрия. Много чего я про нее слышал, кто что говорит. Но все в одном сходятся — там можно и в рабство попасть и правителем сделаться. Как говорил один мой хороший приятель, хохмач и пошляк — либо у тебя вдребезги, либо у нее пополам. Вот туда мне и надо, чтобы Яну не видеть каждый раз, когда глаза закрываю.

Блин, вроде взрослый человек и прекрасно понимал, что наши отношения не продлятся вечность, а все на что-то надеялся. Не зря она меня сама много раз дураком называла, вон у Шлона внутренняя сущность одна, а у меня такая.

Еще эти письма, письма от дам, их бы уже, наверное, целый мешок получился, если бы я не распорядился сжечь их. Они накопились за то время, что я был в беспамятстве. Столько времени пробыть единственным любовником Императрицы, это ли не лучшая рекомендация.

— Здравствуйте, господин Гростар. Смотрите, я Вам тут на четырех листках фигню всякую написал, может быть что-то и заинтересует, там все подробно изложено. Альбрехт, давай мы объяснимся сразу, чтобы потом уже не говорить об этом. Я уезжаю, уезжаю навсегда, и уговаривать меня остаться не надо, не получится.

Есть у меня к тебе одна просьба — пошли, пожалуйста, Тоторнхорну, дормону вардов, парочку хороших биноклей и мои извинения, что не получится у меня через год дать ему то, что обещал, да и никогда уже не получится. И еще вот что — с этими словами я протянул ему кожаный мешочек величиной с яблоко. Гростар заглянул в него и быстро затянул тесемки.

— Что с этим делать? — спросил он.

— Из нас двоих ювелир ты, так к чему такие вопросы? Делай все, что пожелаешь, Альбрехт. —

Со стуком вошел в комнату Прошка, уже в дорожной одежде.

— Ваша милость, повозка готова. —

Ну, вот и все, пора.

Легкий бриз с моря шевелил занавесками на распахнутом окне. Все тут у них не по-людски, ему давно пора уже с берега дуть, на дворе почти темень. Прошка — негодяй, теперь уже в этом никакого сомнения нет.

Нет, понятно конечно, в принципе я мог бы и сам посмотреть на копыта Ворона, и убедиться что с подковами все в порядке. Уж на это у меня образования должно было хватить. Тоже мне, эпюры внешних сил.

В итоге выяснилось, что перековать его нужно на обе задние ноги, и самое главное, когда это выяснилось.

Мы с ним хотели сегодня прямо с утра в Тронквист подаваться, есть такой небольшой порт на побережье. Совсем маленький, скорее рыбацкая деревенька, но корабли с Гвартрии регулярно заходят. Контрабанда однако. Там на месте и разберемся. Не с контрабандистами естественно, а как в Гвартрию попасть. Проблема даже не с нами, а с лошадьми. Ну, по крайней мере, с Вороном. От Прошкиной кобылы придется избавиться, проще новую лошадь на месте купить. Чего бы доброго было, да и не нравится она никому, кроме самого Прошки да еще Ворону. Ну, тому все они нравятся, это я про Ворона говорю и про кобыл.

Прошка, конечно, со мной поедет, сразу по нескольким причинам. Самая главная конечно та, что кофе он варить умеет, да так варить умеет, что даже зло берет, если честно. Я ведь сам его учил и что в результате? Это законченный негодяй и мерзавец, который даже лошади на копыта посмотреть не может, варит его так, что от одного запаха с ума сойти можно.

Сколько раз за ним наблюдал, ну абсолютно все тоже самое, что и я делаю. Поджарил зерна, на ручной мельнице прокрутил, в медный кувшинчик засыпал, что у нас турку заменяет и на огонь поставил. Все. А я что делаю? Так почему у меня совсем не то выходит? Мерзавец он еще и потому, что сам Прошка кофе терпеть не может, мамой клянусь.

Кофе я не так давно нашел, недели две назад, когда уже сам на лошадь мог взбираться. Без всяких закушенных губ и выпученных глаз.

Здесь недалеко от дома, где мы обитаем, селение рыбачье есть, крохотное совсем, дворов на пятнадцать. Так вот, за ним и растут эти самые деревья. Там еще курган, высокий такой и с плоской вершиной.

Я когда их увидел, глаза даже тер, все не верилось. А когда первый раз кофе себе варил, то у меня руки слегка тряслись.

Не из-за этого он со мной едет, понятно. Привык я к нему. Иной раз его даже не замечаешь, но протяни не глядя руку с чем-нибудь назад, и сразу чувствуешь, как его руки подхватили.

Но и не это главное. Прошка один меня понимает.

Деньги. Да плевать я хотел на эти деньги. Деньги — это инструмент и возможности, не более того. А так, что черный хлеб, что черная икра, на выходе одно и тоже. И на одну задницу двое штанов не натянешь.

Да и хватит мне пятидесяти монет, куда уж больше. Все равно мало будет, и тысяча и пять и десять. Теперь я выступаю в роли мелкого барона, не очень далекого на ум. Даже разбойники это отлично понимают и стараются не связываться. А что с него взять, если он к своим годам имеет только дорогое оружие да коня. Получается, что драться умеет, а вот с остальным туго.

Мало денег, значит экономить буду каждый грош, не выходя из образа.

Да и совсем свинство получается — собрал людей, наобещал кучу и смылся все распродав. Они и без меня отлично справятся, один черт с меня толку мало было, только общее руководство — это делаем, это не делаем. Мне самому до того же Герента…

Прав был фер Стянуа, когда сказал что любовь для мужчин это болезнь. Только лекарство у него неправильное. А вот правильного, наверное, вообще не существует, или у каждого свое. Мое — уехать куда подальше, а там как получится.

Почему-то вспомнилось картинка из далекого детства, когда отец подобрал на улице кошелек, полный полновесных еще советских денег, целая зарплата.

Он пролежал у нас целые две недели, пока хозяин не нашелся. Я все просил, мама, купи яблок. Подожди сынок, отвечала она, зарплата скоро, тогда и купим. Вдруг хозяин сегодня придет, как мы ему в глаза смотреть будем. Нет, мы не голодовали, смешно даже, но не было лишних денег, на фрукты. У каждого они свои, детские воспоминания.

Яна, Яна. Убираться отсюда нужно срочно, что-то меня все больше тянет хоть одним глазком на нее посмотреть, в последний раз. Раньше проще было, когда в кровати валялся, только ночами жуть. Не от нее я бегу, от себя, если уж совсем честно.

Помню, поинтересовалась она однажды, что делать буду, если мы расстанемся. Да ничего, ответил. Уеду далеко, далеко и стану королем могучего королевства. Потом коварно нападу на Империю и возьму тебя в плен. Помещу в гарем, а он у меня огро-о-мный будет…. Но ты все равно у меня любимой наложницей будешь, пообещал ей. Я к тебе не реже раза в месяц буду приходить. Почему-то это ее так забавляло, так она смеялась.

Чувствуя, что лицо расплывается в идиотской улыбке, я встал и подошел к окну.