Стивен Кинг - 11/22/63

Сейди, танцующая мэдисон, разрумянившаяся, сияющая.

Сейди, просящая вновь облизать ей губы.

Сейди, спрашивающая, не хочу ли я прийти и поесть торт.

Один мужчина и одна женщина. Неужели я прошу слишком многого?

Я не знаю, не знаю.

Что я делал здесь, спросите вы, после того, как отложил в сторону крылья ангела? Писал. У меня есть авторучка – помните, подарок Майка и Бобби Джил, – и я прогулялся в расположенный неподалеку продовольственный магазин, где продавались и товары повседневного спроса, и купил десять пузырьков чернил. Черных чернил, под стать моему настроению. Я также купил два десятка толстых линованных блокнотов и исписал их все, кроме одного. Рядом с продовольственным магазином располагался магазин «Вестерн авто». Там я купил лопату и металлический ящик для хранения ценностей, с наборным замком. Покупки обошлись мне в семнадцать долларов девятнадцать центов. Достаточно ли этого, чтобы превратить мир в темное, грязное место? И что теперь будет с продавцом, чей предписанный жизненный курс изменился – благодаря нашему короткому общению, – став не таким, как прежде?

Этого я не знаю, но знаю другое: однажды благодаря мне школьный футболист получил шанс блеснуть актерским мастерством и его подруге обезобразило лицо. Вы можете сказать, что я не несу за это ответственности, но мы-то знаем правду, ведь так? Бабочка расправляет крылья.

Три недели я писал каждый день, целый день. Иногда по двенадцать часов. Иногда по четырнадцать. Ручка мчалась по страницам. Руку сводило. Я разминал ее, потом писал вновь. Бывало, по вечерам ходил в Лисбонский автокинотеатр, где пешеходам билет предлагался по льготной цене – тридцать центов. Садился на один из складных стульев перед баром, рядом с детской площадкой. Вновь посмотрел «Долгое жаркое лето». Посмотрел «Мост через реку Квай» и «Юг Тихого океана». Посмотрел программу «СДВОЕННЫЙ УЖАС», состоявшую из «Мухи» и «Капли». И гадал, а что же я изменяю. Убивая комара, задавался вопросом, в каких изменениях проявится это мое действо через десять лет. Или через двадцать. Или через сорок.

Я не знаю, не знаю.

Но я знаю кое-что еще. Прошлое упрямо по той самой причине, по которой у черепахи твердый панцирь: живая плоть внутри нежная и беззащитная.

И еще кое-что. Многочисленные выборы и возможности повседневной жизни – музыка, под которую мы танцуем. Они как гитарные струны. Проведите по ним пальцем – и получите приятный звук. Гармонию. Но начните добавлять струны. Десять струн, сто, тысячу, миллион. Потому что они множатся! Гарри не знал, что это за чавкающе-рвущий звук, но я практически уверен, что знаю: эти наслоение слишком многих гармоний, созданных слишком многими струнами.

Пропойте высокую си достаточно громко и в правильной тональности – и сможете разрушить кристалл. Воспроизведите достаточно громко нужные гармонические ноты на стереосистеме – и разобьете оконное стекло. Если следовать этой логике (а по мне, она правильная), поставьте достаточно много струн на инструмент времени – и сможете разнести реальность.

Но сброс на ноль всякий раз почти полный. Конечно, что-то остается. Так говорил Охряная Карточка, и я ему верю. Однако если я не проведу каких-то больших изменений... если не сделаю ничего, кроме как поеду в Джоди и вновь в первый раз встречу Сейди... и мы влюбимся друг в друга...

Я хочу, чтобы это случилось, и думаю, что так и будет. Кровь тянется к крови, сердце – к сердцу. Она захочет детей. И я, если на то пошло, захочу. Скажу себе, что одним ребенком больше, одним меньше – никакое это не изменение. По крайней мере не слишком большое. Или два ребенка. Или три. Это, в конце концов, эра больших семей. Мы будем жить тихо. Не поднимая волну.

Только каждый ребенок – это волна.

Каждый сделанный нами вдох – волна.

Вы должны вернуться в последний раз, сказал Охряная Карточка. Должны замкнуть круг. Желания не имеют к этому никакого отношения.

Могу ли я действительно думать о том, чтобы рискнуть судьбой мира – возможно, самой реальности, – ради женщины, которую люблю? Если так, то безумие Ли в сравнении с моим – сущая безделица.

Человек с карточкой, заткнутой за ленту шляпы, ждет меня рядом с сушильным сараем. Я чувствую его присутствие. Может, он посылает какие-то мысленные волны, но ощущение, что он там ждет, есть. Возвращайся. Тебе не обязательно быть Джимлой. Еще не поздно снова стать Джейком. Хорошим парнем, добрым ангелом. Не тревожься о спасении президента – спасай мир. Сделай это, пока еще есть время.

Да.

Я сделаю.

Вероятно, сделаю.

Завтра.

Ведь завтра наступит достаточно скоро, верно?

10.01.58

Все еще в «Тамараке», все еще пишу.

Больше всего меня тревожит Клейтон. О нем я думал, когда заправлял авторучку остатками чернил. Если бы я знал, что он не представляет для нее угрозы, то, думаю, уже бы ушел. Появится ли Джон Клейтон в доме’ Сейди на аллее Ульев, если я вычеркну себя из уравнения? Может, он окончательно рехнулся, когда увидел нас вместе? Но он последовал за ней в Техас еще до того, как узнал про нас, и если сделает это снова, на сей раз может перерезать ей горло, а не проткнуть щеку ножом. Мы с Деком точно не сможем его остановить.

Только, возможно, он знал о нас. Сейди могла написать подруге в Саванну, подруга – сказать другой подруге, и новость о том, что Сейди проводит время с мужчиной – который не отгораживается от нее шваброй, – могла в конце концов дойти и до ее бывшего. Если причина его приезда в Техас во мне, тогда Сейди будет в безопасности.

Невеста или тигр?[173]

Я не знаю, не знаю.

Погода поворачивает на осень.

10.06.58

Вчера вечером пошел в автокинотеатр. Для них это последний уик-энд. В понедельник на щите для афиш напишут: «ЗАКРЫТО НА ЗИМУ», – и добавят что-нибудь вроде: «В 59-М ЕЩЕ ЛУЧШИЕ ФИЛЬМЫ». Последняя программа включала мультфильм с кроликом Багсом и пару фильмов ужасов, «Мрак» и «Звоночек». Я сел на привычный складной стул и посмотрел «Мрак», практически ничего не видя. Замерз. Денег, чтобы купить пальто, мне хватало, но теперь я уже боялся что-либо покупать. Думал об изменениях, которые могла вызвать моя покупка.

Когда первый фильм закончился, я пошел в бар, невзирая на последствия. Хотел выпить горячего кофе (думая: Не может же это что-либо сильно изменить, – и: Откуда ты знаешь?). Когда вышел из бара, на детской площадке увидел только одну девочку, хотя месяцем раньше детишки на ней так и толпились. Девочка прыгала через скакалку. Напомнила мне Розетту Темплтон.

– По дорожке я иду, а дорожка вся в пыли, наколола пальчик я, и он весь теперь в крови, на дорожку я смотрю, и я бабочку люблю.