Стас Северский - Боец тишины

Я бережно отстранил ее, останавливая, и встал, одеваясь. Она чуткая — сразу заметила, что мои руки перестали дрожать от страсти, что держать ее я стал так же твердо, как автомат. Она не привыкла к моей холодности и не понимает, что происходит, — только растеряно смотрит мне в спину.

— Вольф, ты уходишь?

— Объезжать территории пора.

— Еще солнце не взошло.

— Раньше поедем. Пойду коней седлать.

— Это не из-за меня, нет?

— Нет.

— Ты только скажи мне…

— Не из-за тебя.

— Это из-за Харальда? Вы едете на его хутор? Пить с ним и плясать с его дочерьми?

— Конечно, отправился за перевал верхом.

— Зимой на его хутор верхом не проехать, да?

— Да. Агнешка, мы со Шведом просто проверим пролесок.

Я начал молча чистить карабин, а она — наблюдать.

— Вольф, вы со Шведом на охоту пойдете?

— Конечно, с карабином на кролика.

— Ты шутишь, да?

— Да.

— Это же слишком мощное оружие, да?

— Да. Для кролика.

— А в кого ты тогда собираешься стрелять?

— Ни в кого.

— А для чего тогда карабин?

— Для красоты.

Она встала, путаясь в одеялах и сбрасывая на пол шкуры.

— Что случилось, Вольф? Ведь что-то случилось… Я же вижу… Ты стал пить, а когда не пьешь — пропадаешь сутками в горах… один.

— С оружием. Или со Шведом.

— Не важно, Вольф…

Я подобрал одеяла, набросил шкуру ей на плечи, забросил карабин за спину и ушел, собираясь бесцеремонно разбудить Шведа и всех остальных. Нечего бездельникам бока отлеживать, когда я бодрствую и готовлюсь к бою.

Я остановился за дверью, прислушиваясь к скрипучим половицам. Порадовался было, что Швед проснулся без моих пинков и выкриков, но подумал и отбросил версию. Меня насторожил тихий смех… девичий смех. Нет, не чисто что-то в датском королевстве. Швед… Швед спит не с девушками, а с вычислительной техникой — его из списка подозреваемых можно смело вычеркнуть. Думаю, он и во сне цифры видит, а не девиц. А старик Крюгер… Он — старик. И вообще, — с тех пор, как его голову покинули пришельцы и подобный бред, он стал думать об одних химикатах. Прежде Клаус прятался в подвалах от кошмарных преследователей и их космических лучей, а ныне — скрывается на чердаке со своими склянками и препаратами от нас, шумящих и мешающих ему размышлять. Крюгер на чердаке ночи напролет проводит в полном одиночестве. Уверен, что и снятся ему исключительно формулы. Шлегель тоже вне подозрений — с ним девицы не смеются, а плачут… он ведь — конченный садист. А Войцех… Я его в тяжелый труд с ходу впряг, как только мы на хутор приехали. Он у меня топором машет с утра до ночи. Я его специально так выматываю. Не следует ему о девицах думать. Правда, он не только трудится за десятерых, но и жрет тоже — за десятерых. Недооценил я, видно, его силы немереные. Черт…

Я стукнул прикладом в стену и заорал во всю глотку, как на плацу.

— Я иду искать! Кто не спрятался!.. Тот такого пинка получит!..

Вломился к Войцеху, вскочившему мне навстречу и натягивающему штаны еще с закрытыми глазами.

— Ян, я встал уже… Я иду…

— Не называй меня здесь так! Ясно?!

— Да, Улаф… Я уже…

— Где она?!

— Здесь… Знаю, виноват… Только устал я так вчера, что… не отнес ничего в сарай, все здесь оставил — и лопату, и…

— Девица где?!

— Да вот она, Улаф.

Я оглянулся, но не увидел никого… только растерянную Агнешку. Она побежала за мной, как была, — босая, облаченная только в белую рубашку и широкую шкуру, обернутую вокруг ее хрупких плеч.

— Я не про Агнешку! Твоя девица где?!

Я поднял простыни рукоятью хлыста и посмотрел под кроватью. Не взирая на возмущение поляка и испуг стоящей в дверях девушки, продолжил поиски его исчезнувшей подружки. Как сквозь землю провалилась. С досадой резанул хлыстом воздух и вышел.

— Швед!

Я толкнул дверь, отгораживающую меня от товарища, как и собирался, — без всяких церемоний со стуком.

— Швед! Подъем! Карабин на плечо и по коням!

Швед открыл один глаз и посмотрел на меня, открыл другой и подмигнул мне, раскинул руки и закрыл глаза. Что еще за безобразие? Я встал над ним, заложил руки за спину и заорал во все горло.

— Вставайте, господа офицеры, вашу ж!..

Швед сообразил, что я не с той ноги встал, и вскочил, влетая в сапоги.

— Тише ты, Охотник!

Я заехал хлыстом по завалу шкур, раскидывая их в стороны.

— Вот так вам, товарищи офицеры!

— Ты что делаешь, Охотник?! Что бушуешь?! Какие товарищи?! Какие офицеры?!

— Я к тебе и твоему компьютеру обращаюсь с требованиями и вопросами!

— Корпус компьютера разобьешь! И так царапанный!

— Где девица, Швед?!

— Какая девица?!

— Твоя девица!

— Нет у меня никакой девицы! Ты что не видишь, я в одежде спал?! Мы ж пили с тобой вечером вчера! Я после вчерашнего так и завалился, как был?!

— Не спрячешь ты ее от меня! Я знаю, что она здесь! Я ее голос слышал!

Я сорвал с постели одеяла, отводя хлыст в сторону и проверяя под кроватью. Агнешка, испугавшись, схватила меня за руку.

— Вольф, прекрати! Нет никого здесь! Нет!

— Не мешай мне! И не называй меня так! Здесь не называй! Ясно?! Я его подружку найду! Ясно?!

Агнешка еще настойчивее вцепилась в мою руку.

— Улаф, ты же знаешь, что Швед не такой! Зачем тогда ты у него девушку ищешь?! Из упрямства?! Ты же знаешь, что ему девушки не нужны!

Я оставил негодующего Шведа в покое и пошел в конюшню.

Швед собрал коня короче, обгоняя меня. Я натянул повод, когда он развернулся ко мне и остановился, показывая на заснеженные скалы.

— За этими хребтами моя страна, Охотник…

Я коротко собрал коня и пришпорил, поднимая его с места. Полетел с пологого склона полным ходом, отклоняясь назад. На равнине бросил повод, развел руки, подставляя лицо колючему ветру. Круг почета среди стен и пропастей, — и я подобрал повод, разворачивая и высылая коня на взлет, наверх. Мой конь взлетел на склон с разгона, разбрасывая комья снега, и, храпя, остановился на тропе, на вершине возле ждущего Шведа.

— Охотник, ты кости переломаешь рано или поздно.

— Ты не понял, Швед.

— Порыв души. Что ж не понятного?

Я посмотрел вниз, качая головой.

— Нет, ты не понял… Посмотри вокруг. Что видишь? Простор? Только он на тюремный двор похож. Я здесь в скалах заперт, как в крепости. Тесно мне, Швед. Я привык вместе с ветром по равнинам носиться — по таким, что ни начала, ни конца на горизонте не видно.

— Да… А знаешь, я согласен, что мы здесь среди ущелий и лощин застряли. Давай, Улаф, и правда, рванем на север, развеемся.