Андрей Марченко - Литерный эшелон

На причальной башне ветер пытался сорвать «чулок» ветроуказателя. Скрипели многочисленные ворота и двери, выпуская из домов остатки тепла. Сперва рванули на территорию завода: обошли лаборатории, комнаты. В них был хорошо организованный беспорядок: аккуратно разбитая химическая посуда, мензурки, изувеченные штативы, что-то сгоревшее и расплавленное в тигельных печах. В ваннах с кислотой растворялись тела инопланетян, брошенные туда как обуза.

Горела теплица, с треском лопались стекла, облитые керосином посевы горели как факелы.

По всем приметам это был тот самый тайный город… Но всех благ земных он не сулил отнюдь. Как и везде – тут разгром, разруха… Неужто солгала Шахерезада?

– Ушли… – сообщил комиссар, будто другие этого еще не заметили.

– Пепел еще теплый… Догоним…

И снова по коням, к главной улице.

Следы телег и грузовиков вели на центральную площадь, поперек которой было установлено…

Павел сперва подумал, что некто натянул меж мачт серо-зеркальный бархат. Однако, за этим полотном не то что колонны, но и следов ее не имелось.

– И куда они все делись? Испарились что ли? – возмутился Павел.

Рядом с мачтами гудел газолиновый генератор, подключенный к какому-то устройству.

– Осторожно… Тут бомба!

Под колпаком тикал будильник, судя по стрелкам до взрыва оставалось не более десяти минут.

Матроса, бывшего гальванера, Павел спросил:

– Можешь отключить?..

Тот покачал головой.

Без шума, без треска рвущейся ткани серое полотно утратило однородность.

Из смутного зеркала лезло три существа, кои более всего из всех существ, названных человеком походили на дракона.

– Что это за твари? – испугался комиссар. – Убить их!

Лязгнул затвор, запирая патрон. Палец нажал на спусковой крючок, пули в клочья распороли ткань воздуха. Одно животное забилось в конвульсиях, орошая песок оранжевой кровью. Зато двое других, напуганные, рванули в густой воздух нового для них мира.

Пулеметчик дал очередь – но промазал.

Павел спешился, подошел к серому полотну, осторожно его коснулся: рука прошла сквозь – словно через мягкий студень. С другой стороны она не появилась, что было встречено смешками: экий фокус забавный. Но ничего: и не такое в балаганах видели.

Павел задержал дыхание и шагнул через серое.

Мгновением позже он оказался в ином мире, если не среди лета, то очень поздней весны.

На мгновение промелькнула мысль: а не плюнуть ли на мировую революцию, не остаться ли здесь, пожить в тишине и покое?..

И воздух здесь был приятен и свеж, деревья манили тенью, травы густы…

Впрочем, с травой что-то не то: какая-то она синеватая.

Где это он? Патагония? Тасмания? Новая Зеландия.

Но даже там будто нет подвижных деревьев – а ближайшее явно разглядывает Павла…

Или это все обман зрения, вызванный душной, теплой погодой?..

Павел взглянул на солнце и понял: никакого обмана зрения. Это не Земля. Рядом со здешним солнцем висело две луны, где-то раза в два меньше земной…

От серого экрана начиналась колея, которая уходила в сторону долины. Беглецы шли здесь.

И Павел снова вернулся в начинающийся снегопад.

– Они ушли на иную планету. Эскадрону – продолжить преследование.

Пронесся ропот. Пришлось пояснить:

– Я был там! – рука указала на серое полотно. – Там лето! По пояс трава и леса. Земли свободной – сколько глаза хватает! Контрреволюция думает укрыться там! Но знамя революции мы, если нужно, понесем на другие планеты! И вернемся, как вернулся я. Если захотим, конечно!

Ропот не прекратился, но стал тише: лето и земли. Сколько угодно – это звучало прельстительно.

Требовалось последний аргумент, Павел его легко нашел:

– Кто не увидит там лета – может вернуться. А я готов буду понести заслуженную кару за обман. Поэтому, эскадрон, слушай мою команду: марш!..

Но комиссар попятился.

– Нет такой команды! Я должен снестись с Ашгабадом…

Почему был упомянут Ашгабад – никто сказать не мог.

– Нет времени… Надо торопиться!

– Я не утверждаю ваш приказ, товарищ комэск.

– А я срать хотел на ваши утверждения!

Комиссар стал бледнее окружающих песков. Дрожащие пальцы, словно не принадлежавшие ему нервно начали расстегивать кобуру. Но не успели.

В руке Павла ахнул «Маузер». Пуля пробила маленькое аккуратное отверстие во лбу комиссара, зато из затылка ударил будто фонтан красного.

Комиссар рухнул на песок…

– Казнен за предательство дела Революции! Эскадрон, вперед!

Павел ударил свою лошадь коленами по бокам, но та, ничего не понимая, гарцевала на месте, не желая идти в стену. Тогда командир спешился, и под уздцы повел лошадь за собой. Та послушно ступала за хозяином.

Увидев, что стена навроде тумана или мутной воды, сотня пошла без капризов.

Эскадрон уходил все глубже в мир, совершенно чужой для человека. Вокруг бесновалась природа, в роще движущихся деревьев бродили животные, которым еще предстояло придумать название.

Через десять минут площадь опустела повторно. Только азиатский ветер, чем-то похожий на Чингиз-хана азартно катал по площади перекати-поле. И, хорошенько прицелившись, забросил один шар в створ ворот между мирами.

А затем, еще через пару минут на спрятанном глубоко будильнике часовая стрелка коснулась звонковой. Будильник вздрогнул, готовясь звенеть. Но быстрее пружины оказалась гальваническая цепь. Электодетонатор вспыхнул, сгорел за долю секунды, но успел воспламенить шашку динамита.

Прогремел взрыв. Реактор, вместо того, чтоб тихо погаснуть, выдал пиковую мощность, сгорел сам, но и убил врата.

Серое зеркало схлопнулось, втянуло само в себя. Дорога в другой мир перестала существовать.

Навсегда.

У истории был шикарный шанс закончится тем же, чем она и началась. А именно полосканием белья в реке.

За излучиной от расстрельной проруби в полынье полоскала бабка исподнее своего старика. Была она глуховата, к тому же по зимней поре замотана была в три платка, а потому выстрелов почти не слышала.

Полынья та образовалась по причине быстрой воды, которая не давала льду схватиться. Струи разбивали корку в крошево, кружили в открытой воде, а потом затягивали вниз.

Вдруг течение стало будто сильнее, начало вырывать из рук старухи белье. Та сильней вцепилась в него, потянула на себя. И вдруг увидела, что в воде тряпье сжимает чья-то рука.

Бабка хотела отпустить исподнее: испугалась, что утопленники и водяные воруют белье и, того гляди, утянут под воду старуху.